Том 2. Книга VIII.

ГЛАВА II.

Эскивá отказывается от своих претензий на Арманьяк. – Жеро приносит оммаж Англии. – Эскивá следует примеру графа д'Арманьяка, – он уступает свое графство Симону Лейстеру, – он заключает соглашение с Гастоном де Беарном. – Смерть графа де Фуа. – Смерть архиепископа Оша. – Основание монастыря кордельеров в Ногаро и Оше. – Смерть виконта де Ломаня. – Смерть графа д’Астарака. - Графы де Пардиак, – де л’Иль-Журден. – Война Эскивá с Симоном Лейстером. – Война Жеро д'Арманьяка с Альфонсом, графом Тулузским, – с жителями Кондома.

Неурядицы, вызванные смертью Петрониллы, пошли на пользу Жеро д'Арманьяку. Арно, виконт де Ломань, вынужденный подчиниться обстоятельствам, жаловался королю Англии, который, 13 апреля 1253 г., писал[1] в его поддержку архиепископу Оша, баронам, рыцарям, горожанам Оша и Ногаро, и судам Фезансака и Арманьяка; но Маскароза вскоре умерла, это произошло в следующем году, а не в 1255, как считают Brequigni и dom Clément[2]. Она не оставила детей; таким образом Эскивá не имел больше никаких прав на Фезансак и Арманьяк. Возможно, ему и причиталась какая-то денежная сумма, но, скорее всего он ее уже получил как глава своей жены. Сеньи уже давно отказалась от своей доли; виконт де Ломань выдвигал требования только от имени жены и дочери; он также выбыл из игры. После этого он легко согласился на перемирие и сложил оружие.

Итак, все претенденты отпали, и Жеро, наконец, стал обладателем богатого наследства, которого давно домогался. Не считая кратковременного сближения с Генрихом III, он всегда был сторонником графов Тулузских. Новое положение накладывало на него новые обязанности. Арманьяк и Фезансак, некогда отделившиеся от первоначальной Аквитании, всегда были более тесно связаны с Гиенью, чем Лангедоком. Поэтому, избавившись от соперников, он направился в Бордо, где тогда находился двор Генриха III, и перед тем, как приносить оммаж, потребовал тщательно изучить вопрос – приносил ли Жеро IV, его дядя по отцу, оммаж правителю Англии за графства Фезансак и Арманьяк. Три дня спустя (15 сентября 1254 г.) он объявил[3], что полностью убедился в оммаже предшественника и готов принести подобные клятвы, и соглашался потерять все домены, если в течение трех месяцев, нарушив данное им слово, не выполнит все, чего требуют законы вассалитета. Все рыцари обоих графств обязались от своего имени, и от имени своих потомков, отказать в повиновении Жеро, если граф проявит себя неверным по отношению к Генриху, или не принесет ему оммаж в назначенный срок. Рыцари предоставили письма, скрепленные их печатями и одобренные графом д'Арманьяком. Те из них, кто не имел своих печатей, предоставил обязательства, заверенные нотариусами. Коммуна Ногаро также принесла клятву, подтвержденную соответствующими документами, скрепленными городской печатью. Коммуны Оша, Оза, Жегена, Вика, Эньяна, Обье и Эспà последовали примеру Ногаро или предоставили нотариально заверенные бумаги.

Все эти гарантии показались недостаточными для Генриха. Он захотел сохранить за собой на пять лет замок и город Лавардан, обещая вернуть их по истечению этого срока, и обязуясь ничего не требовать сверх того. В обмен на вассальную клятву, он обязался защищать Жеро против любого нападения, лишь бы только оно произошло на землях, зависимых от короны Англии; он предоставил ему, кроме того, сумму, которую тот был должен выплатить Эскивá по соглашению, устанавливающим мир между домами д’Арманьяк и де Бигорр.

Жеро уже ранее приносил не менее однозначную клятву Альфонсу и его тестю. Нашим графам, находящимся на границе Гиени и Лангедока, приходилось учитывать свое расположение и соглашаться с требованиями, часто противоположными, соперничающих домов, правящими этими провинциями. Впрочем, в Средние века не редко можно было видеть, как вассалы клянутся в верности то одному сюзерену, то другому; да и как они могли этого избежать? Стройная система феодальных отношений, по мере своего развития, чрезвычайно усложнялась, принимая, подчас, самые причудливые формы. Довольно часто одна часть домена зависела от одного сеньора, а другая – от другого, подчас его врага. Отсюда обязанность посылать солдат в оба враждующих лагеря. Это была почти непрекращающаяся гражданская война. Во всяком случае, изменение подданства Жеро было признано и принято домом Франции, так как в мирном договоре между Францией и Англией, где с таким блеском проявила себя доброжелательность Св. Людовика, особо подчеркнуто: Король Англии приносит оммаж за Бордо, Байонну и Гасконь. Тогда он будет вправе принимать службу, оговоренную оммажем графств Бигорр, Арманьяк и Фезансак, которая следует из его права[4].

Эскивá было уже не до Арманьяка, так как Гастон только что примирился с Англией. Сильный сам по себе, и сверх того еще усиленный своими союзами и симпатиями гасконских сеньоров, виконт де Беарн собирался ускорить ход событий военными действиями. Эскивá понимал, что не устоит перед его напором. Высокий ранг, занимаемый графом Лейстером, его дядей, при дворе Англии, и злопамятство, которое мятежи и длительные войны Гастона должны были породить в сердце слабого и мстительного Генриха III, заставили его искать помощи с этой стороны. Ему удалось добиться поддержки этого государя, и чтобы лучше заинтересовать его своими проблемами, он признал себя его вассалом. Его предшественники приносили оммаж королю Наварры и Арагона, но никогда герцогам Гиени. Генрих это сам прекрасно понимал; он решил выкупить так называемые права церкви Пюи на Бигорр, и, опираясь на эту иллюзорную передачу, он велел направить из Сен-Макэра близ Бордо следующую грамоту, которую мы позаимствовали у Marca.

«Генрих[5], милостью Божьей, король Англии, сеньор Ирландии, герцог Нормандии и Аквитании, граф д’Анжу, всем, кто увидит эту грамоту, привет. Как в силу того, что наш дорогой и верный Эскивá де Шабанне, граф Бигорра, получил от нас графство Бигорра со всем, ему принадлежащим, чтобы держать его, как ему самому, так и его наследникам, от нас и наших преемников, на вечные времена, так и в силу особого согласия епископа и капитула Пюи, до сей поры прямых сеньоров упомянутого Эскивá и его предшественников, графов Бигорра, которые уступили нам и нашим наследникам право сеньора, которое у них было на вышеупомянутое графство; упомянутый Эскивá выказал нам почтительную преданность за вышеперечисленное, как от себя самого, так и за своих наследников; мы искренне обещаем, предоставляем и подтверждаем настоящей грамотой, что ни мы, ни наши преемники, никогда не потребуем ни от упомянутого Эскивá, ни от его наследников, ни иных кутюмов, ни иной службы, кроме тех, которыми графы Бигорра были обязаны церкви Пюи, при условии принесения нам и нашим наследникам оммажа упомянутым Эскивá и его наследниками за вышеупомянутое графство; и мы обещаем ему все то покровительство и защиту, которые церковь Пюи оказывала графам Бигорра, и будем помогать и защищать упомянутого Эскивá, графа Бигорра, и его наследников, как наших людей. В знак чего мы повелеваем ознакомить всех с этой грамотой, подписанной лично нами. Дано в Сен-Макэре, 15 июня, в 38 год нашего царствования».

Поддержка короля Англии нисколько не смутила Гастона; он явился во всеоружии и захватил Кастельно-де-Ривьер-Басс. Дворянство, не дожидаясь его наступления, уже разделилось[6]. Раймон д'Антен, Бернар де Базийяк, Оже дез Англе и Бернар де Кюгюроль объявили себя его сторонниками. Раймон Гарси де Лаведан, Арно Гийом де Барбазан, города Тарб и Мобурге, замок Мовзен и большая часть других мест остались верными его сопернику. Между тем, виконт де Беарн, хозяин положения, громил равнину Тарба и готовил нападение на столицу Бигорра. Напрасно Эскивá предлагал ему объявить причину обязательного объединения Бигорра и Беарна; напрасно он пытался передать решение о законности их прав на рассмотрения королей Франции или Англии, или графа Тулузского: Гастон, оставаясь глухим ко всем предложениям, с каждым днем все упорней давил на своего врага. Крайняя нужда вынудила незадачливого графа, Журдена, его брата, епископа и горожан Тарба, и суд Бигорра умолять о помощи графа Лейстера. Эскивá пошел еще дальше; несколько дней спустя, чувствуя себя слишком слабым, чтобы защищать Бигорр против атак виконта де Беарна, он написал дяде письмо, предлагая ему принять в дар злосчастное графство[7]. Столь недостойное предложение можно оправдать только тесными связями между Монфорами и Эскивá, благодаря которым внук Петрониллы уверовал, что своим графством он был обязан только им. Мы скоро увидим, насколько здраво он судил о своем дяде. Между тем помощь того не была так уж необходима.

Альфонсо, старший сын короля Арагона, пересек Пиренеи по призыву Гастона. Его приближение, которого так опасались сторонники Эскивá, принесло мир. Вместо того, чтобы вмешаться в драку, он выступил посредником между обоими родственниками и убедил их доверить решение своих спорных вопросов Роже, графу де Фуа[8]. Никакой иной выбор не мог более устроить обе стороны. Интересы Гастона были дороги Роже, потому что его старший сын был обручен с Маргаритой, второй дочерью виконта, а интересы Эскивá не были ему безразличны потому, что он уже дал согласие на его брак со своею дочерью, Аньес. Оставалось только предусмотреть все препятствия, которые могли возникнуть со стороны обоих соперников, при выполнении решения. Чтобы избежать этого, было заключено соглашение, согласно которому Гастон и Эскивá обязались, под угрозой штрафа в размере тысячи марок серебра, добровольно принять все решения графа де Фуа; и для более верного обеспечения своих слов, Гастон предоставил в качестве заложников Гарси-Арно де Навайя, Бернара де Коарраза, Раймона де Доми, Раймона-Арно де Жердере и Раймона де Миоссана, вместе с городами Виком и Кастельно-Ривьер-Басс. Эскивá, со своей стороны, предоставил Раймона Гарси де Лаведана, Арно-Гийома де Барбазана, Раймона де Барега, Жана Делора и замки Мовзен и Мобурге со всеми их зависимостями. Эти предварительные условия были торжественно подписаны в присутствии Альфонсо, Арно-Раймона, епископа Тарба, Жеро, графа д’Арманьяка, Арно де Монтагю, Пьера де Пуэйя и некоторых других сеньоров. Шесть дней спустя, граф де Фуа объявил свое арбитражное решение.

1° Граф Эскивá уступает своей сестре и своему зятю виконтство Марсан с городом Мобурге и всей той территорией, которую позже назовут землей Ривьер-Басс.

2° Гастон и Мата отказываются от себя и своих преемников, в пользу Эскивá и его преемников, от всего графства Бигорр, так же как и от замков Шабанне и Конфолан, которые они у него оспаривали среди всего прочего.

3° Эскивá будет считать сеньоров д’Антена, де Базийяка, дез Англе и де Кюгюроля, и всех их сторонников, свободными от возмещения всего ущерба, нанесенного ими в течение войны, и возвратит им все земли и замки, которые он захватил у них.

Граф де Фуа оставил за собой право рассмотреть претензии сторон на графство Комменж, если они захотят разобраться и с этим вопросом. Это решение было принято в субботу после праздника Воздвижения 1256 г., в благородном замке Ортез, в присутствии Бертрана, епископа Лескара, Раймона, епископа Олерона, Наварра, епископа Дакса, Гийома д'Андуена, Бернара де Коарраза, Раймона-Гарси де Лаведана, Арно-Гийома де Барбазана.

После замирения граф де Фуа отдал свою дочь за Эскивá, как уже было оговорено, и выделил ей в приданное, с согласия Брюнисенды, своей жены, двадцать пять тысяч морласских солей. Эскивá добавил к ним еще двадцать тысяч в качестве вдовьей части, и назначил выплату обеих сумм с замка Мовзен, который оставался в пожизненном владении его супруги, в случае ее вдовства. Эскивá торжественно объявил, что дети, которые родятся от этого брака, сменят его в графстве Бигорр. Брак[9] был заключен 4 октября, в присутствии Жеро, графа д’Арманьяка и де Фезансака. В том же году, или, скорее, в соответствии с нашим теперешним стилем, 3 февраля следующего года, Эскивá, желая населить местечко Бидало, освободил от крепостной зависимости тех, кто захочет туда перебраться, при условии выплаты к празднику Рождества по две морласских соля с огня. Он подписал эти условия в замке Лурд, где находился вместе с графом де Фуа и епископом Тарба. Последний был также свидетелем еще одного подобного документа, составленного несколько дней спустя, и скрепленного его печатью и печатями графа и Аньес, его жены.

В следующем, 1257 году, Эскивá возместил потерю, нанесенную ему разделом его графства, добавив к своим землям виконтство Кузеран[10], которое перешло к нему после кончины Роже, графа де Пайя. Он вступил во владение, но не смог добиться своего признания в замке Корд, который держал граф де Комменж. Эскивá, вместо того, чтобы добиваться справедливости с оружием в руках, предпочел призвать его к арбитражу графа де Фуа.

Графа де Фуа владел по ту сторону Пиренеев несколькими доменами, некоторые из которых зависели от короны Арагона. Эта вассальная зависимость привела к войне, но борьба была слишком неравной. Разгромленный Роже был вынужден просить мира и выплатить королю Иакову десять тысяч солей, возмещая его расходы на вооружение. Более удачно он выступил против Альвареса[11], графа Урхельского, и его брата, которые заключили мир только уступив часть графства Урхельского (1256). В конце следующего года граф де Бигорр поручил Роже охрану города Сен-Жирон и всего Небузана до тех пор, пока Арно д’Эспань, сын Роже де Комменжа и Раймон д’Аспе, его вассал, которому принадлежала эта земля, не достигнут двадцати пяти лет. У Гастона, виконта де Беарна, была претензии на ту же землю, как у главы Маты, его жены. Он выкупил Небузан и город Сен-Годан у Роже за шесть тысяч солей, к которым граф де Фуа добавил позже еще две тысячи. Акт был подписан в Ногаро, во вторник после вербного воскресенья (1258).

Роже расширил владения своего дома[12]. У него были долгие и бурные разногласия с инквизицией; но он примирился с нею перед тем, как смерть настигла его среди народной любви. Он заболел в своем замке Мазере. Чувствуя приближение конца, он велел перевезти себя в аббатство Больбонн. Там он и умер в покоях аббата, смиренно приобщившись священных таинств, и облекшись в рясу Сито, в присутствии аббатов Кадура, Ма-д'Азиля и Лезá, и всей обители. Он был похоронен на следующий день, 25 февраля 1265 г., в церкви монастыря, которую он велел построить в честь Св. Иакова и Св. Филиппа, и куда он перенес могилы своих предков. Архиепископ Оша и епископы Тулузы и Комменжа присутствовали на его похоронах, и присоединили свои сожаления к искренним слезам, которые монахи и миряне, собравшиеся отовсюду, пролили по поводу его смерти.

Он оставил сына[13], Роже-Бернара III, которого объявил своим наследником, и четырех дочерей. Он завещал Сибилле, старшей, жене Эмери, сына Амальрика, виконта де Нарбонна, помимо ее приданного, сто ливров ренты. Аньес, жене Эскивá, второй, было назначено семь тысяч морласских солей, помимо тех двадцати пяти тысяч, которые уже были ей переданы. Филиппа, третья, вышла за того самого Арно д’Эспаня, которому принадлежал Небузан. Контракт был подписан 7 июня 1262 г., в присутствии Гастона, виконта де Беарна, Жеро, графа д’Арманьяка, Раймона, виконта де Кардонна, Арно-Роже, графа де Пайя, и еще нескольких сеньоров. Но так как невеста пока не достигла брачного возраста, брак был заключен только 15 января 1264 г. Арно д’Эспань, будучи родственником Филиппы, был вынужден просить у папы разрешение, за которое он заплатил тысячу морласских солей. Его жена получила после смерти Роже пять тысяч морласских солей сверх своего приданного. Эсклармонда, последней дочь, была совсем мала. Отец распорядился, что бы она воспитывалась в замке до достижения 15 лет. Он завещал ей все свои домены на случай, если Роже, его сын, не оставит мужского потомства, и назначил ей приданное в размере сорока тысяч мелгорьенских солей. Позже Эсклармонда выйдет за Иакова, среднего сына короля Арагона, который станет королем Майорки. Наконец, граф де Фуа оставил управление своими владениями Брюниссенде де Кардонн, своей жене, и указал исполнителями своего завещания Аманье д’Арманьяка, архиепископа Оша, Гастона де Беарна, Раймона де Кардонна и аббатов Больбонна и Ма-д’Азиля.

Роже-Бернар III сменил своего отца, не достигнув еще совершеннолетия. В октябре 1252 г. он был помолвлен с Маргаритой, второй дочерью Гастона, которая должна была принести ему в приданное две тысячи марок серебра; но малый возраст жениха и невесты заставил перенести свадьбу на пять лет. Новый граф отправился в Памье[14] на следующий день после погребения своего отца, и передал аббату и монахам Сен-Антонена замок и все права, которыми его отец владел в городе. 8 марта он поклялся, в присутствии архиепископа Оша и Арно-Гарсии, аббата Ма-д’Азиля, своих опекунов, соблюдать свободы замка Саверден. Затем он направился в Париж, где, по совету архиепископа Оша, и в присутствии Жеро, графа д'Арманьяка, он назначил 15 апреля Брюниссенде, своей матери, семь тысяч солей ренты в качестве вдовьей части. Наконец, 29 августа он принес оммаж Иакову, королю Арагона, за все, чем он владел в Сердани и Конфолане.

Архиепископ Оша, Аманье[15], сменил Испана к концу 1264 г. Он был третьим сыном Роже, виконта де Фезансаге, и братом Жеро V, графа д'Арманьяка. Посвященный церкви с малолетнего возраста, он принял постриг в капитуле Сент-Этьена Тулузы. Он проникся серьезными и строгими нравами этой обители, когда был призван на кафедру Оша. Епископат его предшественника был отмечен несколькими событиями, о которых мы не можем не рассказать.

В 1246, Гийом де Пардайян, раскаиваясь в нанесении им некоего ущерба церкви Оша, передал ей десятины в Сезане и Пеллефигé в архидьяконстве Саванé, и половину десятины в Арпантьяне и Фернé в архидьяконстве Пардайян. Акт был подписан в Озе, в присутствии благородного Одона де Казобона. Вскоре Гийом де Лагроле[16], его племянник, явился в Ош. Там, на заседании капитула, перед архиепископом и приором, он подтвердил дарение своего дяди и поклялся защищать его, если возникнет необходимость. Капитул, в благодарность за это, передал ему сто пятьдесят морласских солей, и еще тридцать Гийому д'Аркамону и другому сеньору, у которого Гийом де Пардайян уже выкупил эти десятины. Свидетелем этого последнего соглашения выступил Морен де Биран, который вскоре стал кюре Баррана. Двумя годами позже, Арно де Пюисегюр, его жена, сыновья и дочери, передали капитулу десятины в Орсане и участок земли, расположенный в городе Ош, около замка графа, в присутствии Жана де Безю, Арно де Пейрюсса и Мартена дю Лонгарда.

В 1254 г. пожар разрушил монастырь Пессан[17] вместе с церковью и замком, который ее защищал. Испан обратился к милосердию верующих, чтобы помочь аббату и монахам восстановить их монастырь. Он позволил даже воспользоваться милостынею, предназначенной для бедных. Наконец он предоставил на два года и сорок дней индульгенцию всем, кто окажет посильную помощь. Обращение было услышано. Пожертвования были обильны и не заставили себя ждать, так что прелат смог освятить церковь уже через несколько месяцев. Сам Испан подавал пример щедрости. В 1256 г. он передал Тамплиерам земли Сен-Мартен в архидьяконстве Англе, и, вероятно, в приходе Монтескью. Он сохранил за собой и своими преемниками только приоритет и десятины.

Монастырь Бруй оспаривал[18] тогда у Оша владение, именуемое Ле Рьетор, расположенное на территории современной коммуны Миран. Арбитрами были выбраны пономарь Оша и келарь монастыря, которые пригласили Раймона-Гийома д'Арейша, архидьякона Оза. Стороны обязались строго выполнить все условия компромисса под угрозой штрафа в двести морласских солей. Одон д’Орбессан, сеньор де л’Иль, и капеллан этого прихода выступили гарантами. Решение было вынесено в день Св. Андрея, в зале Паладо, в присутствии настоятельницы монастыря Биверн, Гийометты д’Аверон, Н. д'Оксиона, Виталя, приора Бруйя, и некоторых из его монахов, среди которых мы находим Виталя де Ламезана и Пьера де Галарда. Свидетелями выступили капелланы л’Иля, брат Фортон, госпитальер Монтескью, брат Гийом-Арно, пономарь Салеграна (в Барране), и брат Гийом, госпитальер л’Иля. Условия были приняты и вскоре публично утверждены в госпитале л’Иль-де-Ное в день Св. Кандиды (1 декабря), в присутствии Одона д’Орбессана, сеньора де л’Иля, Арно-Гийома, рыцаря, Пьера д'Орьябá, Гийома де Респайé и братьев, которые служили в госпитале. Мы видим здесь, что монастырь Бруй, как почти все монастыри ордена Фонтевро, состоял из двойных общин монахинь и монахов. Этот обычай существовал довольно долго. И именно настоятельница монастыря руководила обеими общинами и принимала монахов. Робер д'Арбрисселль, учредитель Ордена, хотел таким образом воздать честь Марии, которая руководила ближайшими учениками.

Это согдашение было полностью подготовлено Испаном. Его осторожность позволила закончиться миром еще одному, куда как более деликатному делу[19]. Архиепископ Нарбонна и епископ Альби вполне обоснованно жаловались на королевских чиновников, которые, под предлогом того, что их хозяева были avouerie или защитниками церквей, прибирали к рукам их владения, захватывали их замки и позволяли себе причинять им многочисленные обиды. Иннокентий писал прелатам Юга, убеждая их противостоять хранителям королевской власти, чтобы заставить их лучше соблюдать интересы церкви; при поступлении новых жалоб, он обязал архиепископа Оша отлучать виновных от церкви. Испан не нуждался в столь грозном оружии, вложенном в его руки; его мудрость сумела заставить прислушаться к себе, и обиды вскоре прекратились.

На исходе своих дней, Гийом де Седийяк или, скорее, Серийяк, как мы теперь произносим, и Раймон де Серийяк, его брат, передали капитулу десятину с Сен-Феликса в приходе Роклор, и еще одну около Лавардана[20]. Они обеспечили подтверждение этой дарственной своими племянниками, а также Арсью де Монтескью, аббатом Идрака, и Пьером д'Эспарсаком, аббатом Фаже. Гийом, чтобы придать больше значения этому акту, попросил консулов Оша приложить к нему печати города; сто морласских солей было выплачено за эту щедрость, свидетелями чего выступили Филипп де Бонá, капеллан или кюре Кастельно-Барбарана, и Фри де Кастен, капеллан Лавардана и архидьякон Саванé.

Если верить указам парижского парламента, приведенным старинным законоведом[21], Испан требовал для своего архиепископства покровительства Людовика Святого как его светского сеньора. Прелат, якобы, доказывал французскому монарху, что его кафедра была учреждена Хлодвигом; но сам акт, который там представлен, мало основателен, а приписываемые ему слова и вовсе неверны. Что кажется более несомненным, так это то, что Испан получил оммаж от графа д'Арманьяка. Архиепископ и его духовенство приняли сторону Жеро в его борьбе с виконтом де Ломанем. Этот оммаж, если он действительно имел место, был, вероятно, ценой или вознаграждением за эту поддержку.

Жеро этого показалось мало. Счастливый тем, что восторжествовал над врагами и стал, наконец, бесспорным владельцем богатого и обширного наследства, которого добился с таким трудом, он захотел засвидетельствовать свою благодарность небу. В Средние века никакое проявление набожности не обходилось без основания монастыря. Франциск Ассизский только что противопоставил сенсуализму и гордости мира лишение и скромность своего учреждения. Граф обратился[22] к зарождающемуся Ордену и призвал его в свои домены. Он учредил его вначале в Ногаро, а вскоре и в Оше, где выделил место под монастырь. Затем он добавил еще несколько соседних земель, оставив, все-таки, за собой право использовать их в качестве оборонительных сооружений во время войны, но обязуясь восстановить все в прежнем виде сразу же по заключению мира. Это дарение было принято от имени Ордена Раймоном Дюбернаром или Дюберне, стражем монастыря кордельеров в Ногаро, и братом Арсеном де Сен-Жюстеном, чтецом этого дома. Акт был подписан в Лобанере около Эспá 2 октября 1255 г.

Город, в лице своих консулов, добавил некоторую территорию к той, которую выделил граф. Оба участка находились на границе земель, принадлежащих монахам Сент-Орана, которые посчитали себя задетыми. Обратились к арбитражу консулов Оша, это были: Андре Дюко, Гиро д'Анроке, Гиро де Лафорге, Пей (Пьер) де Биран, Пей де Лапорте, Пей д'Анпикоте, Доминик Мулье и Раймон Санс Мулье. Они постановили, что братья-минориты отныне будут беспрепятственно владеть оспоренными землями; что они могут хоронить на своем кладбище не только членов своей обители, но и всех присоединившихся к их Ордену, и даже тех, кто захотел бы быть там похороненным; но в то же самое время они постановили, что отныне никто не в праве продать какую-либо часть территории этого прихода без разрешения настоятеля монастыря Сент-Оран. За два года до этого, папа Александр IV подтвердил и принял под покровительство святого престола все дарения, сделанные этому Ордену. Вскоре, кардинал де Сен-Сесиль, ответственный за пропаганду крестового похода во Франции, учредил в этом монастыре пост своего представителя на Юге, который мог занять монах этого Ордена, если он ему соответствовал. Он даже разрешил ему предоставлять от имени святого престола индульгенцию на сто дней тем, кто присутствовал на проповеди крестового похода.

Пока дети Св. Франциска утверждались в епархии Оша, капитул архиепископства вел борьбу с сыновьями Св. Бенедикта[23]. Аббат и монахи Фларана, возобновили старые разногласия, требуя десятины с Сезана и Сен-Жама. Гарсия, официал Сен-Мари и брат Жак де Кастельно-д'Арбие, монах Бердуе, приглашенные в качестве арбитров, подтвердили первое решение, вынесенное в 1220 г. архиепископом Гарсией Делором. Аббат и его люди, потерпев поражение, вновь на какое-то время оставили спорный вопрос. Они даже выплатили капитулу пятьдесят морласских солей в виде десятины с Фларанé, территории, на которой стоял их монастырь.

Испан умер, вероятно, 1 мая 1261 г., хотя некролог Ла Каз-Дье относит его смерть к 8 июня. Своим завещанием он основал при кафедральном соборе восемь пребенд[24], которые получили название пребенд Св. Духа. Различные препятствия некоторое время не позволяли выполнить его последнее желание. Оно было осуществлено только в 1342 г. Гийомом де Флавакуром, одним из его преемников.

Виконт де Ломань предшествовал ему в могиле. Он умер в 1156[25] г.[26], оставив от своей второй жены, Мари де Сов, сына и дочь, Везиана и Филиппу. Сын, едва покинув колыбель, сменил его под опекой сеньора де Блазьера, которого также звали Везиан, и который был сыном Жеро I, сеньора де Блазьера. Тот, в свою очередь, был последним ребенком Отона де Ломаня, который жил в 1195 г., и который, как принято считать, основал командорство Абрен. Все говорит о том, что этот Отон[27] был из рода де Ломаней. Сеньория Фимаркон, включала в себя шестнадцать деревень и располагалась в епархиях Оша, Кондома и Лектура, имея двенадцать лье в окружности. Она граничила на востоке с виконтством Ломань, на западе – с Кондомуа, на юге - с графством Гор, и на севере – с виконтством Брюйуа. Обладая в полной мере высшей, средней и низшей юрисдикцией, она была возведена в маркизат в 1503 г., и отнесена к веденью парламента Бордо и сенешальства Гаскони. Фимарконы носили имя и гербы виконтов де Ломаней, что еще раз подтверждает их принадлежность к этой семье. Везиан пожелал отметить услуги, оказанные Оже де Ломанем, его дядей, его отцу в длительной борьбе с Жеро д'Арманьяком. Он передал ему земли Сен-Реми и Гарсианер, зависимые от виконтства Ломань, и сверх того - все, чем владел в замке Комон (4 августа 1271 г.).

Сантюль II, граф д’Астарак, другой соперник Жеро III, и, вероятно, племянник Арно де Ломаня, умер еще раньше него. Удачный поход, похоже, ускорил его конец[28]. Он вел войну с Арно-Гийомом де Лабартом, разбил его и взял его в плен вместе с несколькими рыцарями и большим числом лучников, и всеми теми, кто за ним последовал. Победа далась нелегко, все поле битвы было усеяно трупами. Вероятно, Сантюль был при этом ранен; во всяком случае, несколько дней спустя он опасно заболел в Симорре. Потеряв надежду на выздоровление, он испросил одеяние Св. Бенедикта у аббата Бертрана де Лассерана, и умер вскоре после принятия пострига. Монахи вначале похоронили его в монастыре; но через несколько лет они построили мавзолей перед входом на хоры и перенесли туда его тело. Прах покоится там, тогда как его душа, говорит хронист, которого мы цитируем, обитает на небе.

Это перенесение произошло 24 августа 1249 г., во время правления Св. Людовика и епископата Испана. Свидетелями были Бернар д'Эспарсак, аббат Фажé, Арно, архидьякон Астарака, Р. Г. д'Эспá, каноник Фажé, Б. д'Обье, священник, брат Г. де Монтегю, Арно де Биран, Авассер де Сент-Арроман, Сантюль де Лагорсан и несколько других сеньоров. До 1793 г. портрет Сантюля украшал нишу над алтарем Св. Серата в нефе церкви Симорра.

Этот граф был совсем молодым, когда смерть настигла его. За время его недолгого правления у него возникли некоторые затруднения с консулами Кастельно-Барбарана. Выбранные арбитрами граф де Фуа и виконт де Беарн возвратили мир; и Сантюль, в залог примирения, подтвердил или возобновил кутюмы, дарованные жителям Бернаром, его предком, и Гийомом Дебарацем. Он не оставил детей от Перонны, которую иногда называют женой Сантюля, его отца, и которая была дочерью Бернара, графа де Комменжа, и Мари де Монпелье. Бернар, его брат[29], тот самый ребенок, который родился уже после того, как его отец составил свое завещание, сменил его в графстве Астарак. Едва приняв оммаж своих вассалов, он захотел вознаградить личную предан­ность Басиана де Марá, сеньора де Сент-Арайя, и предоставил ему ряд прав.

Младшая ветвь д’Астараков, Монлезен-Пардиаки не привлекали к себе никакого внимания. Удалившись в свои домены, они не были замечены в грандиозной борьбе, всколыхнувшей соседние графства. История с каждым днем все более забывала о них; с большим трудом можно найти хоть какие-то упоминания о них[30]. Оже II умер в начале XIII века. Его жена, ни имя, ни происхождение которой не известны, подарила ему трех или, возможно, четырех детей: Арно-Гиллема, который сменил отца, Бернара или Бернаде де Монлезена, которого Père Anselme, а вслед за ним и dom Clément относят к старинной семье де Монтастрюк, Жеро, которого мы скоро увидим на кафедре Лектура, и, возможно, еще одного Арно-Гийома, который был еще в колыбели, когда умер его отец.

Арно-Гиллем, старший, сменил Оже, самое позднее, в 1204 г. Его жизнь продолжалась до 1225 г., согласно документам Бруйя, или даже до 1229, если верить Père Montgaillard; и за весь этот долгий период мы смогли обнаружить только несколько его дарений монастырям провинции. Арно-Гиллем II, его брат, или, скорее, его сын, который ему наследовал, прожил гораздо дольше, но его жизнь столь же бедна событиями, достойными упоминания. Во вторник перед Троицей 1255 г. мы видим его подтверждающим все дарения, сделанные его семьей или его вассалами аббатству Ла Каз-Дье. Он умер спустя несколько месяцев, а то и дней, и вероятно этот его богоугодный поступок был продиктован ему приближением последнего вздоха. Он оставил, кроме Арно-Гиллема III, своего преемника, дочь Мари, которая в 1270 г. вышла замуж за Комтебона, барона д’Антена[31].

В отличии от дома де Пардиак, значение дома де л’Иль-Журден росло с каждым днем; его главой был Журден IV. Когда один из его родственников, умирая без детей, завещал свои владения Одону де Терриду, сыну своей сестры, Журден вспомнил о решении Журдена III отстранить женщин от наследования и захватил передаваемые земли. Изарн-Журден, двоюродный брат графа де л’Иля, потребовал свою долю в этом наследстве. Бернар д'Астафор, отец Одона, выдвинул свои претензии. Ссора продолжалась три года; пока, наконец, Бернар, посмертный сын[32] Бернара Журдена, отправленный в монастырь решением родственников, не вмешался в распрю членов своей семьи. Со временем он стал прево Сент-Этьена, и, находясь в Париже, он присудил оспариваемую сеньорию своему брату Журдену; но он выделил для Изарна и Бернара ренту в семьсот морласских солей со спорных владений. Отон, хотя и забытый в этом решении, был вынужден принять его, так как несколько месяцев спустя он выкупил вместе со своим отцом у Журдена IV, четверть замка Сен-Жан в Жимуа[33].

Журден готовился к дальнему походу. Брат Людовика Святого, Шарль д'Анжу, которому папа Мартин IV отдал корону Сицилии, призвал под свои знамена элиту французского рыцарства для войны с Манфредом и завоевания своего нового королевства. Дела задержали отъезд графа де л’Иля. Он смог отправиться в путь только в первых числах января 1265 г. Прибыв в Перуджу в Апулии, он составил завещание[34], в котором передавал управление своим графством прево Сент-Этьена, своему брату, и поручал ему выбрать себе наследника. После этого, успокоившись за судьбу своей страны, он воевал весьма удачно, и так отличился, что Шарль назначил его, как принято считать, вице-королем Сицилии.

Эскивá де Шабанне выказал гораздо меньше мужества. После последнего договора он жил в покое. Тем не менее, он всегда опасался, что Гастон предъявит свои старые претензии. Эти опасения заставили его отправиться в Париж, где он подтвердил фиктивное дарение, к которому он прибегнул при тяжелых обстоятельствах, в пользу Симона Лейстера, своего двоюродного деда. К этому дарению он добавил еще одно и обязался сверх того передать ему замки Лурд и Мовзен[35]. Самая заурядная осторожность должна была предостеречь его от этого поступка, и те меры, которые он предпринимал для сохранения своего государства, вели лишь к его распаду.

Лейстер, обманув его ожидание, тотчас же написал Штатам Бигорра, что только что стал их сеньором, и что посылает Филиппа, своего кузена, чтобы тот принял графство и правил им от его имени. В то же самое время, подкрепляя слова действием, он захватил замки Лурд и Мовзен, которые ему были обещаны. Видя, как его защитник оказывается его открытым врагом, Эскивá понял, хоть и слишком поздно, всю величину своей ошибки. Не теряя времени, он попытался ее исправить и призвал к себе своих баронов. Узурпация была очевидна; тем не менее провинция разделилась. Пьер д'Антен и несколько других сеньоров, подкупленные, без сомнения, английским золотом, на котором основывались претензии Лейстера, выступили на стороне дяди. Но большинство высказалось за племянника. Город Тарб хранил вначале нейтралитет. Война продолжалась некоторое время, и когда уже все со страхом ожидали затяжную и разрушительную борьбу, так как силы были практически равны, и внутренние разногласия усугублялись воинским мастерством, Гийом, епископ Лектура, Компэн, епископ Олерона, Годфруа де Люзиньян, Гийом де Валанс и сенешаль Гаскони сумели настоять на перемирии, которое дало время для подготовки прочного мира.

Гастон де Беарн, которому Эскивá никак не был склонен доверять, присоединился к посредникам. Во время предварительных переговоров, город Тарб объявил себя на стороне Эскивá. Лейстер, не надеясь больше на успех своего предприятия, отказался от борьбы, но оставил за собой свои претензии и сохранил замок Лурд. Тем не менее, два года спустя, он обеспечил алтарю Нотр-Дам-дю-Пюи ренту в шестьдесят морласских солей, которую графство Бигорр должно было этой церкви; когда его честолюбие угасло вместе с ним в битве при Ившеме, Симон де Монфор, его старший сын и наследник, вместе с матерью уступил все так называемые права на государства Эскивá, Тибо II, королю Наварры, и передал ему замок Лурд, в котором постоянно находились войска его отца.

Эскивá был сеньором слабым, но порядочным. Он по достоинству оценил великодушие Гастона, и чтобы засвидетельствовать ему свою признательность, пообещал ему[36], в присутствии Гарси-Арно, виконта д’Астé, не продавать и не закладывать в течение пяти лет Бигорр без согласия графа де Фуа.

Неосторожность Жеро обрушила тяготы войны на Арманьяк[37]. Альфонс, граф Тулузский, вначале казался равнодушным к тому, что этот сеньор принес оммаж Англии; но пять лет спустя, теперь уж неизвестно под каким предлогом, он посчитал себя оскорбленным, и настойчиво потребовал от Жеро принести вассальную клятву ему. Верный своей новой клятве и полагаясь на поддержку сюзерена, которую он ему обещал, граф д'Арманьяк открыто отказался повиноваться. Этот отказ обозлил Альфонса, которое приказал Пьеру де Ландервилю, своему сенешалю, начать войну в доменах бывшего вассала. Сенешаль тотчас же вооружился, вошел в Фезансак, посеял там разрушения и взял нескольких пленных. Жеро не видел ни причины, ни смысла дальнейшего сопротивления. Он попросил мира и предоставил заложников. Альфонс, удовлетворенный его покорностью, велел Ландервилю, получив заверения графа и Пенсель, его матери, явиться ко двору и сделать все, что от них требуется, вернуть ему заложников и захваченные области. Выполняя этот приказ, сенешаль приговорил Жеро к выплате пятнадцати сотен турских ливров в возмещение расходов на войну. Но по соглашению, которое позже было заключено в Тулузе, в конце сентября 1264 г., он довольствовался четырьмя сотнями морласских ливров.

Несмотря на этот штраф, Жеро осмелился еще раз связаться со своим грозным соседом. Он не мог простить жителям Кондома их поддержку виконта де Ломаня[38]. Используя какую-то жалобу в качестве довольно-таки легковесного предлога, он вступает на их земли и подвергает их безжалостному грабежу. Кондом являлся частью Ажене, принадлежащего тогда графу Тулузскому. Жители вначале подали жалобу своему сеньору, умоляя его о защите; но так как он заставил слишком долго ждать себя, они взялись за оружие и сами напали на земли агрессора. Война разгорелась не на шутку, когда пришел приказ Альфонса прекратить боевые действия. Он предписывал обеим партиям вернуть свободу пленным, попавшим в их руки, возвратить захваченное и компенсировать ущерб. Сенешалю Тулузы и Альби было поручено обеспечить выполнение этого приказа, а рыцарь Сикар д’Аламан должен был разрешить все спорные вопросы.

Этот вполне справедливый приказ рассердил жателей Кондома, хотя, казалось бы, именно их интересы он защищал в первую очередь; их недовольство вылилось в призыв к оружию, и войско из четырех с лишним тысяч человек вновь напало на земли графа д'Арманьяка, опустошило и предало пламени несколько замков, захватило и разграбило несколько городов и перебило большое число его вассалов. Жеро, застигнутый врасплох, поспешил объединить все свои силы, противопоставил насилие насилию, и отомстил за жестокость своего врага еще большей жестокостью. Альфонс мог бы сразу же прекратить эту распрю, но, видимо, она устраивала его, так как пополняла его казну. Вассал, начавший войну без разрешения своего сюзерена, должен был выплатить ему штраф. Но когда резня и разбой приобрели пугающий размах, он проявил свою власть. Пришлось повиноваться и принять решение рыцаря Сикара, который прежде всего потребовал выплаты штрафа, предназначенного его хозяину (1268 г.).

Вслед за этим миром последовал еще один. Разногласия, породившие ту войну, уже давно улеглись. Оставалось только загладить последние следы. Король Англии повелел графу д'Арманьяку и виконту де Ломаню заключить перемирие на три месяца. Жеро доверил графу де Комменжу продлить его от своего имени. Наконец, Гастон де Беарн, тесть Жеро и друг семьи де Ломань, с которой был лично связан, закончил то, что начал английский монарх[39]. При его самом деятельном участии оба дома примирились, и чтобы в дальнейшем ничего не могло нарушить согласия, они вместе определили границы своих сеньорий.