Том 2. Книга VII.

ГЛАВА IV.

Завещание Гийома, виконта де Беарна. – Череда браков Петрониллы, графини де Бигорр. - Смерть архиепископа Оша. - Покорность и смерть графа де л’Иль-Журдена. - Покорность графа Тулузского, - графа де Фуа, - графа д’Астарака. – Смерть Гийома, виконта де Беарна. - Строгость Бозона де Матá, графа де Бигорра. - Епископы Эра, - Лескара. - Учреждение Инквизиции. - Гримо, епископ Комменжа. - Смерть графов де Фуа, - де Комменжа, - де л’Иль-Журдена, - графа д’Астарака, - архиепископа Оша.

Гийом-Раймон еще не совершил паломничества за море, когда ему пришлось сменить своего брата. Неурядицы, которые удалили его на некоторое время из Беарна, а после возвращения – хлопоты по учреждению кутюмов и реорганизации законодательства, так и не позволили ему выполнить обещанное. Смерть настигла его в Олероне. В последние минуты своей жизни[1], уступая настояниям Гарсии, архиепископа Оша, Арно-Гийома де Бирана, епископа Тарба, и Пьера Клюнийского, он передал Тамплиерам, в виде компенсации за свое несостоявшееся паломничество, землю Мазере, где некогда возвышался великолепный замок. Он оставил за собой только десятины, которые вскоре передал церкви Оша, и дорожную пошлину, которую сразу же отменил. Он отменил также дорожную пошлину в Мансье и обеспечил на своих землях свободный и мирный проход для всех путешествующих. Он передал архиепископу Оша Оз и Демю, как залог за девяти тысяч морласских солей, которые ему предоставил этот прелат или его предшественник. Он предназначил для погашения других своих долгов доходы со своих земель, вплоть до прибытия его сына Гийома; а когда его сын завладеет Беарном, то половина его доходов должна была быть использованной на те же цели. Когда все долги будут выплачены, эта половина, в течение двух лет, должна идти на раздачу милостыни. Вассалы были забыты не больше, чем путешественники и купцы. Виконт для обеспечения их спокойствия подписал с графами д’Арманьяком и де Бигорром перемирие на пять лет, на котором настояли архиепископ Оша и епископ Тарба. Наконец, он выбрал обоих прелатов исполнителями своего завещания и присоединил к ним Р. Г. де Навайя, Ж. Од. д’Андуэна, Г. А. де ла Генге и Р. А. де Коараза. Он им поручил управление своей землей до прибытия своего наследника. Тем не менее, он приказал им сохранить на своих местах нынешних губернаторов всех его замков. Завещание было подписано 17 февраля 1223 г. Виконт де Беарн оставил единственного сына, Гийома де Монкада, молодого и блестящего сеньора, участника гражданских войн, которые раздирали Арагон в малолетство короля Иакова.

Арно-Гийом де Биран, который принял последний вздох Раймона-Гийома, пережил его лишь на несколько месяцев. Его сменил Аманье или Эмманюэль де Грессиньяк, из благородной семьи этого имени[2]. Аманье родился в Риоме, городке в окрестностях Бордо, на берегу Гаронны, и был связан с церковью Ангулема, деканом которой он был, когда 1 июня 1224 г. он занял кафедру Тарба. Прежде, чем предшественник Аманье сошел в могилу, Петронилла де Бигорр отдала свою руку четвертому мужу, хотя второе был еще жив; но этот брак длился еще меньше, чем предыдущий. Эймар де Ранкон, так звали новобрачного, и умерли почти одновременно, и Петронилла, не особенно расстраиваясь, заключила пятый брак с Бозоном де Матá (Mastas или, скорее, Mattas), сеньором де Коньяком в Ангумуа.

Борьба с альбигойцами несколько ослабла; святой престол настаивал на реешительных мерах, но не похоже, чтобы Соборы в Монпелье и Бурже способствовали его намерениям. Архиепископ Оша принял участие и в том, и в другом; он умер в ореоле святости некоторое время спустя после последнего (22 марта 1226 г.) и был похоронен в монастыре Сов-Мажор[3]. Его умеренность и человечность не уступали его набожности и усердию. Несмотря на ненависть, разделявшую взгляды, обе партии отмечали также его высокое мужество. Он имел преемником Аманье де Грессиньяка, которого в Тарбе сменил Юг де Пардейян. Этот почти сразу рассорился с аббатом Казе-Дьё по поводу патронажа над церковью Сен-Киттери в Рив-О (нынешний Плезанс). Одон де Лаведан, приглашенный в качестве арбитра, рассудил в пользу аббата и ссора прекратилась; было не до споров, так как начиналась новая альбигойская война. Людовик VIII явился с многочисленной армией. Бернар VI, граф де Комменж, попытался предотвратить бурю: он явился[4] в лагерь перед Авиньоном, примирился с Церковью, предоставил себя лично и все свои земли в полное подчинение королю, принес ему оммаж, обязуясь помогать ему против всех его врагов и, в том числе и против графа Тулузского. Пон де Тезан, Пьер-Раймон де Корнейян[5] и несколько других сеньоров последовали его примеру и принесли ту же клятву. После взятия Авиньона, государь двинулся на Тулузу.

Опасность была слишком близка. Журден, граф де л’Иль, также был вынужден покориться[6]; он покаялся перед аббатом фельянского монастыря; он передал себя лично, своих баронов, свой город л’Иль и все свои сеньории под покровительство вице-легата святого престола, и клятвенно пообещал предстать перед кардиналом, чтобы ответить на все претензии, приведшие к его отлучению от церкви. В залог своей искренности, он передал Журдена, своего старшего сына, графу де Комменжу, который принял его от имени короля Франции и легата. Этот акт состоялся в церкви Сен-Мартен-де-л’Иль, 26 сентября 1226 г. Бертран Журден, сеньор де Лонак, брат графа, Б. де Марестан, Г. де Меран, Одон де Прессак и многие другие сеньоры покорились одновременно с Бернаром Журденом. Старая дружба соединяла графа де л’Иля с сеньором де Марестаном; двойной брак должен был укрепить эту дружбу[7]. Маскароза де л’Иль была обещана старшему сыну де Марестана, и его сестра должна была выйти за старшего сына графа. Но первый брак не состоялся. Маскароза вышла за Гийома-Бернара де Лавора. От этого дружба между обоими домами не ослабла, и год спустя после брака сестры, Бернар Журден III женился на молодой Англези де Марестан.

Старый граф мало прожил после принесения оммажа королю Франции. Он составил свое завещание[8] в марте 1228 г., и удалился в монастырь Гран-Сельв, который выбрал местом своего погребения[9]. Он завещал Бернару Журдену III, своему старшему сыну, графство л’Иль и замки Меранвиль и Кастерá, а Журдену, второму сыну – Монтегю и Легевен со всем тем, чем он владел в Жимуа и на правом берегу Гаронны. Он пожелал, чтобы ребенок, которого его жена носила во чреве, вошел в число каноников Сен-Этьенна в Тулузе, если это будет мальчик, или стала монахиней в л’Эспинассе, если это будет дочь, и в этом случае она должна будет принести в свой монастырь триста тулузских солей. Наконец, он поручил своих детей и свои владения заботе Энди, своей жены, которой передал десять тысяч тулузских солей, обещанные ей в качестве вдовьей доли. Вскоре после этого завещания Бернар Журден II умер, а еще немного погодя Энди родила сына, который получил имя Бертрана и был посвящен алтарю, следуя последнему распоряжению отца. Он вошел в состав кафедрального капитула Тулузы, позже возглавил его, а затем занял кафедру[10] этой епархии.

Роже-Бернар де Фуа, более последовательный в своих поступках, чем другие графы Юга, вместо того, чтобы оставить Раймона Тулузского, объединился[11] с ним, и 30 сентября 1226 г. они подписали в Тулузе договор, согласно которому Роже-Бернар и Раймон поклялись в присутствии Бернара де Монто и Пона де Вильнева, не заключать ни мира, ни перемирия с королем Франции и его союзниками, без взаимного согласия. Они дождались ухода Людовика, которого тайная сила толкала к могиле. Война возобновилась, и после ряда успехов, когда временные потери компенсировались долговременным преимуществом, и когда появилась надежда на окончательную победу, непредсказуемый Раймон вдруг отрекся от всего прошлого и подписал 12 апреля 1229 г. самый унизительный договор[12], который только мог подписать государь, да и то только после полного поражения.

«Отныне он будет верен и послушен Церкви и королю; он будет бороться с еретиками и применит к ним скорое правосудие; он защитит церкви и восстановит их в их владениях и в их правах; он примет крест и проведет пять лет на Святой Земле; он вернет свою дружбу всем, кто покинул его знамена, чтобы перейти под знамена Монфора; он велит разоружить Тулузу и тридцать других городов, среди которых указаны Верден, Кондом, Овийяр и Лонак; он принесет клятву верности королю и станет его преданным поданным. К этому он добавляет: если сеньор король, принимая во внимание наше унижение, и в надежде, что мы будем неуклонно следовать нашей преданности церкви и нашей верности короне, пожелает нас пощадить, пусть он выдаст нашу дочь, которую мы ему передаем, за одного из своих братьев. В приданое Жанны, так звали молодую принцессу, включались все домены графа Тулузского; отец оставлял за собой в пожизненное пользование только несколько доменов в Ажене, Руэрге, Керси и части Альбижуа, а если Жанна умрет, не оставив детей, ее владения перейдут королю, даже если у графа будут другие дети. Раймон обязывался содержать в Тулузе четырех профессоров теологии, чтобы обучать тех, кто захочет изучать вопросы, которые так долго разъединяли народ[13]. Наконец, он объявит войну сеньорам Лангедока, которые откажутся подчинить легату, и даже графу де Фуа». И словно не довольствуясь всеми унижениями, которыми он подверг себя в договоре, он дает согласие на то, чтобы его вассалы были освобождены от клятвы верности ему, если он нарушит какую-либо из статей.

Таков был этот договор, наполовину – религиозный, наполовину – политический, навязанный королевой Бланкой Кастильской, объявленной регентшей после смерти Людовика VIII. Под видом разрушения ереси разрушалась стройная система вассальной зависимости от короны. Беспристрастная история восхваляет и благословляет твердую и умелую руку, которая безжалостно уничтожала любые зачатки нестабильности в обществе, и умела оборачивать обстоятельства ко благу Государства, но это не мешает ей отметить позором подлое и трусливое сердце, которое согласилось на утрату прав своего рода и передало чужеродной семье благородное и блестящее наследство, которое оставила ему долгая череда его предков. Гийом де Пюилоран, капеллан графа, замечает, что, даже если бы его хозяин был взят в плен в сражении, любая из статей этого договора была бы слишком дорогой ценой за его выкуп. На следующий день, Раймон направился в парижский собор, босой, в рубашке и коротких штанах, чтобы подвергнуться публичному покаянию. Нельзя было без сострадания видеть, продолжает опечаленный капеллан, как столь значительный человека, успешно сопротивляющийся такому количеству врагов, таким жалким образом приближается к подножью алтаря. После церемонии, он оставался пленником в Лувре до тех пор, пока стены Тулузы не были разрушены.

Раймон попытался убедить графа де Фуа последовать его примеру; но когда его уговоры не были услышаны, он напал на земли своего самого верного союзника и завоевал некоторые из них[14]. За этим нападением последовало еще одно, куда как более грозное: Матье де Марли, наместник короля, двинулся во главе мощной армии в сторону Фуа. Не в силах дольше сопротивляться, Роже-Бернар вышел к нему навстречу в Сен-Жан-де-Верже (16 июня 1229 г.) и безоговорочно подчинился желаниям короля и вице-легата, который сопровождал Матье де Марли. Несколько месяцев спустя, он направился ко двору, где закончил свое примирение[15]. Король, чтобы компенсировать его потери, в которые вовлек его Раймон, назначил ему ренту в размере тысячи ливров с четырех или пяти земель в окрестностях Каркассонна. Раймон не замедлил вернуть ему все, что у него захватил. Но это было слишком недостаточным возмещением за все услуги, оказанные графам Тулузским домом де Фуа.

Граф д’Астарак, более здравомыслящий, чем Роже-Бернар, не решился слишком полагаться на признательность Раймона. Получив свободу, он почувствовал потребность искупить свое недолгое участие в деле еретиков, отправившись на борьбу с Неверными. Прежде чем уехать, он принял посох паломника в Бердуе и объявил свободными от любых налогов все земли, которые он передал этому монастырю. Его паломничество длилось недолго. В 1229 г., видя, что Раймон настроен заключить соглашение с короной Франции, он опередил его и заключил[16] свой частный договор. Когда король узнал о его отваге, он захотел привлечь его на свою сторону и пообещал ему тысячу ливров ренты, которая должна была быть назначена с Ажене, когда эта земля будет отвоевана у Раймона. Он поставил ему только одно условие, что бы Сантюль участвовал в этом предприятии во главе девяти рыцарей. Пока завоевание не завершится, он назначил ему сто марок серебра, которые сенешаль Каркассонна должен был ему выплачивать ежегодно.

Раймон вначале посчитал себя обиженным соглашением и, особенно, его поспешностью; но вскоре он успокоился, и в знак признания всего того, чем он был обязан графу д’Астараку, он передал ему[17] все, что принадлежало дому Тулузы в замках Сен-Оран, Коссан, Беро, Коласон и Франсескá, и к этому добавил еще и то, чем владел в Фимарконе, не считая замка Сен-Пюи, который передал ему раньше. За все эти уступки, Сантюль принес ему оммаж.

Пока графы де Фуа и д’Астарак слагали оружие, Гийом де Монкад, виконт Беарна, тесно связанный с борьбой Полуострова, нашел славную смерть в бою. На какое-то время он показался по эту сторону гор, в 1228 г. Актом, составленном в Капсью[18], он принес оммаж королю Англии за свои земли в Гаскони, а также за Марсан, Брюйуа, Оз и Мансье. Вскоре он возвратился в Арагон и принял участие в завоевании Майорки. Экспедиция прошла успешно, но Гийому она стоила жизни. Его смерть оплакивалась всей армией, которая устроила ему великолепные похороны, и которая, желая отомстить за него, немедленно штурмовала столицу и захватила ее 31 декабря 1229 г.[19]. Виконт был женат на Гарсенде де Форкалкье, вдове Альфонса, графа Прованса. У него от нее были Гастон VII и Констанс, жена Диаса-Лопеза де Харо, сеньора Бискайи. Гастон участвовал в экспедиции на Майорку. Он не мог быть забыт при разделе завоеванного, которое его отец оплатил своей жизнью. Несмотря на его крайнюю молодость, ему предоставили честь руководить распределением, и он получил несколько фьефов, законную цену за подвиги Гийома. Он не долго оставался в Испании, и вскоре[20] появился во Франции, чтобы показаться своим вассалам. Гарсенда, его мать, считалась его опекуншей и правила от его имени.

Бозон де Матá, вместо того, чтобы задумывать дальние военные походы, вплотную занялся установлением мира и спокойствия в Бигорре и, главным образом, учреждением там правосудия. Виконт де Суль выдвинул претензии на замок Бидало. Бозон удовлетворил его, уступив ему десять ферм в Лаведане. Обе стороны пригласили свидетелями аббата Сен-Совена и виконта Арно д'Асте, и заручились согласием Юга, епископа Тарба, чтобы на нарушителя соглашения обрушились церковные кары. Убийства и разбои случались очень часто; город Вик страдал от них больше остальных. Граф, с согласия судей и всего суда Бигорра, постановил, что, если кто из его граждан претерпит несправедливость в открытом виде или как иначе, он обязан сообщить об этом главе судебного округа. Тот, в свою очередь, собрав судей города, обеспечит потерпевшему компенсацию от всего сообщества, а затем судьи и все сообщество займутся тщательным розыском виновного и уже с него взыщут то, что было дадено истцу. После этого, оставшееся имущество виновного и он сам будут переданы в руки графа, чтобы он решал его дальнейшую судьбу. Закон против убийства был еще строже: он постановлял[21], что тот, кто убьет человека в городе Вике, будет похоронен живым под трупом жертвы. Он позволял в то же время каждому схватить убийцу и держать его в заключении, не опасаясь штрафа за незаконное содержания под стражей.

Когда такая строгость позволила навести порядок, Бозон смог заняться проблемами жены. Петронилла требовала свою долю в графстве Комменж после смерти Бернара V, своего отец. Граф исчерпав возможности получить желаемое мирным путем, решил обратиться к силе и объявил войну своему шурину. Когда войска уже были готовы выступить, вмешался Аманье д’Альбре[22] и добился осуждения конфликта графом Тулузским. Место встречи было назначено на песчаной равнине Боск в Небузане, на границе Бигорра и Комменжа. Эта песчаная равнина слыла, по мнению народа за нечистое место, где колдуны Гаскони справляли свои шабаши, (но никто не был обязан этому верить, строго добавляет президент Marca). Там был заключен мир, и обе стороны пообещали принять решение, которое предложат два арбитра на пятнадцатый день после Праздника всех святых. В залог своего обещания, они передали в руки архиепископа Оша, графа де Комменж – замки Салье и Фрознак, а граф де Бигорр – замки Монкассен и Сен-Бланкá, с условием передать их противнику, если другая сторона нарушит уговор. Тогда же был установлен судья для рассмотрения всех затруднений, которые могли бы возникнуть при выполнении решения, и предусмотрено отлучение от церкви виновного в нарушении клятвы, и наложение интердикта на его земли.

Эти вооруженные конфликты, разжигая страсти, вызывали новые кровопролития. Тщетно Церковь, не чувствуя в себе достаточно силы, чтобы покончить со злом, пыталась хотя бы смягчить его, беря под своею защиту землероба, купца и пилигрима, и запрещая боевые действия три дня в неделю, ее голос не был услышан, а ее запреты постоянно нарушались; но к счастью для человечества Рим не лишал его своего попечения. Григорий IX, который только что сменил Гонория III, направил в 1229 г. буллу архиепископу Оша, в которой он сетовал, что божье перемирие постоянно нарушается в Новемпопулании, и ею же он распорядился обязать епископов, аббатов, архидьяконов и других церковно­слу­жителей заново принять клятву от всех графов, баронов (principes), рыцарей и всего народа. Он хотел, кроме того, чтобы эта клятва возобновлялась бы каждый год. Наконец, он предписывал ему безжалостно карать, не обращая внимания ни на какие оправдания, всех нарушителей этого святого и спасительного установления.

За этой буллой последовали[23] еще две: в первой папа просил архиепископа обращать больше внимания на поведением своего духовенства и бороться с теми, кто нарушает законы воздержания. Во второй понтифик, никогда не забывавший об альбигойской ереси, убеждал прелата всеми силами бороться с распространением заблуждений. Григорий с восторгом узнал о миролюбии Аманье; некоторые авторы даже утверждают, что он допустил его в свое ближайшее окружение. Кроме того, едва заняв кресло Св. Петра, он захотел явить ему доказательство своей признательности. Он предоставил ему и его преемникам право, что бы по всей церковной провинции Оша перед ними всегда несли крест. Эта привилегия была распространена потом и на остальные епархии.

Внимание архиепископа Оша было привлечено несчастьями церкви Эра. Постоянные войны, заражение вод и непогода настолько опустошили город, что едва ли там можно было насчитать двенадцать жителей. Епископу, лишенному какой-либо помощи, негде было преклонить голову, и из-за этих бедствий епископство потеряло весь свой прежний блеск. Мы узнали эти подробности из письма, направленного Аманье папе[24]. Погоревав о случившимся, прелат вспомнил, что рядом с Эром стояло аббатство Сен-Киттери, основанное некогда графом Гаскони, и в котором теперь обитало всего лишь несколько монахов. Он обратился к властям с предложением включить его в число доходов епископа или перенести туда кафедру. Григорий долго не соглашался с его предложением, но когда к нему присоединились голоса Юга де Пардайяна, епископа Тарба, и Гийома, сменившего Бернара де Морлá на кафедре Олерона[25], он решил этот вопрос положительно.

Булла датирована 7 января 1228 г. Представители папы отправились в монастырь Сен-Киттери вместе с епископами Лескара, Комменжа и Байонны; они согласились объединить доходы аббатства с епископскими. Они постановили, что епископ примет название епископа Эри и Сен-Киттери дю Ма, что сохранилось до наших дней. Также они постановили, что в случае вакансии выборы будут производиться попеременно то из одной, то из другой церкви; что монахи будут продолжать соблюдать устав Св. Бенедикта, но они будут иметь голос среди кафедральных каноников при выборах епископа. Несмотря на это слияние, каждая из церквей сохраняет за собой, помимо уставов, свои привилегии и свои частные владения. При подписании этого акта в Ма 30 апреля, в качестве свидетелей, помимо прелатов, выступило большое число почетных лиц (bonorum virorum). Документ долго хранился в красной книге Эра, пока не пропал вместе с ней. Епископа, который занимал тогда эту кафедру, звали Арно или, скорее, Оже. Стоит отметить, что он был аббатом Сен-Киттери до принятия епископского сана, и, вероятно, как было широко распространено в то время, он, сохранил за собой и свое аббатство, что, возможно, подтолкнуло или, по крайней мере, облегчило это объединение. Он сменил Готье[26], монаха Клерво, чью эпитафию, как говорят, можно прочитать в нефе аббатства Боннево. Церковь Эра охотно выбирала своих прелатов из монастырей. Перед Готье, но после Виталя д’Альбре, был выбран Жан, которого другие именуют Журденом[27], аббат Казе-Дьё. Это был монах высокой святости. Из скромности он долго сопротивлялся избранию. Пришлось обратиться за помощью к Жерве, аббату монастыря премонтрантов, который убедил его выполнить пожелание епархии. Жан уступил и добился возвращения десятины, когда-то принадлежавших его церкви. Именно этот епископ Эра присутствовал при бракосочетании графини Петрониллы и Ги де Монфора.

Епископ Лескара, который мы здесь упоминали, известен только под инициалом A, который чаще всего расшифровывают как Арно. Он был в то же самое время аббатом Сен-Севера. Именно в этом качестве он разбирался с епископом Эра касательно освобождения его монахов. Архиепископ Оша и епископы Тарба и Олерона, приглашенные арбитрами, решили вопрос в пользу аббатства. Это решение было подтверждено Климентом IV, а позже – Собором в Бале. Архиепископ лично договаривался в 1234 г. с Югом, аббатом Бердуе, и в 1239 г. с Раймоном де Молеоном, аббатом л’Эскаль-Дьё, о праве посещения, связанного с его саном, церквей, зависимых от этих монастырей[28].

Епископ Лескара сменил Раймона де Бенака, который сам оспорил свое место у своего преемника. Тот, именуемый Арсиус, также был аббатом Сен-Севера. Он был предпочтен своему конкуренту, но не долго пользовался победой. После его смерти, Раймон де Бенак получил наконец епископство, предмет своих вожделений, и занимал кафедру в мире и спокойствии. Он был еще жив в 1220 г. Жизнь его преемника, после его разногласий с епископом Эра, неизвестна, как и дата его смерти.

Архиепископ Оша, столь усердный в восстановлении согласия и единства среди своих выборщиков, не меньше внимания уделял и защите интересов веры. Он присутствовал в 1229 г. на Соборе в Тулузе[29], созванном кардиналом де Сент-Анжем, легатом святого престола. Там, помимо архиепископов Нарбонна, Бордо и множества епископов и других прелатов, присутствовали и граф Тулузский со всеми другими графами страны, за исключением графа де Фуа, который пока не покорился. Сенешаль Каркассонна и два консула Тулузы, один от города, другой от предместий, были там же. Собор был таким образом смешанной ассамблеей, и принятые там постановления опирались на авторитет обоих властей. Легат заявил, что он действует[30] с согласия и по желанию принцев, и в соответствии с советами баронов и рыцарей, в той же мере, как епископов и церковных прелатов.

Было решено учредить трибуналы инквизиции для расследования деятельности сект, замешанных в преступлениях и мятежах; эти трибуналы подчинялись епископам, а выполнение приговора возлагалось на сеньоров и их байли. Необходимо было очистить страну от враждебных догм любого толка и подрывных действий любых сообществ. Тем не менее, мы признаем: создаваемый институт был опасен и грозен, и, к несчастью, он мгновенно пропитался духом реакции, которая произвела его на свет, и строгостью судебных установлений того времени. Все это поставили в вину Церкви, как если бы только одна Церковь была его создателем, и, главным образом, ее обвинили в строгости его судей, как будто судьи сеньоров были тогда менее жестокими и менее варварскими. Достаточно вспомнить постановления Бозона де Матá. Хотя акты этого трибунала поражают чрезмерностью и варварством, религия не была повинна в пытках, вызванных заблуждением и страстностью, и еще менее в крови, пролитой от ее имени. Христианские сердца больше других страдают от заблуждений, столь противоречащих духу христианства. Оставим же каждому веку его несчастья.

Меры, принятые в Тулузе показались Аманье недостаточными. Чтобы эффективней бороться с ересью, противостоять захвату церковных владений, соблюдать божье перемирие и прекратить разбои, разоряющие страну, он учредил Орден Веры или Мира[31], который папа Гонорий III поспешил одобрить. Григорий IX, преемник Гонория, подтвердил это в 1231 г., и предписал ему устав. Рыцари приносили три обета – целомудрия, послушания и бедности. Тем не менее, вступить в него могли и женатые. В этом случае их жены присоединялись к Ордену. Они жили отдельно от мужчин, но в том же монастыре; от них не требовалось отказываться от супружеской жизни. Одежда рыцарей была белой, на груди они носили косой крест, вышитый красной шерстью и образованный посохом и мечом, в знак того, что они сражаются под властью епископа. Помимо предписанных дней, они постились от Вознесения до Троицы, и со дня Св. Мартина до Рождества, как и накануне Успения Богородицы. В другое время они могли принимать пищу только два раза в день, и есть мясо не более трех раз в неделю. К новому Ордену позже было присоединено аббатство фейянов в диоцезе Рьё, и местности Рок и Рокет, переданные ему графом де Комменжем в 1261 г.; с самого начала его великим магистром был архиепископ Оша. Одон де Пардайян стал первым, которого мы знаем, командором в епархии.

Аманье в тот же год, когда учредил Орден Веры, освятил аббатство Фабар. Гримо, епископ Комменжа, который ему помогал на этой церемонии, через несколько месяцев пригласил его на освящение в Сов-Мажёр. Гримо был его аббатом; он когда-то постригся там, стал камерарием, и оттуда, в 1215 г. был приглашен занять кафедру Комменжа. Его бывшие собратья, не забыв его достоинств, избрали его своим главой, несмотря на его сан епископа, в 1222 г. Новый избранник закончил строительства церкви своего монастыря и упросил освятить ее с большой торжественностью Жеро де Малемора, архиепископа Бордо, в присутствии архиепископа Оша и большого числа прелатов. В 1234 г. он, с согласия общины, постриг в монахи Арно, епископа Эра, и передал ему приорство Буге. Так Арно стал одновременно епископом, аббатом и приором. Злоупотребления возрастали. Накопление бенефиций в одних руках всегда было бичом религии. Мы видели, как на Соборах Церковь первой признавала это, и громче всех выступала против. Но легче признавать злоупотребления и жаловаться на них, чем их уничтожить. Этот постоянно осуждаемый порядок вещей будет продолжаться до 1789 г. Арно не долго пользовался своей новой бенефицией, хотя мы и не знаем точной даты его смерти.

Гримо прославился упорными нападками на Раймона Тулузского[32]. Аббаты Муассака, Гайака и Монтобана жаловались на графа. Кардинал де Сент-Анж, не желая выносить решение лично, передал дело на рассмотрение епископу Комменжа, который затребовал к себе Раймона. Архиепископ Оша, епископ Альби, аббат Ла Шез-Дьё и несколько сеньоров поспешили вмешаться, и благодаря их усилиям, дело завершилось соглашением, но вскоре ссора между графом и аббатом Муассака вспыхнула с новой силой. Вторично получив поручение принять меры, Гримо четыре раза вызывал Раймона, и не получив никогда ответа, сам отправился к его двору, чтобы говорить с ним. Но и это не принесло ему успеха. Тогда он обратился к прево Сент-Этьена и поручил ему призвать его хозяина к порядку. Когда и это не помогло, он удалился в Каркассонн, так и не увидевшись с графом. Наконец, после двух лет безуспешных попыток, он, в присутствии архиепископов Оша и Бордо поразил его отлучением от церкви. Это решение было принято в Тулузе (16 марта 1236 г.); епископы Тулузы, Альби, Кагора, Родеза и Ажана, согласно его приказу, должны были огласить его во всех церквях их епархий. В мае он отдал такое же распоряжение архиепископу Нарбонна и всем его выборщикам. Это дело продолжалось еще довольно долго. Гримо так и не увидел его окончания. Его имя упоминается в документах до 1240 г. Он умер, вероятно, 23 июня этого года и был похоронен в хорах Сов-Мажёр.

Бернар VI, граф де Комменж, сблизился с Раймоном сразу же после парижского мира, и вскоре, их примирение стало столь полным, что он последовал за графом в Руэрг и присоединился к нему для борьбы с Раймоном Беранжером, с графом Прованса. Он мало прожил после этой войны и скоропостижно скончался в Лотаре, 29 ноября 1241 г.[33]. Его похоронили в аббатстве Боннефон, рядом с отцом[34]. Помимо Бернара, своего старшего сына, он оставил, Арно Роже де Комменжа, вначале каноника, затем прево и, наконец, епископа Тулузы. Арно-Роже был возведен в этот сан в Риме самим папой, но он умер возвращаясь через Альпы и был похоронен в церкви кордельеров в Саматане. У Бернара от Сесиль де Фуа, его жены, кроме того были: Маскароза, вторая жена Анри II, графа де Родеза, и Сеги и Руж, судьба которых нам неизвестна.

Бернар VII сменил отца, и 4 декабря принес оммаж к графу Раймону за замки Мюре и Саматан[35], и за все остальные фьефы, которыми владел в диоцезе Тулузы. На этой церемонии присутствовали епископ Комменжа, Роже, граф де Фуа, Журден и Бернар-Журден де л’Или, Сиккар и Галлабер де Монто, Сикар де Мирамон, Журден де Лотар, Гийом Арно Тулузский, Арно-Гийом де Симорр, Арно-Гийом де Лабарт и Гийом де Бувиль.

Роже сам только что сменил Бернара-Роже, графа де Фуа, своего отца. Тот, добившись на полях сражений прозвища Великого, которым наградил его народ, провел остаток своих дней в покое. Чувствуя приближение своего конца, он удалился в аббатство Больбонн, принял постриг[36] и мирно там почил, приобщившись св. таинств из рук аббата. Он был женат дважды. Эрмессанда де Кастельбон, его первая жена, принесла ему Роже IV и Эсклармонду, которая в 1231 г. вышла за Раймона, сына виконта де Кардонна, и которой он выделил семьсот пятьдесят марок серебра. Эрменгарда де Нарбонн, вторая жена, которая надолго пережила его, стала матерью Сесиль. Ей, едва вышедшей из колыбели, по завещанию Роже-Бернара предназначалось тридцать тысяч мелгорианских солей. В 1256 г. она вышла за Альвара, графа Урхельского, который, ради нее, отказался от Констанс де Монкад. Роже-Бернар в свои последние дни сделал различные пожертвования некоторым церквям и, главным образом, аббатству Больбонн, которое избрал местом своего погребения. Он поручил монахам, которых назначил исполнителями своего завещания, выплатить пять тысяч мелгорианских солей городам Орийяк и Гайяк и их аббатам, как компенсацию за те неприятности, которые он им причинил, пленив Жеро, аббата Орийяка. Столь христианская кончина, казалось бы должна была укрыть его от преследования инквизиторов. Однако, еще долгие годы они продолжали свои нападки на могилу бывшего защитника еретиков, и потребовалось, что бы Бернар де Флассан[37], байли Мазере, который ухаживал за ним в его последние дни, и который закрыл ему глаза, подтвердил на святом евангелие, в присутствии двух аббатов, его полную и несомненную преданность вере и церкви.

Роже IV поспешил принести клятву графу Тулузскому[38]. Он отправился в Люнель 27 июня и принес оммаж за замок Саверден и все домены, которыми владел в диоцезе Тулузы. Морен, аббат Памье, сопровождал Роже в Люнель. Он предложил Раймону разделение прав на город, которым уже давно пользовались предшественники Роже. Граф Тулузский великодушно отклонил это предложение, и предоставил аббат произвести раздел прав на Памье с молодым графом де Фуа; он направил даже восхваляющее его письмо ко двору Франции. Роже отправился вслед за этим письмом, и признал себя вассалом Людовика IX за все земли, которыми владел в диоцезе Каркассонна. Вернувшись, он возобновил 23 июля вместе с Мореном раздел, от которого отказался Раймон.

Графство де л’Иль только что тоже поменяло владельца. Бернар Журден III умер в 1240 г.[39]. Журден, его сын, умер раньше его, не оставив детей. Сам он оставил только дочь, Альпаизу, которой он завещал сто марок серебра, а все владения он передал Журдену де л’Илю, своему брату, ставшему четвертым графом этого имени. Тот поспешил выдать Альпаизу за Жеро де Фурсé, сына Юга де Пардайяна. Юг де Пардайян, епископ Тарба, Гийом де Пуденá, Бертран и Раймон Журден де л’Или, присутствовали при заключении контракта (15 мая 1244 г.). Раймон Журден был сыном Отона Бернара де Таррида, и владел частью Жимуа. За эти земли он принес оммаж графу Раймону, как и за все то, чем владел в диоцезе Тулузы. Он умер без детей и завещал свои земли Одону де Тарриду, сыну Альпаизы, свей сестры.

Главные участники великой альбигойской борьбы оставили этот мир почти одновременно. Сантюль д’Астарак, знамена которого постоянно противостояли знаменам графов де Фуа, де Комменжа и де л’Иль-Журдена, присоединился к ним в могиле. За некоторое время до смерти, он составил завещание, в котором, именуясь графом милостью Божьей, он оставлял Астарак Бернару, своему старшему сну. Дата этого акта не известна, но, скорее всего, он был составлен около 1230 г., Oihénart и Père Anselme отодвигают его на три года. Dom Brugelles утверждает, что Сантюль был еще жив в 1238 г. Le manuscrit de M. d'Aignan указывает датой его смерти 1240 г. Согласно dom Brugelles, он велел заново отстроить церковь Кастийон около Симорра, где на своде до сих пор виден его герб, осененный крестом священной войны. Так или иначе, но он пережил Боэмона. Он оставил еще двух малолетних сыновей, Сантюля и Бернара, рожденных после того, как он составил свое завещание. Этому завещанию предшествовало двойное пожертвование в пользу церкви. Когда он, взяв в Бердуе посох паломника, отправлялся на войну с Неверными, он объявил свободными от налогов все земли, которые были отданы им Бердуе, и позже, 1 мая 1229 г., он передал архиепископу Оша все десятины, которыми владел в своем графстве.

Аманье получил и ряд других пожертвований от различных сеньоров. Папа, под предлогом, что епископы, занятые своими повседневными трудами, не в силах уделять должное внимание еретикам, уже передал инквизицию доминиканцам во всем королевстве, и особенно в провинциях Оша, Буржа, Нарбонна, Вьенна, Арля, Экса и Эмбрена. Этот декрет, казалось, выводил альбигойцев из сферы интересов архиепископа. Однако, это не помешало ему собрать в 1241 г. провинциальный Собор, место которого не известно, одни считают, что он состоялся в Оше, другие – в Ногаро, вероятно потому, что на нем был реформирован Капитул. Кроме еретиков, на нем были осуждены альбигойцы и симония. Через несколько месяцев после этого собрания, Аманье направился в Италию[40]. Он собирался присутствовать на Соборе, созванном в Латране Иннокентием IV, преемником Григория. Этот папа пообещал ему кардинальский пурпур, но Аманье был захвачен по дороге вместе с Жеро де Малемором, архиепископом Бордо, по приказу императора Барбароссы, против которого и собирался этот Собор. Император велел доставить его в Капую и бросить в темный карцер, где он вскоре умер, измученный голодом, нищетой и пытками. Его тело позже было перевезено во Францию и похоронено в церкви Сов-Мажор, где вплоть до 1789 г. сохранялась трогательная эпитафия, поведавшая нам о его происхождении, его заключении и его смерти.