Том 2. Книга VIII.

ГЛАВА I.

Гастон, виконт де Беарн. – Лига сеньоров Юга против Св. Людовика. – Их покорность. – Смерть графа д'Арманьяка. – Ссора претендентов на его наследство. – Виконт де Ломань заключает мир с жителями Оша. – Гастон строит замок Ортез, – его война с Англией. – Завещание Петрониллы. – Виконт де Ломань сближается с Англией, – он берет в плен графа д'Арманьяка. – Смерть Петрониллы. – Конфликт Эскива и Гастона из-за Бигорра. – Гастон примиряется с Англией. – Сир д'Альбре


Пока смерть уносила друзей и врагов Раймона Тулузского, молодой Гастон де Беарн рос под опекой Гарсенды, своей матери. Во время своего регентства, она, чтобы получить необходимую поддержку, передала сеньорию Гаро Арно-Гийому де Марсану, виконту де Лувиньи[1]. Этот сеньор воспользовался дарением во вред аббату Ла Реоля. Гастон, несмотря на свою молодость, вступился за аббата и забрал землю Гаро, которую его мать передала, похоже, лишь на определенное временя. Виконт де Лувиньи расценил его действия как личное оскорбление. Он начал вооружаться против Гастона, которого возмутила дерзость его вассала. Как обычно, взаимная ненависть переросла в торжество стали и огня, и вскоре у противников остались нетронутыми только хорошо укрепленные замки. Во избежание катастрофы, пришлось вмешаться их общим друзьям, Пьеру и Аманье де Ламотам, Гийому-Раймону де Пену, Арно-Гийому де Лабарту и Арно-Лу де Бильеру; благодаря их хлопотам оба виконта встретились за столом переговоров, и первым делом они попытались устранить разногласия между виконтом де Лувиньи и Бернаром из Ла Реоля.

По решению епископа Лескара и баронов страны, вопрос был передан на рассмотрение десяти уважаемым людьми, выбранным обеими сторонами. Аббат предложил Донната и Арно де Крабо, Раймона де Сансупуа, Фортанера де Салá и Бертрана де Мазероля. Виконт выбрал Анесанса де Севена, Бонеля де Мило, Дюрана де Пона, Раймона д'Абади[2] и Арно де Клавери. К этим десяти арбитрам присоединились Санс, епископ Лескара, и Арно де Коараз, и все вместе постановили, что монастырь Ла Реоль, будучи религиозной общиной, был вовсе не обязан выплачивать при рукоположении аббата сто морласских солей дому де Лувиньи, на чем настаивал виконт; но во имя установления мира он может это сделать, при условии, что виконт, явившись в монастырь, поклянется перед алтарем Св. Петра в том, что он будет защищать монахов против всех, за исключением графа де Пуатье, и подтвердит дарения, сделанные его предшественниками; наконец, он поклянется, что ни он сам, ни кто-либо из его подданных, никогда и ничем не нанесут вреда монастырю. Это решение было одобрено, и виконт, чтобы засвидетельствовать радость, которую он испытывал по поводу окончания конфликта, и свое расположение к аббатству, пожертвовал ему четыре тысячи арпанов земли, которой владел в местечках Юзан и Мазероль, вместе с правами сеньора этих мест (1 сентября 1233 г.). На следующий год (1234), когда Тибо, граф Шампанский, взошел на трон Наварры, ставший вакантным после смерти Санчо Пленника, своего дяди, Гастон возобновил союз[3], который Гийом де Монкад, его отец, заключил с ним за десять лет до этого. Он захотел даже, что бы Фортанер де Лекен, один из его главных вассалов, чья барония располагалась на вершине Пиренеев, верно служил Тибо, и позволил ему принять от короля за это, в постоянное владение, замок и город Сардолá. Фортанер принес за них оммаж в 1234 г. Гарсенда и ее сын подписали этот акт и поручились за верность своего вассала. Если верить Garibay, Гастон даже сопровождал в 1238 г. короля Наварры в его заморскую экспедицию, но кроме этого испанского автора, больше ни один историк, не упоминает об этом паломничестве, и ни один документ не указывает на него.

Весь Юг тогда бряцал оружием. Гордость знаменитой Изабеллы, графини де Ла Марш, которой претила мысль, спустившись с трона Англии, оказаться вассалом брата короля Франции, спровоцировала это восстание. Она привлекла на свою сторону слабого Генриха, своего сына, и непостоянного Раймона. Граф Тулузский, в свою очередь, вовлек[4] в мятеж Бернара, граф д'Арманьяка, Бернара, граф де Комменжа, Арно Отона, виконта де Ломаня, Журдена де л’Иля и многих других сеньоров. Генрих III поспешил переправиться со своего острова; он собрал вокруг себя сеньоров Гаскони и людей из Бордо, Байонны, Сент-Эмильена, Ла Реоля, Лангона, Сен-Макэра и Базá. Он затребовал у сенешаля Гаскони всех арбалетчиков, которых тот смог набрать. Но молодой Людовик, столь же смелый, сколь и набожный, не дал ему времени объединить все свои силы; он спешно двинулся к Ла Маршу, настиг англичан на берегах Шаранты, и разгромил их в сражении под Тайебуром, явив Франции нового героя; он заставил Генриха III постыдно бежать в Бордо, и высокомерную Изабеллу, вместе с Югом, ее мужем, склониться к его ногам.

В то время, когда Людовик впервые явил мощь своего оружия, Раймон, во главе своих конфедератов, выдвинулся в область Каркассонна и добился там некоторых небольших успехов. Но узнав о поражении Генриха III, он бросил все и поспешил присоединяться к нему в Бордо. Перед лицом новой опасности оба принца заключили новый, более конкретный и более торжественный договор[5]. Генрих обязал скрепить своей клятвой условия договора, как по букве, так и по духу, Жана де Плессá и всех своих баронов из областей Бордо и Базадé, в числе которых мы видим Шерюделя де Бержерака, Кенгийена де Леспарра, Арно де Бланкфора, Пьера де Кастийона, Бернара де Лекюссана, Гайяра де Ламота, Аманье де Ноайяна, Гийома де Фарга. Бозон, граф де Бигорр и Гастон де Беарн выступили его гарантами. Раймон принес свою клятву, а вслед за ним принесли клятвы Аманье д’Альбре, Арно де Бланкфор, Раймон де Комон, Гастон де Гонто, Арно де Монпеза, Арно де Марманд, Эскир де Фюмель, Виталь де Казанев, Бертран де Кардайяк, Гийом-Раймон де Пен, Гастон де Монто, Номпар де Комон и коммуна Ажана. Гарантом его выступил граф де Комменж. Несмотря на такое обилие клятв и гарантий, этот договор почти сразу же развалился.

Людовик, хотя и был ослаблен предыдущими боями и, особенно, эпидемией, которая опустошала его армию, приближался к землям Раймона. В то же время он сделал заманчивое предложение графу де Фуа[6]. Роже был в восторге от возможности заключить мир с королем Франции, и даже пообещал выступить против графа Тулузского. Его отступничество и приближение французской армии, породили в душах конфедератов тягостные сомнения. Они направили к Людовику епископа Тулузы, чтобы попытаться его успокоить. Монарх потребовал полного и безоговорочного подчинения; согласиться на это – значило полностью отдаться его воле и лишь уповать на его милосердие. Условие было очень жестким, тем не менее никто не осмелился его отклонить. Впрочем, Людовик подкрепил свой триумф умеренностью и великодушием.

Бернар, граф д'Арманьяк не долго прожил после этих событий, проявивших как его осторожность, так и мужество. Он совсем не оставил детей от Аньезии[7], чье происхождение нам совершенно не известно; поэтому вопрос о его наследстве встал очень остро. Маскароза, его сестра, возможно – единственная, или, по крайней мере, старшая, потребовала наибольшую долю. Она была женой[8] Арно Отона, виконта де Ломаня, которого вместе с графом д'Арманьяком мы только что видели участником лиги против короля Франции. Оба супруга постарались завладевать Фезансаком и Арманьяком, и принесли за них оммаж королю Англии. Предок Маскарозы был когда-то вынужден признать себя вассалом графа Тулузского, а до него графы д'Арманьяки, пользуясь своим расположением на границе Гиени и Лангедока, отклоняли любые претензии двух могущественных домов, правящих в этих провинциях. Но уже будучи вассалом Гиени за виконтство Ломань, Арно был готов признать вассалитет и за новое приобретение, и уговорил на это свою супругу. Один из его родственников, претензий которого он должен был особенно опасаться, стоял на стороне графа Тулузского, а Арно была нужна поддержка против его соперников, и, главным образом, против виконта де Фезансаге.

Роже, младший сын Бернара IV, которому при разделе отцовских владений досталась эта сеньория, только что умер, оставив трех малолетних детей, Жеро, Аманье и Арно[9]. Жеро наследовал Фезансаге, Арно – виконтство Маньоак, а Аманье был посвящен церкви. Картулярий Жимона позволяет нам обнаружить четвертого сына, пропущенного историками[10]. Роже, как говорит нам под запись за 1243 г., и Пюльсель, его жена, с согласия своих детей, Жеро, Роже и Аманье, вверяют Арно-Бернара, их сына, обители Нотр-Дам в Жимоне и аббату Гийому, и вместе с ним они передают землю Казо со всеми правами, которые с ней связаны, с единственным условием, что община никогда не будет ее продавать. Дарение было совершено в Пюикаскье и подтверждено в Мовзене. Рыцари Арно д'Аркье и Пьер де Гонто были главными свидетелями со стороны виконта и Пюльсель или Пенсель, его жены. Пенсель была дочерью Аманье IV, сира д'Альбре. Став опекуншей своих детей, она потребовала от имени Жеро наследство Бернара V, подкрепив это требование оружием.

Не замедлил появится и третий конкурент. Это была Сеньи, вдова Сантюля, графа д’Астарака, дочь, как считают некоторые, Бернара IV. В этом случае[11], как сестра Маскарозы, она потребовала свою долю в отцовском наследстве. Согласно гораздо большему числу исследователей, она, рожденная от Жеро и, таким образом, тетя обоих противников, потребовала то, чем владели оба ее брата. Добиваясь наследства, которое вскоре должно было появиться, она хотела заручится мощной поддержкой. Ее дом, за исключением нескольких столь частых измен сеньоров той эпохи, проявил себя особенно преданным графу Тулузскому. Сеньи считала, что без особого труда привлечет Раймона на свою сторону. 13 ноября 1244 г., за несколько дней до смерти Бернара V, она, в сопровождении Сантюля, ее старшего сынам, отправилась в столицу Лангедока и объявила себя лично, своих детей и весь Астарак вассалами графа Тулузского. Оммаж был полным[12]. Сантюль принес клятву преклонив оба колена и вложив свои руки в руки сюзерена.

Обрадованный Раймон поспешил засвидетельствовать свое господство в главных барониях Астарака. Его знамя было поднято на воротах и башнях Кастельно-Барбарана, Массёба, Дюрбана, Монкассена и Симорра; при этом глашатай трижды провозглашал его боевой клич: Тулуза, Тулуза, а его представителю вручались ключи этих пяти городов. Все это происходило на глазах у Юга де Пардайяна, епископа Тарба, Бернара, аббата Фаже, и трех сеньоров из Молеона, Бернара де Монегю, Одона ле Латура и Виталя де Сейссе. Свидетелями оммажа выступили епископ Тулузы, аббат Ломбеза, Амальрик, виконт де Нарбонн, Роже де Комменж, граф де Пайе, Бертран де л’Иль, Роже де Ное, Сикар де Мирамон и множество дворян.

Епископ Тарба, после смерти Аманье, а возможно, и во время его пленения, стал генеральным викарием епархии Оша. Вскоре он был избран архиепископом, но так и не занял кафедру, то ли потому, что папа не утвердил его избрания, то ли, что более вероятно, его постигла неожиданная смерть. Во всяком случае, в 1245 г. это место занимал[13] Испан де Маслак, де Массá или де Массé (все эти три различные семьи были древнейшими в нашей епархии, и последняя из них угасла в семье де Беон).

Сеньи быстро поняла, что она не в силах успешно бороться с Жеро; но предпочитая видеть наследство своих предков в руках чужестранцев, чем родственника, она уступила[14] все свои права графу Тулузскому, причем неизвестно, какую компенсацию она получила. Маскароза и Одон де Ломань последовали ее примеру и также передали свои права Раймону; но более предусмотрительные, чем их родственники, они сохранили за собой Куррансан, дворец в Со и половину Вика, иначе говоря, только то, чем реально владели. Эти два акта датированы 25 марта 1246 г. и подписаны графом де Комменжем, Арсье де Монтескью и множеством других сеньоров. Раймон, возможно, пытался только попугать Жеро и отдалить его от Англии. По крайней мере нет никаких доказательств того, что он хотя бы пытался предъявить свои права. Следует полагать, что он поспешил отказаться от этих прав, и вернул их виконту де Ломаню; во всяком случае, борьба между ним и виконтом де Фезансаге вспыхнула с новой силой.

Первый именовал себя: Одон, милостью Божьей виконт де Ломань и местоблюститель графа в Фезансаке и в Арманьяке. Город Ош не был склонен признавать нового сеньора. Чтобы приструнить его[15], Одон послал значительный отряд под командованием Гийома-Раймона де Пена, своего дяди. Войско состояло только из уроженцев Ажене, Ломаня и виконтства Овийяр, что является доказательством того, что оспариваемая страна разделяла чувства своей столицы и не признавала виконта. По дороге этот отрыв совершил все бесчинства, которые соперничество и, главным образом, соседство, во времена грубой силы и жестокости, посчитали необходимым добавить к бедствиям войны. Посевы были вытоптаны, виноградники вырваны, дома сожжены. Даже крест, столь уважаемый тогда, не смог защитить несчастных. Ош не был достаточно укреплен, и вскоре был взят штурмом. К счастью, его неприятности длились не долго. Тяжесть похода подорвала здоровье барона де Пена, который был уже тяжело болен, когда возглавил отряд, и он умер через несколько дней после своего вступления в город. Жители Оша воспользовались этим случаем, чтобы скинуть ярмо. Они стихийно вооружились и выгнали своих угнетателей. И нет никаких свидетельств, чтобы они омрачили свою победу малейшими репрессиями.

Арно понимал, насколько важно в данной ситуации не давать воли своей обиде. Он упросил Гастона де Беарна отправиться в Ош и предложить свое посредничество. К голосу благородного беарнца прислушались, и при его непосредственном участии 24 августа 1247 г. между виконтом де Ломанем, с одной стороны, и архиепископом, приором Сент-Орана и коммуной Оша, с другой, было заключено соглашение. Оригинал на гасконском языке долго хранился в архивах архиепископства, и погиб на одном из костров, которые в 1793 г. уничтожили столько памятников истории. Копия, спасенная от гибели, которая сейчас лежит перед нами, несколько скрашивает горечь этой потери, и, в то же время, подчеркивает ту степень падения, до какой опустилась тогда ценность письменных свидетельств человеческого бытия, по крайней мере в глазах наших противников. Насколько можно понять из этого путанного и отрывочного документа, Арно обязался разыскать и обеспечить поиски во всех своих доменах того, что было похищено, и вернуть это по принадлежности, удовлетворить все жалобы и оплатить в течение месяца потери в вине, зерне и других продуктах, половину в замке Лавардан и половину в замке Оша; никогда не преследовать самому и не оказывать никакой поддержки тому, кто будет преследовать кого-либо из членов коммуны; предоставить Бертрану де Брюньяну охрану замков Оша, Лавардана и Роклора, и вернуть свое расположение всем, кто выступал в защиту Оша; наконец он поклялся никогда не вводить в город более ста конников (acaouats), с сопровождающими их пешими оруженосцами.

Это обязательство было скреплено клятвой, принесенной на кресте, евангелие и алтаре Сен-Пе в Оше. Родственники виконта, Жанийон де Комон, Р. Г. де Навай, виконт де Суль и еще один Одон де Ломань принесли свои клятвы вместе с ним. Он обещал обеспечить подтверждение соглашения консулами Лектура и Овийяра, и просил подобного подтверждения от судов Арманьяка и Фезансака, и коммун Оза, Ногаро, Вика, Эньяна, Рискля, Югá, Бету, Молеона, Арблад-ле-Комталь, Сен-Кристи, Эспá, Кастельнавé, Кастийона, Роклора, Жегена, Лавардана, Пейрюссетта (Пейрюсс-Массá), Кастена, Дюрана, Сен-Кри и Обье. Взаимные обязательства должны были быть скреплены печатями Тулузы, графской и консульскими, консулов Ажана и Кондома, графа де Комменжа, Донны Сеньи, графини д’Астарак, и ее сыновей. Наконец, словно такого количества гарантов было недостаточно, Гастон и многие присутствующие сеньоры, Жанийон де Комон, Арно-Гарсия дю Фоссá, Бертран де Рокфор, Гийом де Фурсе, Арно де Лассеб, Готье де Ларрок или Ларрош, Пьер де Лакост, Галар д'Отишон, Виталь де Гонто, Юг де Корнейян подтвердили обещание виконта и поклялись крестом и евангелием, реликвиями и алтарем Св. Марии, что они выступят против виконта, если он отступит от обещанного. Все эти предосторожности показывают, как мало было в обществе доверия друг к другу. В призывании стольких свидетелей, в принесении стольких клятв, не было бы никакой необходимости, если бы не постоянные обманы.

Внимание всей Гаскони было обращено на Гастона. Гарсенда привела его, со свитой из шестидесяти рыцарей, ко двору Генриха III, который удалился в Бордо после поражения при Тайебуре. Мать и сына привлек туда, как говорят английские историки, звон стерлингов, которые, как они знали, в большом количестве водились у короля Англии. Во всяком случае, их пребывание там сопровождалось дорогостоящими празднествами и великолепными подарками, которые нанесли немалый ущерб казне. Таким образом Гастон и, особенно, его мать предпочли засвидетельствовать свое почтение своему сюзерену на месте, не отправляясь за Ла-Манш. Эта женщиной, если верить Матье Парижскому, отличалась некрасивой внешностью и необычайной толщиной[16]. Ее необъятная полнота, добавляет Матвей из Вестминстера, была такова, что она одна заполняла собой целую повозку[17].

Гастон использовал подарки Генриха Английского для строительства замка Ортез[18]. Виконты Беарна до сих пор жили в Морлá, и оставляли свой замок Урки только чтобы развлечься в замках По, Кадайон и Эскюр. Необходимость, которую он хорошо понимал, укрепить свои границы с англичанами, хозяевами Байонны и Аквитании, а также, без сомнения, красота обширного и богатого плато, заставили его выбрать Ортез. В качестве образца он взял замок Монкад, колыбель своей семьи. Фруассар, который увидел его во всем его великолепии, не сумел в полной мере выразить все свое восхищение. Виконт Беарна выбрал его своей резиденцией, и его преемники жили там вплоть до 1460 г., когда Гастон, принц Наварры, перевел свой двор в По.

Английское правление никогда не считалось благоприятным для Гаскони, несмотря на ряд материальных преимуществ, которые оно принесло провинции. Правление слабого и расточительного государя было не в силах преодолеть отвращения и вызвать симпатии. Вначале глухо роптали; затем, как по сигналу, взволновалась вся провинция. Гастон оказался во главе недовольных[19]. Виконт и его сторонники упрекали Генриха в разрушении, разграблении и угнетении, жертвой которых стала их страна. Генрих, в свою очередь, жаловался, что не нашел в Гастоне той поддержки, на которую он мог бы рассчитывать за свою былую щедрость, против Ричарда Ланкастера, своего брата, который хотел отобрать у него управление Гиенью, и жаловался всем на их несуразные требования и мятежи. Прежде, чем восстание набрало силу, он послал Симона, графа Лейстера, равного, возможно, в мужестве и талантах, но, разумеется, превосходящего в честолюбии, знаменитого Симона де Монфора, давшему ему жизнь. Лейстер переправился через море с флотом, наполненным людьми и деньгами, и нашел достойных себе врагов. После года непрестанных боев, единственное, чего он смог добиться, было лишь довольно короткое перемирие, известие о котором переполнила радостью Генриха и его двор.

Следующая кампания была более благоприятна для английского оружия. Лейстер разбил Гастона и взял его в плен. Согласно Матье Парижскому, можно сказать, что измена или, по крайней мере, не совсем достойные средства привели Гастона в руки его врага. Победитель послал его к Генриху, который жил тогда в Кларандоне. Он хотел, что бы тот смиренно вымаливал свою жизнь, и всем был обязан королевскому великодушию. Цель была достигнута. В Среднее века не часто с достоинством принимали неудачу. Перед боем часто выказывали себя жесткими, высокомерными, задиристыми; но после поражения склоняясь под ударом судьбы, без всякого стыда принимали то, что раньше надменно отклоняли. Гастон, сраженный обстоятельствами, не замедлил опуститься до мольбы, передал несколько своих замков короне Англии, и таким образом получил свое прощение. Более того, вскоре, благодаря вмешательству королевы Англии, своей племянницы, он сумел снова завоевать расположение короля, и был восстановлен во всех своих доменах.

Между тем граф Лейстер продолжал борьбу с гасконскими сеньорами. Некоторых он изгнал из их замков, нескольких повесил, и всюду наводил ужас. Возвращение Гастона, вместо того, чтобы успокоить умы, как этого ожидали, лишь подлило масло в огонь всеобщей ненависти, напомнив о неприкрытом вероломстве Лейстера. Вооружилась вся страна; английский губернатор, преследуемый таким количеством врагов, был вынужден спешно бежать за море, сопровождаемый лишь тремя солдатами (16 января 1251 г.).

Тем временем в Бигорре начались волнения. Спор о наследовании этого графства обещал быть более бурным, чем в Арманьяке и Фезансаке. Старая Петронилла была все еще жива, пережив своего пятого мужа и двух своих старших дочерей, Аликс и Перронеллу, которые были у нее, как мы уже говорили, от Ги де Монфора. Аликс была женой Эскивá, сеньора де Шабанне и де Конфолана, от которого у нее были два сына, Эскивá и Журден де Шабанне, и дочь Лора, виконтесса де Тюренн. Овдовев, Лора вторично вышла за Рауля де Куртене, от которого у нее была Матильда, графиня де Ти, жена Филиппа Фландрского. Перронелла, вторая дочь Петрониллы, стала женой Рауля де Ларош-Кексона в Нормандии, но не оставила детей. У графини де Бигорр была еще одна дочь, Амата или Эме, от Бозона де Матá, жена Гастона де Беарна[20].

После пяти браков матери и многочисленных союзов ее детей, было слишком маловероятно, чтобы не возникло никаких спорных вопросов. Петрониллы попыталась их предупредить. Заболев в Вик-Бигорре в 1239 г., она составила свое первое завещание[21]. В нем она объявила, что помимо двадцати тысяч солей, обещанных Бозону, ее мужу, в день их бракосочетания, она должна ему еще тридцать тысячах. Она пожелала, чтобы эти суммы были выплачены: сорок тысяч солей с графства Бигорр, и десять тысяч с виконтства Марсан. Она пожелала кроме того, чтобы ее муж пользовался этими двумя сеньориями до тех пор, пока оговоренные суммы не будут полностью выплачены; но получив все сполна, он должен передать Бигорр и Марсан в руки Аликс, ее старшей дочери, и ее наследников. Она назначает для выплаты некоторых других долгов десять тысяч морласских солей, которые будут поступать с земель Булуш, Ла Рёль, Парабер и Кексон. Наконец, желая вознаградить архиепископа Оша за всех хлопоты, которые он принял на себя ради нее и ее земель, и выплачивая пять тысяч солей, которые она заимствовала у Гарсии Делора, предшественника Аманье, она завещала ему ренту с Баньера, которой прелат будет пользоваться до тех пор, пока не возвратит себе пять тысяч солей. Петронилла не умерла от этой болезни, но в конце своих дней, пресытившись миром и чувствуя потребность после столь бурной жизни в спокойствии подготовиться к переходу в вечность, удалилась в монастырь л’Эскаль-Дьё и предалась религии.

Раймон, граф Тулузский, никак не отреагировал на этот разрастающийся конфликт. Примирившись с Церковью согласно парижскому договору, он теперь бросил все силы на попытку снять отлучение от церкви, которое все еще довлело над прахом его отца, не позволяя оказать ему почести христианского погребения. Первые комиссары, назначенные папой, кажется, вынесли решение в его пользу; но из-за нескольких формальных нарушений Иннокентий IV организовал второе расследование, и поручил его архиепископу Оша и епископам Пюи и Лодева[22]. Если верить новым авторам христианской Галлии[23], архиепископ и его коллеги, учитывая решение предшественников, произнесли над хладным и бездушным прахом оправдательное решение, которое открывало ему двери храма. Но факты противоречат этой версии. Тело никогда не было похоронено, и до 1793 г. в портике церкви Мальтийских Рыцарей можно было видеть открытую гробницу, в которой покоился черный и пыльный скелет; это были останки Раймона VI. Позже революционная буря завершила то, что начала религиозная нетерпимость. Под вопли толпы скелет был вытащен из своей могилы, и прах его был развеян по ветру.

Раймон, ожидая окончания этой процедуры, занимался тем, что принимал оммаж от своих вассалов. Граф де Комменж и граф де л’Иль, как наиболее верные, были удостоены чести быть посвященными в рыцари им лично. Изарн и Бернар, сыновья Бертрана-Журдена, двоюродные братья графа де л’Иля[24], признали, что держат от графов Тулузских все, чем владеют в Жимуа и окрестностях Гаронны. Другие сеньоры последовали их примеру; но не все клятвы честно исполнялись. Виконт де Ломань был первым, кто забыл свое обещание. Маскароза, его жена, умерла в первые месяцы 1249 г. Едва она сошла в могилу, как граф Тулузский заставил его жениться на своей племяннице, Мари Бермон де Сов[25], дочери Пьера Бермона де Сова, графа Жеводана и Мильо, и Жоссеранды де Пуатье, его первой жены. Этот брак, казалось, был обязан привязывать Арно к интересам своего нового дяди. Тем не менее, этого не произошло. Другой брак заставил его перейти на сторону Англии.

Маскароза оставила дочь, носящую то же имя, которая почти сразу же после смерти матери вышла за Эскивá де Шабанне[26], старшего сына Аликс де Монфор, и внука Петрониллы де Бигорр. Этот брак был заключен под покровительством Симона Лейстера, двоюродного деда Эскивá, который управлял тогда Гиенью с почти королевской властью, и располагал, таким образом, значительными силами. Тесть и зять рассчитывали на его помощь против Жеро. Тот, в свою очередь, обратился за поддержкой к графу Тулузскому, которому уже принес оммаж в 1243 г. за замок Мовзен. Измена Арно еще более сблизила нового вассала со своим сюзереном и обострила конфликт. Между Англией и графом Тулузским разразилась война, и Лейстер привлек под свои знамена Эскивá и виконта де Ломаня. Раймон, со своей стороны, обратился к Жеро, и тот без особых раздумий взялся за оружие. Случай казался благоприятным; Арно дрался далеко, и его отсутствие оставило Ломань беззащитной. Жеро напал на виконтство, взял и сжег несколько замков. Он хотел развить свой успех, но Арно поспешил на защиту своих доменов. Его скорое возвращение изменило расстановку сил. Вынужденный, в свою очередь, защищаться, Жеро попал в руки своего врага и оказался в заключении[27].

Узнав об этом, Раймон, обрадованный случаю отыграться на нерадивом вассале, вызвал (11 июня 1249 г.) победителя на суд в Ажан и потребовал от него передать ему в руки замок Овиллар и все земли виконта, зависимые от графства Ажене, и предоставить свободу Жеро, такому же его вассалу, как и он сам. Арно отказался повиноваться и подал 1 июля апелляцию на действия графа Тулузского королю Франции, их общему сюзерену. Он утверждал, что решение, которое его осуждало, было несправедливым, так как он владел правом суверенитета в наибольшей части своих земель. Помимо всего прочего, он взял Жеро, с оружием в руках, в доменах, которые он держал от короля Англии, и которые тот поручил его охране. Он добавил, что английский монарх платит ему деньги за содержание Жеро в плену до тех пор, пока граф д'Арманьяк не возместит причиненный им ущерб, и не выплатит штраф за ведение войны на землях, принадлежащих Англии; что, таким образом, рассмотрение этого дела ни коим образом не входит в компетенцию суда графа Тулузского, но если бы даже это было и так, то никакой суд не в праве выносить решение, не заслушав показания всех сторон; наконец, что ему не предоставили семи дней, как того требуют правила и обычаи светского суда, для подготовки оправданий. Несмотря на все вышеперечисленное, суд Ажана присудил его к конфискации Овиллара и других доменов, и это решение было выполнено.

Раймон не долго радовался унижению одного из своих врагов. Он заболел в Руэрге[28], и желая как можно скорее внести умиротворение в свою душу, исповедовался отшельнику, одному из самых известных в стране. Епископ Альби поспешил к нему, чтобы приобщить его к святым таинствам, которые он принял с чувством глубочайшей набожности. Как только он узнал о приближении святых даров, он пересилил мучавшую его болезнь, пополз навстречу и принял дары на коленях, на полу своей комнаты. Затем он велел перевезти себя в Мильо, где составил свое завещание, которое было скреплено печатями графов де Комменжа и де л’Иля, епископа Альби, аббата Муссо и шести сеньоров. Исполнителями своей последней воли он назвал прелатов своих земель и своих дорогих и верных Бернара, графа де Комменжа, и Сикара д’Аламана, которым поручил выбрать себе в помощь четырех горожан Тулузы. Он умер четыре дня спустя (27 сентября 1249 г.), оплакиваемый всеми своими подданными, сердца которых были расположены к нему скорее из-за его несчастий, чем благодаря его достоинствам, и которые могли только сожалеть, видя как кровь их старинных сеньоров растворяется в чужеродной семье.

Жанна, его дочь, и Альфонс де Пуатье, брат Св. Людовика, ее муж, только что отплыли в Святую Землю. Король Франции двинулся в путь еще раньше. Бланка, на которую было возложено управление королевством в отсутствие сына, поторопилась послать Ги и Эрве де Шеврезов, чтобы принять это богатое наследство от имени Альфонса и его жены. Оба представителя, прибыв в Тулузу, приняли 1 декабря в замке Нарбонне клятвы вассалов[29]. Бернар, граф де Комменж, принявший последний вздох отца, принес оммаж первым; за ним последовали Журден де л’Иль и два его кузена. Эти двое вскоре умерли, не оставив детей, и Журден, как глава дома де л’Иль принял их наследство. Сеньи, графиню д’Астарак, представлял Арно де Биран, который поклялся душой своей госпожи. Несколько дней спустя, Пенсель явилась лично и принесла оммаж как от своего имени, так и от имени Жеро, своего сына, все еще находившегося в плену. Из рыцарей, которые прибыли вместе с первыми вассалами и принесли оммаж вслед за ними, следует отметить Сикара де Монто, Изарна де Сен-Поля, Жордена де Лютара, Арно-Пона де Ное, Бернара де Вильнева, Раймона де Монкрабо, Бернара де Монтескью, Одона де л’Иля, Гийома де Рокфора и Одона де Франка, Арно де Корнейяна, Пона де Монлора, Раймона де Пуи, Роже де Латура, Раймона де Броквиля, Пона де Ногаре, Беранжера де Фаже, Фредоля де Лубана, Бернара де Гишене, Гийома де Виллеля, Гийома де Гожака, Адемара де Поластрон, Бернара де Монегю, Донá де Карамона, Адемара де Пюнти, Бертрана де Пена, Жана Дюбартá, Бернара д'Орбессана, Арно-Раймона д’Отпуля.

Альфонс и Жанна возвратились во Францию в следующем октябре, и 23 мая они совершили торжественный въезд в Тулузу. Они не долго оставались там, так как уже 30 мы находим их в Вердене, откуда они направились в Ажан. Виконт де Ломань явился представиться обоим супругам, и, не пытаясь оправдывать свое былое поведение, попросил пощады и милости, и признал себя их вассалом за виконтства Ломань и все земли, зависимые от Ажене. За это ему было возвращено виконтство Овиллар и другие, конфискованные ранее, владения. Жеро к этому времени уже получил свободу, так как в акте помилования[30] (4 июня 1250 г.) свидетелями выступают граф д'Арманьяк, Робер де Сен-Клар, Арно де Монпеза, Номпар де Комон и Раймон де Пен, сеньор де Тайебур. Эти же сеньоры сопровождали своего сюзерена в Панн в Ажене, где новым актом Арно признавал себя должным Альфонсу пять тысяч морласских солей, которые он некогда получил от последнего графа Тулузского.

Присутствие графа д'Арманьяка при этих двух актах позволяет предположить, что он получил свободу от своего старинного соперника, который тем самым пытался задобрить Альфонса и ускорить свое прощение; но их примирение было весьма недолгим. Война не замедлила возобновиться. Эскивá уже не мог предоставить существенной помощи своему тестю. Петронилла только что, наконец, завершила свою долгую жизнь (конец 1251 года). На своем смертном одре она составила новое завещание[31], в котором объявляла Эскивá своим наследником, и указывала Журдена, его брата, на случай, если Эскивá умрет, не оставив детей; если же и Журден не оставит потомства, она передавала графство Бигорр своей дочери Мате. Местом своего упокоения она избрала монастырь л’Эскаль-Дьё, которому она завещала свои золотые и серебренные вазы, свои реликварии, свои кольца, свои драгоценные камни, свои одежды и все, что находилось в ее покоях и в ее часовне. Затем она назначила источники денег для раздачи милостыни, и, наконец, выбрала в качестве исполнителей своего завещания, Арно-Раймона де Коараза, епископа Тарба, Арно-Роже де Комменжа, епископа Сен-Бертрана, Виталя д’Урлея, командора Бордера, Перегрена де Лаведана, и Гийома Фильо, горожанина Баньера.

Петронилла, для более надежного закрепления Бигорра за Эскивá, передала графство[32] графу Лейстеру, оставив себе только ежегодное содержание в размере семи тысяч морласских солей. Приданное Маты составило виконтство Марсан и сеньория Нотр-Дам дель Пилар в Сарагосе. За год до своей смерти, Петронилла добавила к этому все права, которыми владела на графство Комменж, и нетерпеливый Гастон поспешил закрепить свои новые права с оружием в руках. Бернар IV, застигнутый врасплох, был вынужден искать защиты у Альфонса. Был найден некий компромисс. Король Франции заинтересовался этим делом, и его посредничество привело к заключению мира, условия которого нам неизвестны. Во всяком случае, они не удовлетворили ни Мату, ни ее мужа. Едва Петронилла закрыла глаза, они потребовали себе Бигорр, утверждая, что ее брак с Ги де Монфором был недействительным, так как был заключен при жизни ее второго мужа, и что, таким образом, все их потомство является незаконнорожденным, и не имеет прав на наследство. Теперь Эскивá пришлось одновременно защищать как свои собственные права, так и права своей жены. Но, на его счастье, Гастон мог противопоставить ему только небольшую часть своих сил.

Гасконские сеньоры образовали новую лигу, душой и вождем которой был Гастон де Беарн[33]. Ла Реоль, Сент-Эмильон и еще несколько замков оказались в их руках. Гордые своим успехом, конфедераты объявили, что их цель – освобождение всей провинции от английского ярма; но золото их противника, щедро рассеиваемое в их рядах, внесло раздор между ними. Это не смутило Гастона, он двинулся на Бордо и окружил его. Генрих поспешил из Англии с флотом, насчитывающим более трехсот кораблей, и едва высадившись, он начал осаду Ла Реоля. Примерно в то же время он получил от папы бреве, грозившее отлучением от церкви всем его врагам под тем предлогом, что он принял крест, и, следовательно, никто не может нападать на него. Старейшина капитула Бордо, по поручению святого престола, предложил вождям восставших, Гастону де Беарну, виконтам де Фронзаку и де Кастийону, настоятелю монастыря Ма и мэру и jurats Ла Реоля, сложить оружие; а когда они отказались он объявил в епархиях Бордо и Базá об отлучении их от церкви, и приказал епископу Эра объявить о том же в своей епархии.

Гастон, не придавая этому особого внимания, обратился[34] к Альфонсо, королю Кастилии, и предложил ему сюзеренитет над провинцией; но так как испанский государь слишком долго тянул со своей помощь, Ла Реоль пришлось сдать, правда, на достаточно выгодных условиях. Другие конфедераты подверглись большей строгости. Генрих велел вырывать их виноградники, опустошать их нивы, сжигать и сносить их дома, его мстительность была более достойна злобной старухи, чем воина, как в отчаянии говорили его враги. Золото завершило начатое террором, и на праздник Рождества 1255 г., который король отмечал в Базá, некоторые сеньоры, которых не смогло сломить его оружие, поспешили получить свою долю в потоке королевской щедрости. Гасконцы, как говорит Матье Парижский, который поведал нам об этих распрях, перешли в дружеское состояние.

Неудачи не сокрушили виконта де Беарна. Несколько дней спустя он осмелился осадить Байонну, второй по значимости город провинции. Важность ее определялась ее портом; она имела множество своих кораблей, как боевых, так и купеческих; главный доход приносила торговля вином. Ее горожане часто жаловались на бесчинства англичан, ненавидели их господство и всей душой стояли за виконта де Беарна; но простонародье было предано Англии. Они и задержали солдат Гастона, некоторые из которых уже проникли в город, и сохранили его для старых хозяев.

Гастон рассчитывал на поддержку Альфонсо. Генрих привлек испанского монарха на свою сторону, попросив у него руку его сестры для Эдуарда, своего старшего сына. Альфонсо согласился и передал своему зятю все свои права на Гасконь. Этот брак заложил основание для установления мира. Гастон был включен в договор. По одному из условий, Генрих обязывался возместить гасконским сеньорам все потери, нанесенные им. Этот конфликт стоил Англии два миллиона семьсот фунтов стерлингов. За гораздо меньшую цену, говорили враги короля, можно было скупить всю Гасконь. Молодой Эдуард отправился в Бургос, где обручился с инфантой Алиенорой, и был посвящен в рыцари королем Альфонсо. Могущественный барон, дон Гастон де Беарн разделил с ним эту честь, как и несколько других принцев, имена некоторых из которых история сохранила. Следует отметить, что в почетном списке удостоенных золотых шпор[35], Гастон назван перед Родольфом Габсбургом, главой Австрийского дома, будущим императором, которому вскоре предстояло возложить на себя корону Карла Великого. Тогда же Альфонсо вернул все клятвы, которые этот виконт или его предшественники приносили кастильской короне за земли в Гаскони. Тем самым Беарн освобождался от любой вассальной зависимости по отношению к Испании.

Заключая мир с Англией, Гастон обязался передать замок Сол в руки молодого Эдуарда, которому его отец только что отдал Гиень. Замок принадлежал Гарси-Арно де Навайю, но зависел от виконтства Беарн, и поэтому Гастон мог им распорядиться. Английское господство не устраивало никого. Жители, подстрекаемые, без сомнения, сеньором де Навайем, восстали и закрыли свои ворота. Гастон в это время находился в Базá, вместе с графом д'Арманьяком. Он воспринял эти действия, как оскорбление, нанесенное больше лично ему, чем короне Англии, и решил наказать ослушников. Он тотчас же призвал[36] Аманье д’Альбре, передал ему замок Казенав, расположенный в трех лье от Лангона, и потребовал, чтобы документ подписали большинство сеньоров, среди которых мы видим Доа де Пена, мэра Базá. Замок Казенав, как и замок Базá зависели от виконтства Гавардан, и Гастон, передавая его сиру д'Альбре, делал его, тем самым, зависимым от себя человеком. Этот оммаж стал первым шагом, связывающим сиров д'Альбре с Беарном, которому их потомство принесет столько потрясений. Мы не знаем, что сделал Гастон для наказания жителей Сола. Известно лишь, что эта крепость была в руках англичане в 1264 г. Гарсенда, мать Гастона, в то время была еще жива и управляла доменами дома де Беарн в Каталонии. Видимо, она вскоре умерла. Во всяком случае, история больше не упоминает ее имени.

Сир д'Альбре умер раньше. Он вырос при дворе дона Хайме, короля Арагона, там же он впервые был опоясан мечом. Два трагических события отравили всю его жизнь[37]. На турнире, благородном и блестящем состязании, столь распространенном позже, мода на который только что начала распространяться, он по неосторожности смертельно ранил сира де Монберона, одного из своих соседей и, без сомнения, своего друга. Гийом де Лассерр, его бывший воспитатель, столь же невезучий, как и он, развлекаясь на охоте с несколькими английскими рыцарями, нечаянно убил казначея Генриха III. Король, скорбя о потере, велел схватить случайного виновника этой непредумышленной смерти, и без всякой жалости лишить его головы. Сир д'Альбре нежно любил Гийома. К боли, которую ему причинила ужасная суровость английского монарха, почти сразу же присоединилась скорбь от потери Ассалиды, его жены, дочери виконта де Тартá, а вслед за ней – смерть их старшего сына. Гасконь приносила сиру д'Альбре слишком много горя. Он отправился за Пиренеи и присоединился к монарху, возле которого прошли его первые, пока еще счастливые, годы. Он пытался забыть о своих несчастьях среди боев и прославился в сражениях с маврами; но слишком горестные удары подорвали его хрупкую и чувствительную натуру, столь необычную для средневековых баронов. Он умер довольно рано, не оставив детей от Изабеллы, близкой родственницы короля дона Хайме, на которой этот государь женил его вскоре после его возвращения. От Ассалиды, кроме ребенка, умершего вскоре после нее, у него было еще два сына, Аманье и Бернар. Первый из них и сменил его под именем Аманье VI.

Воинственная душа Гастона не знала покоя; но во всех его затеях было весьма сложно найти ту куртуазность и обходительность, которые законы рыцарства почитали неотделимыми от понятия чести во всем христианском мире. Так однажды, в 1266 г., он оказался с несколькими вооруженными солдатами в Ломани, около замка, в котором жила молодая виконтесса этой страны. Пользуясь представившимся случаем[38], он на рассвете напал на замок, захватил его и взял в плен молодую владелицу замка. Старый Отон-Арно, не имея достаточно сил, чтобы самому наказать обидчика невестки, призвал к правосудию Альфонса, графа Тулузского. Тот поручил сенешалю Ажене потребовать от виконта де Беарна прекратить его злодеяния, и дело на этом закончилось. Наказание не помешало Гастону похитить примерно в то же самое время единственную дочь[39] сира де Монтень-сюр-Жирон, с которым он воевал. Альфонс был вынужден снова вмешаться, но мы не знаем, чем все закончилось.



[1] Marca, кн. 7, гл. 1.

[2] Королевская семья Швеции без всякого сомнения происходит от этих д'Абади. Мать Карла-Иоганна XIV (Бернадота) была одной из д'Абади.

[3] Marca, кн. 7, гл. 1.

[4] Guillaume de Puylaurens. Dom Vaissette, том 3.

[5] Rymer Act. Pub., том 1, стр. 144. Dom Vaissette, том 3.

[6] Guillaume de Puylaurens, Marca, Dom Vaissette.

[7] L'Art de vérifier les dates. Grands Officiers de la couronne.

[8] Там же. Dom Vaissette.

[9] Dom Brugelles, M. d'Aignan.

[10] Manuscrit du Séminaire.

[11] Dom Vaissette, том 3, стр. 432.

[12] Dom Vaissette, том 3, стр. 433. Manuscrit de M. d'Aignan. L'Art de vérifier les dates.

[13] Gallia Christiana, Dom Brugelles.

[14] Dom Vaissette, Preuves, стр. 455.

[15] Manuscrit du Séminaire.

[16] Mulier singulariter monstruosa et prœ grossitudine pro­digiosa.

[17] Quadam mulier singulariter monstruosa cujus cadaver ver­mibus multis hœreditarium lecticam vacuam potuit onerare.

[18] Marca, кн. 7, гл. 2.

[19] Marca, гл. 2 и далее.

[20] Marca, l'Art de vérifier les dates.

[21] Marca, кн. 9, гл. 11.

[22] Catel, dom Vaissette.

[23] Том 2, стр. 715.

[24] Dom Vaissette.

[25] Там же, l'Art de vérifier les dates.

[26] L'Art de vérifier les dates, M. d'Aignan.

[27] Dom Vaissette, том 3, Preuves, стр. 471.

[28] Guillaume de Puylaurens, dom Vaissette.

[29] Catel. Dom Vaissette. Grands Officiers de la couronne.

[30] Dom Vaissette, том 3, Preuves, стр. 488.

[31] L'Art de vérifier les dates, Marca, стр. 827.

[32] Там же.

[33] Marca, кн. 3, гл. 6.

[34] Marca, гл. 7 и далее. L'Art de vérifier les dates.

[35] Geaufroi, archidiacre de Tolède.

[36] Marca, кн. 7, гл. 10.

[37] L'Art de vérifier les dates.

[38] Marca, стр. 618.

[39] Там же.



Hosted by uCoz