Том 2. Книга V

ГЛАВА III.

Григорий VII – Смещение некоторых прелатов. – Графы де л'Иль-Журден. – Бернар, граф де Бигорр, приносит оммаж за свое графство Нотр-Дам дю Пюи. – Основание приорства Мадиран. – Раймон, сын Бернара, графа де Бигорра, умирает молодым и заменен Беатриссой, его сестрой. – Сантюль, виконт де Беарн, удаляет Жизель, свою жену, и женится на графине де Бигорр. – Война Сантюля. – Его смерть. – Смерть Бернара Тюмапалера, графа д'Арманьяка. – Жеро II, его сын. – Эмери II, граф де Фезансак. – Раймон-Эмери, родоначальник семьи де Монтескью. – Графы де Пардиак.


Знаменитый Гильдебранд только что, в 1073 г., занял кафедру Святого Петра под именем Григория VII. В то время во всей христианской Европе царили вольные нравы. Сластолюбивые монархи по самым ничтожным поводам удаляли от себя своих законных супруг, и не считали зазорным публично вводить в свое окружение объекты своего сиюминутного увлечения, они и церковь хотели принудить освящать своими молитвами и таинствами капризы своих страстей. Великие вассалы подражали своим сюзеренам; примеру великих вассалов следовали бароны и дворяне, и из замков развращенность не замедлила распространиться в хижины. Таким образом, под утроенным гнетом власть имущих, и при равнодушной апатии или подлом страхе церковных властей, каждый день ослаблялась и грозила окончательно рухнуть нерасторжимость супружеской связи, этот великий венец католицизма. Развращенность была слишком общей, чтобы не захватить и алтари. Там скандал выглядел еще более печальным, и, тем не менее, он проявлялся с еще большим размахом, чем в ином другом месте, и особенно это происходило в Германии. Не только клирики низшего ранга, но даже и высшие духовные лица, открыто жили в грехе, а после жизни, столь далекой от строгости правил и святости их обязательств, они старались передать плодам их бессовестного распутства церковные прибыли, осыпали милостями своих приверженцев, вместо того, чтобы питать набожность, мужество и таланты.

В кругу высшего духовенства, куда он вошел благодаря доверию последних трех понтификов, Гильдебранд увидел все то же разложение, огорчающее христианство, и это заставило его глубоко страдать. Получив тиару, он посчитал недостаточным ограничиваться напрасными и бесплодными стенаниями: он посвятит свой понтификат, опираясь на свои права и права церкви, восстановлению чистоты нравов. Этому благородному решению его папского сердца, вызывающему уважение, не могло помешать никакое препятствие. Отсюда и его борьба, в которой некоторые заблуждающиеся или предубежденные умы видели лишь проявление его ненасытного честолюбия. Без сомнения, некоторые его действия покажутся чрезмерными, но какой же человек, оказавшийся у кормила власти в трудных обстоятельствах и среди яростного сопротивления, смог бы постоянно удерживаться в ограниченных рамках? Намерения его были правильны и чисты, действия внушительны, результаты – в высшей степени социальны. Нельзя отрицать, изучая этот весьма достойный период, его умение привлекать к себе внимание достойных и серьезных людей. Зачем же тогда с горечью говорить лишь о некоторых его редких и отдельных чертах? Так благородная фигура Григория VII, которому церковь выделила достойное место на наших алтарях, преследуемого легкомысленным и умствующим шумом прошлого века, теперь отмечена уважением и любовью большей частью историков. Сами отдаленные времена нас не красили, и о них не может быть единогласных мнений.

В действиях понтифика для пресечения зла были определены меры достаточно твердые, а иногда и строгие; но твердость и, главным образом, строгость зависят от подчиненных, которые почти всегда превосходят своих хозяев, превращая подчас строгость в жестокость и даже, иногда, в несправедливость. Наши епархии имели несчастье испытать это на себе. Новый понтифик, не успев еще возложить на себя тиару, уже послал легатов во все уголки христианского мира, чтобы там бороться с симонией и падением нравов, и защищать церковные законы. Кардинал Жеро, епископ Остии, получил свою миссию на юге Галлии. Он пересек Прованс, Лангедок, Аквитанию и Гасконь, и направился к Испании, безжалостно поражая всех, кто казался ему виновным. На своем пути он собрал в нашей провинции Церковный собор[1] на котором он снял нескольких прелатов, среди которых упомянуты архиепископ Оша и епископ Тарба. Эраклиус умер и был заменен Понсом, аббатом Симорра, который занимая епархию сохранил за собой свое аббатство. У обоих прелатов не было иной вины, чем общение с отлученным от церкви, и тот же Гийом намеревался добиться оправдания у папы Александра II. Также, считая себя обязанным быть свирепым, Жеро настойчиво просил для себя поддержки папы. Его чрезмерная строгость спровоцировала громкие протесты; жалобы дошли до Рима. Епископ Тарба отправился туда лично. Григорий, не желая отменять действий своего легата, и не зная подробностей процесса, не захотел принять решения и отослал дело на Церковный собор, где епископ был объявлен невиновным. Архиепископ Оша, более счастливый, был восстановлен на своем месте самим папой. Весь капитул не увидели большой беды в смещении их иерарха. Мало пока приученные признавать законы подчинения, они воспользовались этим случаем чтобы противостоять его власти. Конечно, Григорий не мог радоваться ослаблению власти. Как только он узнал о том, что произошло в Гаскони, он поторопился написать[2] епископам, предписывая им воздать их начальнику почести и покорность, как требует того обычай.

Похоже, эта временная буря не оставила следов, и Гийом не стал менее горячим радетелем дисциплины. В том же 1074 году, который начался для него столь печально, он подписался хартию, по которой Роже II, граф де Фуа, Беранжер д’Отрив и Бернар де Маркефав передавали монастырь Леза аббату Клюни[3]. Этот Роже был сыном Пьера[4], младшего сына Гарсенды де Бигорр и Роже Бернара. Он сменил своего отца или, возможно, даже Роже I, своего дядю, так как некоторые авторы исключают Пьера I из списка правителей. Он усилил могущество своего дома и проявил себя, главным образом, благосклонным к Клюни. Помимо Леза, он передал ему, два года спустя, замок Лорда в Саварте и церковь, которая только что по его приказу была построена в его собственных доменах. Епископ Лектура, Раймон, по прозванию Эббон, был одним из свидетелей его последней щедрости. Аббатство Сен-Понс де Томьер также имело свою долю в пожертвованиях Роже. С ним рассеивается тьма, до сих пор скрывающая его дом; отныне мы можем проследить его потомство. Чтобы обнаружить его предшественников, следует предаться исследованиям не только очень тщательным и скрупулезным, но вероятно и безрезультатным. Когда мы видим как дом Вэссетт, Олигазей, Марка и отец Ансельм колеблются или спорят между собой, становится ясно, что можно ожидать от наших исследований, и когда мы сможем рассеять потемки, ставшие еще гуще после 1789 года.

Среди благотворителей аббатства Леза считался Раймон Атон[5], граф де Иль, или скорее де Лиль. Это местечко было вначале только замком, названным Ictium Castrum, из которого вскоре сделали Silio. Впоследствии, вокруг замка раскинулся город, расположение которого среди вод дало ему название Лиль (Остров – прим. переводчика), и который получил прозвище Журден по имени его сеньоров. Первым из них, кто нам известен, есть этот самый Атон или Отон-Раймон, который жил после 1030 г. Он женился на дочери Раймона Тайефера[6], графа Тулузы. Некоторые называют ее Эммой, но совершенно не известно, на каком основании; нет даже сведений, была ли она от первого или второго брака графа; но, по крайней мере, о самом браке известно совершенно точно, и его достаточно, чтобы оценить положение Отона-Раймона. У него было два сына, Раймон, его преемник, и Бертран, которого мы вскоре увидим занимающим кафедру Комменжа, которую он прославил своими достоинствами и своим именем.

Раймон продолжил род. К 1060 или 1068 гг., каясь в своих грехах перед Богом, он передал монастырю Леза церковь Сен-Поль на земле Бокон, и вместе с церковью он передал алтарь и все необходимое для начала служб, крест, книги, кадило, чашу, дискос, облачение священника, vestimentum, целое кладбище и церковные права, связанные с ним; наконец десятины, которыми он владел. Акт подписан одним из его сыновей, умершим, без сомнения, ранее его, или, по крайней мере, не правившим, графами Арно и Бернаром-Одоном, которые владели частью Комменжа, и двумя епископами по имени Бернар, братьями этих графов, занимающих кафедры Комменжа и Кузерана. Отец Бернара-Одона погиб в сражении с графом д’Астараком, без сомнения в одной из столь частых войн между соседними сеньорами. Сам он умер в 1075 г.[7] и был похоронен в монастыре Пейрисса. Он оставил пятерых сыновей, Раймона, Бернара, Гийома, Фортаньера и Роже, которого его отец еще ребенком отправил в Пейрисса, где тот принял постриг и позже стал его аббатом. Четверо других нераздельно владели частью Комменжа, перешедшей их отцу; но из четверых трое умерло без потомства.

Бернар по крайней мере собрал все отцовское наследство и добавил к нему то, чем владели другие ветви дома. Бесспорно, именно от него[8] происходят графы Комменжа, о которых мы будем часто говорить.

В ту же эпоху, в 1071 г., мы встречаем сеньора, именуемого Раймоном-Арно, сына того Арно, который сделал пожертвование монастырю Ма-Гарнье в присутствии Раймона, епископа Лектура и Гийома Бернара, принца де Саве[9]. Этот Раймон-Арно вероятно был тем, кто в 1089 г. именовался принцем Вердена на Гаронне и возвратил этому монастырю четверть сеньоральных права на этот город; а принц де Саве был виконтом, который владел землями вдоль Сава, но не представляется возможным определить ни их род, ни владения. В то время титулы еще не были четко зафиксированы. В том же веке несколько графов д’Астарак говорили о себе иногда как о графах и принцах, а иногда как о графах и маркизах д’Астарак.

Ни один из сеньоров Гаскони не был столь же набожен и столь же покорен церкви, как Бернар, граф де Бигорр. Движимый своей набожностью, он предпринял, совместно со своей женой Клеманс, паломничество в Нотр-Дам дю Пюи[10]. Там, склонившись перед алтарем, он посвятил Богоматери себя самого и свое графство, в присутствии капитула, Бернара де Базейака, Гийома д'Астера и Арно-Гийома де Барбазана. То же самое сделает позже Людовик XIII, о чем напоминает торжественная процессия 15 августа; но граф Бигорра к этому добавил сумму в 60 солей, выплачиваемую ежегодно капитулу им самим и его преемниками. Это можно рассматривать как простое проявление набожности. Выражения клятвы вполне формальны: hoc donativum pietatis et religionis gratiâ peractum. Но епископ Пюи и его каноники позже захотят превратить тот поступок в признание вассальной зависимости и будут пытаться построить на этом абсурдном основании недопустимые претензии[11].

Граф и Эраклиус, епископ Тарба[12], владели монастырем Сен-Лезер, расположенным у ворот города, и которым управлял аббат Фроминиус в дни Сен-Совена. Им он перешел по наследству от их общих родственников; и несмотря на свою набожность, они не смогли воспрепятствовать падению монашеской дисциплины, которое туда проникало. Чтобы вернуть первоначальный порядок, они передали его аббатству Клюни, которое, согласно своему обычаю, преобразовало его в приорство. Этьен д'Олерон, Дюран де Тулуз, Грегуар де Лескар, Пьер д'Эр и Бернар, граф д'Арманьяк, подписали эту передачу 21 ноября 1064 г. Вскоре Эраклиус получил от Бернара освобождение от сана настоятеля Мадирана. Лу, прозванный Пишо[13], родом из Испании, был первым, кто расположился в этом месте с разрешения Раймона I, тогдашнего графа де Бигорра. Санчо, правнук Лу и его наследник, в детстве потеряв своего отца, был понуждаем своей матерью посвящать часть своего времени изучению святых писаний, чтобы образовав сердце и разум, читая псалмы и гимны, он смог однажды или одеть церковное облачение, или проявить себя более умелым в светских делах. Достигнув более зрелых лет, он стремился увеличивать и укреплять свой домен. Он часто появлялся при дворе виконтов де Мадиран, и еще чаще под знаменами Гарси-Арно, графа де Бигорра, которому помогал бороться с его врагами. Его мужество и его верность были щедро вознаграждены. Гарси-Арно и виконты, зная, что он не любил ничего так же как свою землю, даровали ему большое число арпанов. Эта щедрость не совсем удовлетворила его сердце, или скорее не желая терять перед Богом плоды его работ, он серьезно подумывал о том, чтобы оставлять свой круг и удалиться в монастырь. Вскоре небо предоставило ему благоприятный случай. Могущество и имя Санчо, герцога Гаскони, а еще более его высокая репутация отваги и мужества, привлекали к нему немалое число рыцарей и монахов. В числе этих последних особо выделялся Этьен, аббат Марсийяка в Керси. Санчо, видя и оценивая его заслуги, явился к нему, поведал ему свои намерения, которые тайно питал и указал ему земли, которыми владел. После этого он бросился к его ногам и стал умолять его принять Мадиран со всеми его владениями. Через дней после этой встречи аббат пригласил его в Марсийяк; и там, с разрешения Гарси-Арно и согласия его близких родственников и его соседей, постриг его в монахи. Санчо, в свою очередь, прежде чем принять постриг, передал монастырю Мадиран и все, чем владел, и предложил своему старшему сыну, Донату-Санчо, последовать его примеру, что тот позже и сделал. Он сохранил лишь малую толику своих владений для младших детей; еще он пожелал, что бы если кто-то из них умрет без потомства, его доля перешла бы монастырю. Два брата обосновались в доме, который был построен. Они давно уже мирно пользовались дарениями, которые им были сделаны, когда несколько соседей, силой изгнали их, и захватили их владения. Аббат Этьен тотчас же послал Санчо в Мадиран. Он надеялся, что его присутствие заставит прекратить захват и укрепит положение. Его ожидание не было обмануто. С внуком Лу все возвратилось на круги своя. Он, до конца жизни оставаясь настоятелем, разрушил церковь, и на ее развалинах выстроил новую, намного более просторную и красивую.

Не останавливаясь на этом, с помощью своих близких родственников и своих друзей в окружении графа де Бигорра, он добился наконец того, к чему стремились все монастыри, – полной независимости от светских властей. Чтобы получить согласие на это двух виконтов Мадирана, Гарси-Арно навсегда освободил их от ежегодного предоставления пятидесяти всадников для его свиты, которое эти сеньоры должны были ему. Это деяние стало венцом жизни Санчо. Чувствуя приближение конца, он призвал к себе одного из своих родственников по имени Бонпар. Тот поспешил явиться, и умирающий поведал ему о том, какую суетность он нашел в миру, и сколько спокойствия и умиротворенности он обрел в монастыре; он добавил, что зная его ученость и его мужество, он призывает его отказаться от брака, обрить бороду и голову и надеть священное облачение, как он сам сделал это в Марсийяке, чтобы он смог оставить ему сан настоятеля. Его призыв был услышан. Бонпар попрощался с миром, и, став монахом, сменил своего родственника. Но после смерти Санчо, обрывая связи, налаженные его предшественником, он отказался от зависимости Марсийяку, а когда аббат Этьен, который был еще жив, явился требовать свои права, он, забыв о тройном уважении, которое требовали его возраст, его сан и его достоинства, осыпал его оскорблениями и прогнал его из приорства. Сразу же после этого, он, в сопровождении виконтов Лаведана, Гийома Сильного и Гарси Сильного, своих родственников, и Арно-Раймона, по прозвищу Медведь, трех наиболее значительных сеньоров страны, отправился к графу Бернару просить его собрать в Мадиране епископа Тарба, а так же графов и виконтов соседних земель, и отправиться туда самому во главе своих рыцарей, чтобы вновь подтвердить, обеспечить и, если потребуется, защитить привилегии, уже предоставленные Гарси-Арно. Граф охотно откликнулся на эту просьбу, и в назначенный день он явился в Мадиран со всем своим рыцарством. Епископ Эраклиус, Эмери де Фезансак, Бернар д'Арманьяк, Гастон де Беарн оказались там же. Граф де Бигорр принес в их присутствии ожидаемую клятву, а после него и все остальные сеньоры.

Из усердия епископа и набожности графа извлекло для себя выгоду и аббатство Сен-Пе де Женере. Бернар находился в открытой борьбе[14] с Додоном де Бенаком, обвиняя его в измене, в которой тот не смог оправдаться. Эраклиус, Бозон де Жюйян, родственник графа, и другие гранды страны вмешались в этот конфликт. Бернар простил Додона при условии, что тот примет свое прощение в монастыре, управляемом тогда Одоном де Бенаком, его родственником, и вторым аббатом после Арсиуса; что тот и сделал в присутствии графа и его свиты, и что подтвердил, принимая тело и кровь Нашего Господа Иисуса Христа. Несколько лет спустя, Додон, придя помолиться в Сен-Пе в сопровождении жены и многочисленной свиты, и восхитительно отметив там со всеми своими праздник Рождества, поднялся на хоры и во всеуслышанье сказал: «Слушайте меня, о вы, мои бароны и мои товарищи по оружию, и помогите мне, как я вас прошу, вашим советом. Всемогущий Бог защищал меня с моего детства и возвысил меня, как вы знаете, над моими врагами. Теперь, если вы признаете это приемлемым, я собираюсь отказаться, от своего имени и от имени моих потомков, от всех прав, которые передали мне мои предки на монастырь и его владения». Все одобрили это решение и окружили его, в то время, как Додон и его жена клялись, возложив руки на алтарь. После этого, в знак своего полного согласия, они обняли Додона. Ipsumque osculati sunt ut sacramenta firmare vide­rentur.

Бернар с мудростью управлял своим графством и умел заставить уважать свою власть. Его успешное посредничество между Бернаром де Кастельбажаком и Арно Додоном, виконтом де Монтанарезом, смогло преодолеть их постоянные ссоры. В этом Бернару помогла его жена, и оба противника пришли к примирению, которое было гарантировано почти всеми сеньорами Бигорра. Встретив первый пример такого единодушия, мы считаем себя обязанными перед их потомками сообщить их имена. Картулярий приводит их в следующем порядке[15]: Эбрар де Пейрен, Арно де Монлезен, Одон де Пейрен, Жеро де Базийяк, Арно-Гильем де Бола, Б. Депуэй, Бернар де Кастельбажак, Бернар де Кастера, Раймон д'Оссен, Гарси-Бернар де Сомбрен, Гийом-Арно д’Астер, Арно де Тронсан, Терзоль д'Эпейс, Гийома-Бернар д'Арексо, Гильем-Бернар де Сен-Пасту, Раймон-Арно де Навайль, Одон д'Азере, Одон д'Аррибер, Эбрар де Лартиг-Мозка, Санс де Лурд, Лу-Гарси де Видуз, Раймон-Гарси де Навайль, Рейно де Барбазан, Арно-Гарси де Саруайриа, Гильем де Понтак, Арно де Жерд и Гильем де Лабатю.

Бернар был женат дважды[16]. Клеманс, его первая жена, дочь Бернара, граф де Комменжа, умершая вскоре после паломничества в Пюи, оставила ему сына. От Этьенетты, второй жены, у него была только дочь. Его сын, Раймон II[17], сменил его в 1065 г. Документы сообщают нам, что у него был конфликт с Арно, графом Комменжа, без сомнения по поводу наследства Клеманс, его матери, и что он опустошил некоторые его земли; но затем, желая компенсировать ему его потери, он отдал ему аллод, который Арно позже передал монастырю Леза. Вот и все, что мы знаем о его правлении, которое длилось недолго. Возможно, он не был женат; по крайней мере он не оставил потомства, и графство прошло Беатриссе, его сестре, дочери Бернара и Этьенетты[18]. Сразу появилось несколько претендентов на ее руку. Предпочтение было отдано Сантюлю IV, виконту Беарна. Давно уже женатый, он, по мнению большей части современных историков, даже не стал расторгать свой брак из-за надежды на новый богатый союз. Справедливо отметить, что распущенность грандов в этот век была крайне вопиющей. На каждом шагу мы встречаем подобные союзы, образованные и разрушенные по воле простого каприза или мимолетной страсти, и чувствуем, в какую бездну должны были привести эти примеры, подаваемые с верхушки общества в подчиненным. Слава, Вечная слава Григорию VII, который смог заставить соблюдать святость супружеского союза, источника мира и домашнего счастья! Распоряжения в отношении этого были непреложны, и конечно, никакая строгость не могла быть излишней против таких людей. Тем не менее, он умел, когда это было нужно, прибегать к мягкости и к просьбам.

Сантюль был женат на Жизель, своей родственнице, от которой имел сына, будущего Гастона IV, заморского льва, законодателя своей страны, одного из наиболее деятельных сеньоров своего времени. Григорий, взору которого было открыто все христианство, написал ему письмо поистине отцовское, призывая его разрушить запретный союз из опасения, что это пятно покроет все его добрые качества. Амату, епископу Олерона и легату Папского престола, было поручено совместно с архиепископом Оша, поддержать обращение понтифика. Виконт подчинился, разошелся с женой и передал ее в руки легата и митрополита, которые доставили ее в Марсиньяк возле Клюни. Святой Юг основал эту обитель в одном из своих вотчинных владений, чтобы она служила прибежищем благородным дамам, которые были брошены их супругами или открыто отвергнуты ими, и где они попытались бы забыть свет, где нашли только разочарования и горечь.

Покорившись своей судьбе, Жизель приняла постриг в этой обители и позже стала там аббатисой. Если верить Петру Почтенному, современному автору[19], небо явило лучезарное чудо, отмечая достоинства новой начальницы. Пожар уничтожил деревню, окружающую монастырь, и огонь, раздуваемый ветром, уже касался его стен. Отчаянье, вызванное его непобедимостью, заставило опустить руки всех, кто пытался с ним бороться. Давайте теперь послушаем знаменитого аббата Клюни, в переводе Марка. «В то время как жалобные голоса этих людей слились в неразборчивый гул, они, не зная, что предпринять, беспокоились лишь о судьбе служительниц Господних. Там случайно оказался Юг, архиепископ Лиона, который за порядочность своего нрава и свои религиозные беседы был назначен легатом почти всей Галлии папой Урбаном, к которому каждый подбегал как к отцу, и просил у него совета; главным образом они умоляли его убедить святых дам выйти оттуда, и не допустить, чтобы пристанище агниц божьих погибло в огне.

Взволнованный архиепископ спешит в монастырь, и быстро собирает монахинь, убеждая их позаботиться о своей безопасности; а так как они, лежа ниц, отказывались и беспрерывно уверяли, что предпочитают умереть, чем нарушить свой обет, архиепископ сказал им: – Я вам приказываю властью Святого Петра и папы, которого я представляю, и вашим повиновением вашему аббату, что бы вы немедленно вышли отсюда, и чтобы вы не позволили себе сгореть вместе с вашим жильем в этом пожаре. На это ответила дама высокого происхождения по имени Жизель, которую я видел много раз, словами, объединяющими веру и разум: – Отец, страх перед Богом и повеление нашего аббата заключили нас до самой смерти в пределы, которые ты видишь, чтобы мы могли избежать вечного огня. Вот почему не может быть никакой причины, чтобы мы вышли на своих ногах, ранее срока, назначенного нам для нашего покаяния, если мы не отпущены тем, кто во имя Бога нас здесь заключил. Так что, сеньор, пожалуйста, не требуйте от нас того, что нам не дозволено выполнить; но вместо того, чтобы приказывать нам бежать от огня, вооружитесь мужеством Господним, и прикажите скорее этому огню, чтобы он ушел от нас. Архиепископ, удивленный крепостью веры этой дамы, и сам внезапно наполненный также верой, выходит наружу, и встав впереди всех, кто там находился, с залитым слезами лицом, произнес: – Именем Божьим и ради веры этой женщины, которая только что говорила, проклятый огонь, уйди от обители служительниц Божьих, и не вздумай нанести какой-либо ущерб. Эти слова произнесенные епископом (подобно мне, это могут подтвердить все, кто это видел), обрушились на огненную стихию, и та, подавленная невиданным мужеством, словно ударившись о железную стену, не смогла продвинуться далее, и без единой дождевой капли угасла с невероятной скоростью сама собой».

После того, как Жизель оставила Беарн, Сантюль, ее супруг, искупая свой грех, основывал в Морла монастырь Сен-Фуа, в котором он установил устав Клюни. Десятина с полей, десятина с печей, десятина с владений, то есть с доходов от сеньоральных прав в денежном эквиваленте[20], и, наконец, целый город с его привилегиями, все это было передано общине, представленной Юно, аббатом Муассака, вероятно – братом дарителя. Архиепископ Оша, Бернар де Ба, епископ Лескара, Ама д’Олерон, Бернар Тюмапалер и важнейшие вассалы виконта подписали эту дарственную. Все-таки следует отметить, что это дарение было вызвано не столько религиозными чувствами, как политикой, и этой несколько чрезмерной щедростью виконт пытался привлечь духовенство и облегчить свой союз с графиней де Бигорр, на которой он женился некоторое время спустя. Пон, епископ Тарба, благоприятствовал этому союзу. Сантюль оплатил его услуги, передав под его управление аббатство Сен-Пе де Женере, которое до тех пор зависело от Лескара. Напрасно Бернар де Ба[21] жаловался, напрасно пытался бороться; его права были признаны недостаточными, а сам он после ряда преследований был изгнан из епархии и умер в ссылке, одни считают – во Фрежюсе, другие – в Эре, но скорее всего – в замке Небузан, позже разрушенным. Так об этом рассказывает картулярий Лескара, не осень авторитетный, но правдивый.

Сантюль был достаточно умелым политиком, чтобы принимать совершившиеся факты, как они есть, и хотя он был племянником Тюмапалера, он искал сближения с домом де Пуатье[22], присоединял свои войска к войскам Гийома, сына Ги Жоффруа, помог ему в некоторых его предприятиях, и получил в собственность Салье, которое до этого держал от отца герцога Аквитании, замок Карес, сюзеренитет над Сулем в том объеме, каким владели графы Гаскони, и двенадцати рудников, на которые они имели права от Глассака до Арганьона в Беарне, и от Арганьона до Сен-Мари в Олероне. Одним словом, все права, которые когда-то принадлежали графам Гаскони в вотчинах виконта, переходят к Сантюлю и его роду. Таково значение этого памятного акта. Мы можем его рассматривать, говорит г-н Фаже де Бор, как освобождение виконтов Беарна. С этого времени начинается их полная независимость, завоеванная при графе д’Арманьяке, признанная и подтвержденная герцогами Аквитании, победителями графа. Но все-таки следует признать, что его статьи достаточно темны, и другие акты позволяют опровергнуть такую интерпретацию; кроме того, двор Франции отказался его принять. И не смотря на его новые права, Сантюлю пришлось заключать с виконтом де Сулем особый договор, который смог урегулировать их долгие ссоры.

Занимаясь управлением своего государства, он вновь отстроил в примерно в те же времена город Олерон[23], лежащий в руинах после набегов норманнов. Пока был восстановлен собор с епископским дворцом. Затем, около него появилось несколько жилищ, и на левом берегу Гава образовалось то, что назвали городком Сен-Мари. Сантюль восстановил стены бывшего города, возвел мост, который соединил отдельные кварталы, и построил, церковь Сен-Круа, одно из наиболее красивых религиозных зданий департамента Нижние Пиренеи. Для привлечения жителей, которых он приглашал для заселения города, он предоставил им хартию, давая им привилегии более широкие, чем это было принято в Беарне[24]. Эти привилегии или saubetats (salvitates), были написаны на беарнском языке. Он торжественно подтвердил их, положив руку на евангелие, и вновь подтвердил их перед сотней людей из долины Оссо и сотней из долины Аспе.

Довольный тем, что он вновь отстроил и заселил Олерон, виконт де Беарн поддержал его епископа против претензий епископа Дакса[25], епархия которого похоже увеличивалась благодаря вакансии кафедр Гаскони, и который всегда требовал Суль и земли Совтерр. Архиепископ Гийом де Монто, чей суд первым рассматривал это дело, осудили епископа Дакса. Тот, будучи набожным и не корыстолюбивым, охотно подчинил; но наиболее высокопоставленные лица его капитула этому воспротивились. Тогда дело было передано Церковному собору в Пуатье, затем послано в Рим, и, наконец, представлено на рассмотрение кардиналу Ришару аббату Сен-Виктора, который, кажется, рассудил его как и архиепископ Оша. Конфликт распространился из церкви в замки; и в ла Реоле, назначенным легатом для окончательного решения, мы видим наряду с епископом Лескара, Раймона-Арно, виконта Дакса, Санчо, виконта Маррана, Лу-Гарси, виконта Ортеза, Гийома де Пуйона, его брата, Робера, виконта де Тарта, Алена де Мюгрона, брата епископа, Арно де Фальгара, его дядю, Додона де Брози, Гийома-Эзи д’Ортеза, Бернара де Салье, Арно де Копенна, Гийома дю Тиля, и других виконтов или знатнейших баронов, ни в чем не уступающих виконтам. На стороне епископа Олерона выступал Сантюль, который считал, что демонстрация силы пойдет им на пользу, и вошел в земли Микс во главе многочисленного войска; но с ним сразились и он был выбит. Один из его родственников остался на поле битвы с несколькими его людьми; значительное число было пленено врагами, которым досталось также не менее ста лошадей.

Виконт Беарна был более удачлив в его конфликте с Сансом, виконтом де Лабартом[26], который отказал ему в arciut (в кутюмах Беарна – обязанности за право взимания церковной десятины – Прим. переводчика), которым он был обязан графу Бигорра. Сантюль атаковал его, разбил и вынудил поклясться себе в верности и пообещать подчиниться его юрисдикции за свои вотчины в Бигорре, Кастельбажаке, Мовзене, или каком ином месте, где люди признают себя бигоррцами. Эмери, брат Санса, побежденный как он, так же принес оммаж, и оба брата представили тринадцать заложников своему победителю. Вот и все, что можно узнать об этих двух походах от богобоязненных хронистов той далекой эпохи, но зато они долго и подробно рассказывают нам об аббате ла Реоля, о том как малолетний ребенок, слабый, болезненный и парализованный на руки и ноги, отправившись просить здравия по наиболее знаменитым святым местам, чудесно обрел его в церкви монастыря[27]; как в знак признания был оставлен своими родителями в общине, и как позже был избран настоятелем. Не менее долго они рассказывают нам, как, чтобы избежать преследования со стороны виконта де Монтанера, которому так и не удалось добиться от него признания вассальной зависимости, он был вынужден укрыться в Сен-Севере, аббат которого был его дядей. Наконец, они поведали нам, что преследуемый виконтом, который лично отправился его разыскивать, он умер в святости в тот самый день, когда возвратился в свой монастырь; но они не позволяют нам забыть о том, как это трагическое событие отразилось на его преследователе. Он осознал свою неправоту. Сожаление пробудилось в глубине его души, и скоро он впал в черную меланхолию, которая через несколько недель свела его в могилу. Наши читатели должны смириться с тем, что еще некоторое время они будут узнавать детали только из документов духовенства. А они, следует сказать, не отличаются беспристрастностью.

Некий местный сеньор, по имени Гийом-Раймон де Бастр[28], попросил, умирая, быть похороненным в церкви Сен-Пе. Монахи, предупрежденные родителями, тотчас же отправились, с крестом и похоронными факелами, в дом усопшего, и провели там ночную службу. На следующий день они собирались похоронить тело, когда появился с вооруженным отрядом Бернар д'Азере, архидьякон Тарба, который, несмотря на их протесты, завладел гробом и доставил его в Лурд. Епископ встретил его на рыночной площади, и велел отвести его в собор. Этим епископом был Одон или Додон I, преемник Юга I, который сменил Понса, и только что возглавил епархию. Аббат Сен-Пе отсутствовал, он сопровождал в Рим епископа Олерона, где тот собирался отчитаться в своей дипломатической миссии. Монахи тотчас же сообщили о насилии архиепископу и графу Сантюлю, которые решили дождаться возвращения аббата и, главным образом, епископа Олерона. Амат пользовался во всей провинции большим почтением, благодаря его талантам, его достоинствам и, без сомнения, тому доверию, которым его удостаивал папский престол. Наконец, Сантюль созвал в Лурде ассамблею духовных лиц и мирян, где, рядом с виконтом Беарна и его баронами присутствовали Амат и аббаты Сен-Савена и ла Реоля. Епископ Тарба был единогласно осужден, и, чтобы возместить ущерб монастырю, он передал ему десятину с Семеака, получив взамен casal (ферма – Прим. переводчика) Сен-Марсиаль, которым монахи владели возле собора.

Вскоре после этого мы видим, как Сантюль и епископ Додон совместно передают Сен-Виктору де Марсийяк аббатство Сен-Север де Рюстан.

Пока виконт Беарна таким образом занимался богоугодными делами, пришла беда с той стороны Пиренеев. Санчо-Рамиро напал на него[29] во главе значительных сил. Не известны события, связанные с этой войной. Знаем только, что жители Лаведана бежали перед испанскими отрядами, оставляя им на разграбление свои дома и имущество; и что, после их бегства, Ришар и Гильем де Солоны захватили долину Котере и оставались там в течение года в ущерб аббатству Сен-Савен. Но по жалобе аббата Эбрара, был назначен судебный поединок, на котором боец де Солонов, был побежден бойцом монахов, и долина была возвращена монастырю.

Мир не замедлил восстановиться при посредничестве Альфонса, короля Кастилии, Ги, графа де Пуатье и Гийома, его сына; и Сантюль принес оммаж королю Арагона, как за Бигорр, так и за долину Тена, которая ему принадлежала; из этого можно предположить, что Санчо переходил Пиренеи только за тем, чтобы принудить его к этому. С этого момента, виконт показал себя верным вассалом. Эта верность даже стоила ему жизни. В 1088 г. он спешил на помощь своему сюзерену. Следуя по долине Тена, он попросил гостеприимства у Гарси, сына Азнара-Атона[30], который должен был ему albergade (в кутюмах Беарна – обязанность предоставления крова сеньору – Прим. переводчика); но пока он отдыхал под двойной защитой закона гостеприимства и вассальной верности, испанский предатель зарезал его со всей его свитой; и чтобы скрыться от гнева Санчо-Рамиро, он бежал к Маврам, принудив к тому же всех своих сообщников. Галенд, брат убийцы, в то время сопровождал короля в Кастилию. Его не стали наказывать; дома всех убийц были разрушены, а все потомство Азнара-Атона было навсегда изгнано из долины.

Сантюль оставил трех детей. Гастон, сын Жизель, сменил его в Беарне, несмотря на пятно, которое изгнание его матери бросало на его рождение. У Бернара, старшего сына Беатриссы, был Бигорр, как наследство его матери. Неизвестно, что вначале принадлежало Сантюлю, самому младшему. Но позже мы увидим, как он сменит своего брата Бернара в графстве Бигорр.

Бернар Тюмапалер предшествовал ему в могиле. Религия, похоже, не дала покоя его сердцу. Стыд не скрыть ни под какой одеждой, и проигранная честь не забывается ни при какой церковной службе. Чтобы как-то отвлечься, он участвовал во всех религиозных торжествах и выступал свидетелем всех значительных дарений своего времени. Прискучив этой кочевой жизнью, он возвратился в Морла вскоре после основания монастыря Сен-Фуа, чтобы навестить там племянника, который жил в замке этого города, первой резиденции виконтов Беарна. Там он заболел и умер 19 января, как нам сообщает некролог Сен-Мона, не указав при этом года. Эрменгарда родила ему двух сыновей[31]. Жеро II, старший, давно уже правил Арманьяком, но обо всем этом долгом правлении, мы смогли собрать только два факта. В 1073 г. он дал, при помощи своего брата, Арно-Бернара, сражение Сантюльону, графу или виконту Лескара; но и причину, и исход сражения, было бы напрасно искать в картулярии, который поведал нам об этом событии[32]. 11 июня того же года, он обговорил с Одоном I, сыном и преемником Арно, виконта де Ломаня, выполнение договора, заключенного их отцами.

Этот договор был заново утвержден; и в компенсацию некоторых условий, которые не были выполнены, Жеро[33] уступил Одону все права, которыми он владел в городе Лектуре и в виконтстве, как глава своей жены Азелины, единственной дочери другого Одона де Ломаня. Этот Одон был последним отпрыском одной из виконтских ветвей и, возможно, сыном Арно, которого Уаенар помещает между Раймоном и тем, кого мы называем Арно I. Отсюда видно, что в X и XI веках виконтство было разделено между тремя владельцами: аббатством Кондома, наследниками Юно, сына Гомбо, виконтами Гаскони и предками Азелины. Указанное соглашение устраняло эту последнюю часть и объединяло две трети руках Одона I. Он был еще жив в 1090 г., так как тогда он укрепил город Люпияк около Эньяна[34], зависимый от шателении де Батс. Совершенно не известно имя его жены, нет единодушного мнения о имени его сына; но его потомство было продолжено его внуком, чье происхождение вполне доказано, и кто носил имя Одона, как и его дед. Первому Одону Уаенар[35] дает еще в качестве дочери другую Азелину, жену Бернара, сеньора де Фурсе, а дом Клеман выдает эту Азелину, после смерти Бернара де Фурсе, за Жеро д'Арманьяка. Жеро умер к 1080 г. и был сменен Арно-Бернаром или Бернаром III, его братом, которого иные называют его сыном.

Эмери II, граф Фезансака, которого его отец Гийом-Астанов привлек к правлению, известен больше, чем Жеро. Вначале у него была длительная и бурная ссора с Гийомом де Монто по поводу нескольких мельниц, которые он велел построить в городе Оше вопреки архиепископу и его капитулу. Епископские города провинции и даже большей части Франции, построенные или восстановленные епископами, остались в их руках. Это было первым источником феодального могущества церкви. Она хранила то, что создала; отсюда борьба между прелатами и сеньорами. Мы сможем ее хорошо понять только когда узнаем происхождение сеньоральных прав. Давайте же рассмотрим их историю! Наш век, с его прогрессивными идеями, как нам кажется, призывает разобраться с этим. Соглашение, заключенное 1088 г., раскрывает права архиепископа[36]. Граф, в возмещение строительных расходов, сохранял за собой право пользования мельницами, но после его смерти они переходили Гийому и его капитулу, а если бы он решил совершить паломничество в Святую Землю, сразу же после его отъезда церковь Сен-Мари немедленно вступала во владение ими.

Установившийся мир был столь крепок, что Эмери почти тотчас же возвратил церкви аллод Гонфаласон[37], который держал некий сеньор, присвоивший его у метрополии. Возвращение не было бесплатным. Архиепископ и его каноники отсчитали Эмери 80 солей в монете Оша, как гласит договор. Мы находим еще несколько других примеров подобного выражения. Следует ли из этого, что у Оша была своя монета, отчеканенная в нем самом и его собственным штампом? некоторые авторы уверены в этом, и не удивительно. Многие прелаты пользовалось в Средние века этой привилегией. Все-таки, мы думаем, что речь идет просто о монете, бывшей в обращении в Оше, независимо от места, где она была отчеканена. За этим возвращением последовало возвращение Монбера[38], который Астанов, отец Эмери, передал Раймону Бюффа за лошадь, и который сын этого Раймона вернул Эмери.

Примерно в то же время, граф, уступая настойчивым просьбам архиепископа, передал Клюни монастырь Сен-Люпер д’Оз, основанный Бернаром I, его прадедом[39]. Падение нравов проникло туда, и на лаконичном и энергичном языке хартии говорилось, что там оно было больше, чем в большей части других общин Гаскони. Святой Юг упразднил там место аббата и оставил лишь сан приора. Несколько лет спустя, граф подтвердил архиепископу дарение или, скорее, продажу сеньории Сен-Кристи, осуществленную его отцом за сто серебренных солей. Еще шестьдесят солей было выплачено по этому акту, утвержденному в Озе, под молодым вязом, который возвышался перед церковью Сен-Люпер по соседству с новым приорством. Астанов, сын Эмери, в свою очередь подтвердил эту передачу под молодым вязом, посаженным у порога зала его графского дома в Оше, в присутствии своего отца, своей матери, одного из своих дядей, Раймона-Бернара де Монто и Жеро д'Орбессана[40].

Эмери был не единственным членом этой семьи, щедро одаривавшей нашу метрополию. Арно, второй из сыновей, которой избрал жизнь каноника, и который стал прево капитула, передал Лагрола около Вика, и две другие земли. Арсиус де Монтескью отдал церковь Рамузан, которую ему передала Орианна де Ламот, его мать. Арсиус ссылается в хартии на имя Раймона-Эмери, брата графа Гийома Астанова. Ego Arsius de Montesquivo filius videlicet Raymundi Aymerici fratris comitis Guillelmi Astanovœ[41]. На этом достаточно ясном и положительном упоминании существующий ныне дом де Фезансак строит несколько спорные претензии. Мы их рассмотрим позже со всем уважением, которое вызывают древнейшие семьи, с их трогательной заботой о благородстве их крови, а также с беспристрастностью историков. Оже де Монблан и Пердигон де Камарад подписали акт дарения Арсиуса.

Оже, граф де Пардиак, следуя примеру своего родственника, передал церковь Сен-Кристо (1088)[42] по акту, в котором мы видим имена Одона де Бассуе, Одона де Пейрюсса, Одибера д’О, Арсиуса-Фора де Море и Гарси, аббата Маскара. Это все, что мы знаем об этом аббатстве, которое не оставило никакого следа в исторических воспоминаниях, что заставляет нас предположить, что Гарси был одним из столь многочисленных в Беарне светских аббатов, и что имя упомянуто потому, что он владел частью прав, владений, ренты или десятины, которые ранее принадлежали монастырю. Оже был сыном[43] Бернара Пелагоса, первого графа де Пардиака. У Бернара этот Оже был от Маркезы, его первой жены. После смерти Маркезы он женился на Биверне, дочери Рамиро, короля Арагона, которая родила ему второго сына, названного Раймоном, и которая, овдовев, вторично вышла за Эмери, графа де Фезансака. От этого брака родились Астанов II, преемник Эмери, и Арно, прево Оша, о котором мы только что говорили. Пардиаки носили герб – на серебре червленый лев окаймленный черными воронами.

У Оже от Аманены, его жены[44], были: Юрсе, умерший раньше отца, не оставив потомства, Арно, который пережил отца, но тоже не имевший детей, как и старший, Гийома, который сменил брата и продолжил род, и, наконец, Эмери, судьба которого не известна. К этим четырем сыновьям следует добавить двух дочерей, Энди и Маркезу. Их отец был первым, кто принял имя Монлезен[45], по названию его главного замка[46].

Следуя примеру своего сюзерена, и обычные сеньоры старались проявить щедрость. В 1078 г. мы встречаем даму Палюмин, которая вместе с сыновьями, Гийомом и Леоном, передают Сен-Мари (Ошской – Прим. переводчика.) церковь Марсейян на Арро, с правом брать в соседнем лесу деревья, необходимые для строительства церкви и жилищ, и пасти там животных, главным образом свиней[47]. Монастыри питались ими до 1000 г. Родственник архиепископа возвратил Сен-Мэне в Маньоаке и Сент-Оранс в Астараке, и получил сто десять солей и добрую лошадь с седлом и сбруей. Юг де Сен-Кристье передал в Гаваре, около Флёранса, вместе со своим сыном, Арно, чтобы тот стал каноником. Однако он сохранил за собой половину пользования. После его смерти, это пользование должно было пройти Арно, если бы клерикальная жизнь ему бы не понравилась, но тогда ему пришлось бы вернуть архиепископу двенадцать солей в доброй монете, о чем у Юга была расписка; а если бы Арно не захотел или не смог набрать эту сумму, архиепископу разрешилось сохранить за собой всю землю, обеспечив сыну дарителя содержание, соответствующее его рождению. Но рента или пользование угасли вместе с Арно.



[1] Gallia Christiana, том 1. Coll. Concil. том 10, стр. 1811-12. Dom Brugelles. M. d'Aignan.

[2] Collectio Concil., том. 10, стр 47.

[3] Dom Vaissette, том 2, стр. 228.

[4] Там же, стр. 583. Grands Officiers de la cou­ronne, том. 2, стр. 307.

[5] Dom Vaissette, том 2, стр 391.

[6] Там же. Oihénart, стр. 535.

[7] Dom Vaissette, том 2, стр. 203.

[8] L'Art de vérifier les dates, том 2, стр. 268.

[9] Dom Vais­sette, том 2.

[10] Marca, кн. 9, гл. 4. L'Art de vérifier les dates, том. 2, стр. 268.

[11] В конце тома приведен весь документ в том виде, в котором он хранится в Картулярии Бигорра, и который, впрочем, сам является лишь копией, сделанной по распоряжению казначея Бигорра, именуемого N. de Malobodio, с оригинала, позже утерянного. (Примечание 81)

[12] Gallia Christiana, instrumenta, стр. 191.

[13] Cartulaire de Madiran. Manuscrit du Séminaire.

[14] Manuscrit du Séminaire. Marca, кн. 9, гл. 4.

[15] Cartulaire du Bigorre. Manuscrit du Séminaire.

[16] L'Art de vérifier les dates, том 2.

[17] Там же.

[18] L'Art de vérifier les dates, том 2. Marco. Manuscrit du Sémi­naire d'Auch.

[19] Marca, кн. 4, стр. 303.

[20] Примечание 82. См. в конце тома.

[21] Carlulaire de Lescar. l'Art de vérifier les dates. Manuscrit du Séminaire.

[22] L'Art de vérifier les dates, том 2.

[23] Marca, кн. 4, гл. 17.

[24] Примечание 91. См. в конце тома.

[25] Marca, кн. 4, гл. 18.

[26] Cartulaire de Bigorre. Manuscrit du Séminaire.

[27] Manuscrit du Séminaire.

[28] Marca, кн. 4, гл. 19. Gallia Christiana. Cartulaire de St-Pé. Manuscrit du Séminaire.

[29] L'Art de vérifier les dates, том 2.

[30] L'Art de vérifier les dates. Marca, кн. 4, гл. 11.

[31] Oihénart. L'Art de vérifier les dates. Grands Officiers de la couronne.

[32] L'Art de vérifier les dates.

[33] Там же.

[34] Там же, том 2, стр. 281.

[35] Notitia Vasconia, стр. 480.

[36] Cartulaire d'Auch. Manuscrit de M. d'Aignan.

[37] Chroni­que du Diocèse d'Auch.

[38] Cartulaire d'Auch. Chronique du diocèse d'Auch. Manuscrit de M. d'Aignan

[39] Там же.

[40] Cartulaire d'Auch. M. d'Aignan. Chronique d'Auch. Preuves, стр. 24.

[41] Оба графа передали также Гийому сеньоральные права, по которым несколько арендаторов были обязаны платить ему по 6 денье за барана и по 12 за свинью. Глава капитула мог обедать у этих арендаторов, которые должны были ему предоставить хлеб, вино, жареные яйца и орехи, а также они должны были поставлять овес для лошадей и кур к Рождеству Богородицы.

[42] Cartulaire d'Auch. Chronique, Preuves, стр. 23.

[43] L'Art de vérifier les dates. Grands Officiers de la couronne.

[44] Там же.

[45] Cartulaire d'Auch. Chroniques d'Auch. M. d'Aignan.

[46] Автор этой истории, рожденный в обычной, самой простой семье, не имеет чести принадлежать ни к де Монлезен-Пардиакам, ни к какой-либо иной из благородных ветвей, носящих это имя.

[47] Это животное было наиболее распространенным в стране благодаря нашим огромным лесам. Свинина было обычной едой богатого, и почти единственным мясом, которое знал бедный.

Hosted by uCoz