Том 3. Книга X.

ГЛАВА III.

Карл IV, король Франции. – Казнь Журдена де л’Иля. – Граф де Фуа принимает оммаж Марсана. – Волнения в Пардиаке. – Арно Гиллем III – Арно Гиллем IV, его сын и преемник. – Кутюмы Пардиака. – Гийом де Флавакур, архиепископ Оша. – Английское господство в Гаскони. – Перечень гасконских сеньоров, призванных в Шотландию. – Война в Гаскони между Францией и Англией. – Письма Эдуарда II епископам, сеньорам и городам Гаскони. – Смерть Режины де Го, жены Жана, графа д'Арманьяка. – Он сменяет ее в виконтстве Ломань и почти во всех ее доменах. – Он вторично женится на Беатриссе де Клермон, принцессе королевской крови. – Провинциальный Собор. – Графы д’Астарак. – Смерть короля Карла IV.

Едва Шарль взошел на трон, как ему пришлось выступить против одного из гасконских сеньоров[1]. Журден де л’Иль, младший брат Бернара Журдена IV, графа де л’Иля, долго и со всем пылом своей натуры предавался жестокостям и преступлениям; особенно яростные и длительные размолвки у него были с Александром де Комоном, которого он вызвал на поединок, но и эта схватка не покончила с их ссорой, и Журден, более раздраженный чем когда-либо, осадил замок своего врага, захватил его и полностью разрушил. Парламент, которому было передано это дело, осудил его и приговорил к выплате трех тысяч ливров для восстановления замка, и велел ему предстать перед Поном д’Осмелатом, которому было поручено разрешить все разногласия. На Журдена поступило и множество других жалоб; обвинение против него, представленное Карлу IV состояло из восемнадцати статей, наименьшая из которых, согласно кутюмам Франции, заслуживала смертной казни.

Журден, чувствуя свою вину и опасаясь строгости законов, вымолил заступничество папы Иоанна XXII, племянник которого женился на Маргарите де л’Иль-Журден, дочери его брата. Понтифик уже раз вырвал его из рук сенешаля Аквитании, который заключил его в тюрьму и заковал в железа, как самого отъявленного преступника. Иоанн XXII вступился за него и получил его освобождение. Но ничто не могло изменить этой жестокой души; он вернулся на путь разбоя, взял под свое покровительство всех местных душегубов, не щадил ни стыдливости женщин, ни жизни сервов, и даже осмелился пренебрегать королевской властью. Так случилось, рассказывает хронист, что сержант короля, предстал перед ним со своим жезлом, украшенном цветками лилии, но бандит убил его этим же жезлом[2]. Такое количество преступлений не могло долго оставаться безнаказанным. Журдену вновь было велено предстать перед парижским парламентом, куда он явился в сопровождении важнейших дворян Гаскони. Но, тем не менее, он не смог защитить себя против своих обвинителей, во главе которых были Бертрана де Го, виконт де Ломань, племянник Климента V, и сир д'Альбре.

Несмотря на поддержку своего окружения, он был заключен в тюрьму Шатле, приговорен парламентом к смерти, проведен, привязанным за хвост лошади, по улицам, а затем повешен на парижской виселице в субботу на Троицу (1323 г.). Это чудовище не оставило детей. Бернар, его брат взял себе его часть наследства. За несколько месяцев до этого, граф де л’Иль одержал верх над сиром д'Альбре и его детьми, у которых он оспаривал наследство. Эта ссора, без сомнения, рассердила сира д'Альбре и, возможно, определила или, по крайней мере, ужесточила, его позицию.

Через несколько месяцев после того, как Журден де л’Иль был казнен за свои преступления, Гастон, граф де Фуа, принял[3] в Мон-де-Марсане оммаж от cour dels Sers. Это произошло при огромном стечении народа в монастырской церкви Св. Магдалины (сентябрь 1323 г.). Положив руку на крест и святые евангелия, которые держал n'Арно де Мьеж-Каррер, мэр Мон-де-Марсана, он первым поклялся хранить права и привилегии города и суда и, принеся эту клятву, он принял клятвы своих вассалов, которые представились в следующем порядке: n'Арно де Мьеж-Каррер, En[4] Фортанер де Лекен, En Пе (Пьер) де Фербо, n'Оже де Лассю, En Фортон де Безоден, En Гий. Арн. де Накатален, En Видо де Катан, Пе де Нуейе, Арно де Маркадé, Пе де Пардье и, наконец, En Гастон де Ларт, байли Мон-де-Марсана. В числе свидетелей были Бернар, епископ Эра, En Рамон Арно, сеньор де Коараз, En Гийом Отон, сеньор д’Андуен, Бернар де Беарн, сеньора д’Арюди и Бернар де Лабаррер, сеньор де Байонн.

Некоторые волнения произошли в Пардиаке. Дворяне жаловались на то, что Арно Гиллем IV нарушал кутюмы, которые предоставил им в 1300 г. Арно Гиллем III, его отец. Тот в свое время последовал примеру графов д'Арманьяк и де Фезансаге. Кутюмы гласили[5]: 1° что граф не будет продавать ни лугов, ни пастбищ своих подданных; но при этом они сами могут их продать по своему желанию, кому захотят; 2° что ни граф, ни его судья, ни его сенешаль или байли не могут ни арестовывать, ни поручать арестовывать, никого из его подданных без доказанной вины, но даже в этом случае сеньоральные повинности должны быть оплачены до каких-либо судебных издержек; 3° что он не будет никого изгонять, и не позволит изгонять другим, что он не допустит конфискацию земель дворян или повинностей, которыми они пользуются; и что он не будет мешать дворянам, и не позволит мешать другим, осуществлять правосудие на землях, которые им принадлежат; и что если он повелит выстроить или перестроить некую деревню, то будет произведен раздел прав между графом и сеньором того места. Что бы ни он, ни кто-либо из его семьи, не имел бы право на постой в местах, землях и фермах дворян, и что бы они не требовали этого без желания хозяина, но, тем не менее, могли бы жить там и находиться, покупая там все, что было бы необходимо.

Там же говорилось, что граф или его судья будут вершить правосудие в удобное время и удобном месте, либо в Монлезене, либо в Вилькомтале, либо в каком ином, которое они сочтут наиболее приемлемым. Эти кутюмы были установлены, и их клятвенно пообещали выполнять в Монлезене, в понедельник после пасхальной недели 1300 г.. Акт был составлен в присутствии брата Виталя Дюкассé, священника Жеро де Беона, Эмери д'Астюга, аббата Сен-Севера де Рюстан, Оже де Баца, Юга де Роже, Оже д'О, Арно Гийома д'Эскулубра и брата Бернара де Робена, главы госпиталя Сент-Антуан в Монлезене.

Это расширение прав, данных его вассалам, не коснулось города Марсиак. Арно Гиллем с недовольством видел, как тот ускользает из-под его власти. Чтобы вернуть его под свое исключительное господство, он объявил, что сделал второй раздел с Югом де Марсиаком, согласно которому его суверенные права значительно увеличились; коммуна отклонила его претензии и противопоста­вила силу насилию. Тогда вмешался аббат Ла Каз-Дьё. Пришлось обращаться к арбитрам, которые постановили (1301 г.), чтобы граф соблюдал условия раздела и довольствоваться тем, что имеет. Тем не менее, чтобы его успокоить, аббат вынужден был передать ему тысячу ливров. Два года спустя граф выдвинул новые претензии, и под их предлогом захватил часть владений монастыря. Чтобы вернуть их аббатству пришлось заплатить сто ливров (1303 г.).

Спорные вопросы возникали на каждом шагу. Строительство стен (в 1304 г.) и несколько захватов (в 1306 г.) привели к новому арбитражному решению, более значимому, чем предыдущие. Оно вновь осудило графа (12 июня 1307 г.); король Франции его утвердил, и ссоры угасли. Арно-Гиллем, видимо, не застал этого. Во всяком случае, он умер до 25 марта следующего года. Он оставил двух сыновей[6], Арно-Гиллема, которого он уже привлек к управлению графством с 1304 г., и Бернар де Монлезен, которому при разделе досталась земля Сен-Лари, и от которого пошли сеньоры этого имени. Эти два сына были от его первой жены. После смерти их матери, он женился на Аньес, дочери Одона де Кайаве, сеньора д’Ордана и де Бирана. У Аньес была сестра, которую некоторые исследователи опускают, некоторые – отрицают, а некоторые – отождествляют с сестрой. Жерода, эта младшая сестра, вышла замуж за Арно-Гиллема IV, сына и с наследника графа де Пардиака. Аньес пережила своего мужа. Она умерла 6 мая 1314 г., и была похоронена в Ла Каз-Дьё. Она не оставила детей. Таким образом баронии Ордан и Биран целиком достались ее сестре.

Арно-Гиллем в это время воевал во Фландрии. Он отличился в боях, сражаясь во главе сорока шести латников. Вернувшись, он подтвердил кутюмы, которые дал в 1305 г., вскоре после своего брака, барониям Ордан и Биран; но менее доброжелательным он проявил себя по отношению к сеньорам Пардиака. Те упрекали его в нарушении привилегий, предоставленных его отцом. Главным образом они настаивали на независимости в отправлении правосудия. Взаимные упреки лишь ухудшали положение; наконец решили, что обе стороны вместе выберут арбитра, который и разрешит все разногласия. На ассамблее, где должен был быть сделан этот выбор, присутствовали[7] Бернар де Самазан, со-сеньор де Самазан, Сантюль де Тронсан, сеньор де Тронсан, Отон де Сериан, сеньор де Сериан, Бернар де Мон, сеньор де Мон, Оже де Казо, сеньор де Казо, Бернар д'О, сеньор д'О, Отон де Сосед и Виталь де Лафит, со-сеньоры де Лаверае, Виталь де Рикур, сеньор де Рикур, Раймон де Самазан, сеньор де Самазан, Бернар де Паллан, Эктор де Ланефранкон и несколько других сеньоров. Арно-Гиллем появился там вместе со своим сыном.

Все, единогласно, передали свои разногласия на рассмотрение Гарси-Арно де Сеайе, сеньору де Сеайе и обязались принять его решение под страхом штрафа в две тысячи малых турских ливров. В назначенный день Гарси-Арно явился в приходскую церковь Сен-Жан в Марсиаке, но граф де Пардиак и его сын отсутствовали. Несмотря на их отсутствие, сеньор де Сеайе уступил требованию Сантюля де Тронсана, Раймона-Бернара де Самазана, Виталя де Лафита и некоторых других, и огласил следующее решение:

1° прошлое будет забыто и установится вечный мир. Тем не менее, если граф, его сын или их уполномоченные взяли быков, коров, баранов, козлят, ягнят, гусей, кур, помимо того скота или продуктов, что им положено, они вернут их без права взять снова, если они их не заплатят за них по обычной цене; 2° кутюмы, предоставленные в 1300 г., будут снова введены в действие и будут неукоснительно соблюдаться во всех их пунктах; 3° дворяне в их землях и в замках будут отправлять правосудие по всем гражданским делам и всему тому, что к ним относится, а также по незначительным делам, относящимся к уголовному праву, как то обнажение шпаги, удар и угроза палкой, пощечины или непредумышленное кровопролитие. Но, если будет иметь место преднамеренность или преступление будет совершено группой лиц, сеньор должен обратиться к прокурору или байли графа и консулам данного места, чтобы вынести приговор согласно тяжести правонарушения. В случае убийства или открытой раны, виновник выплатит шестьдесят пять тулузских солей, из них шестьдесят графу, а пять сеньору. Если совершенное преступление влечет за собой арест всего имущества, тогда движимое имущество будут передано графу, а недвижимое сеньору, вплоть до вынесения окончательного приговора; 4° если имущество прокаженных выставят на продажу, две трети из него будет принадлежать непосредственному сеньору, а третья часть – графу; 5° граф возместит сеньору де Ла возведение виселицы в его баронии около города Тийяк, и отныне ни граф, ни его чиновники, не смогут устанавливать их ни в какой сеньории, без согласия ее хозяина. Они не могут ни хватать, ни арестовывать дворян или их наследников из-за финансовых дел, если те предоставят залог. Сеньор де Тронсан, пользующийся многолетней особой привилегией, возьмет при правонарушении, влекущем за собой штраф в шестьдесят пять солей, вначале пять солей, а затем половину из шестидесяти. Наконец все дворяне однократно выплатят за каждого из своих вассалов, имеющего очаг, по два малых турских соля, не позднее, чем через пятнадцать дней после того, как это потребуется. Если они откажутся от этого, они будут принуждены к этому обычным путем.

Составили два акта этого арбитражного решения. Один был передан сеньорам, которые его тут же утвердили; другой предназначался для графа. Волнения, вооруженные вторжения, опасности любого рода, которые угрожали этой провинции, вызывали необходимость принять все меры предосторожности, чтобы ни одна из сторон не попыталась нарушить условия. Уже в 1448 г. Жан де Беррен, светский судья архиепископской церкви Оша, составил заверенную копию этого акта[8] в присутствии благородного Одона де Беона, сеньора де Лезиана, Арно Сегена д'Эстанга, сеньора д’Этампа, Пьера-Жана де Монлезена, сеньора де Ланефранкона, Сан-Анера де Гардерé, сеньора де Лагиана, Карбона де Фрока, сеньора де Бекана, Арно Гийома де Тронсана и Жана де Ланна, сеньора де Сен-Кристо. Эти сеньоры собрались в Монлезене, и пожелали, чтобы граф де Пардиак подтвердил первоначальный акт. Они поручили Арно де Беону, сеньору де Казо, и Жану де Манá, сеньору д'О, настойчиво добиваться этой милости, которая была им предоставлена без каких-либо возражений.

Кафедра Оша все еще дожидалась своего первого пастыря; но, наконец, все препятствия были преодолены, и в первые месяцы 1324 г., был избран Гийом де Флавакур[9] из знаменитой нормандской семьи. Гийом стал епископом Вивьера в 1318 г. Четыре года спустя он перешел в епископство Каркассонн, откуда избиратели капитула почти тотчас же пригласили его к себе. Он совершил свой торжественный въезд в Ош в первое воскресенье мая и у входа в церковь он принес на святом евангелие, в присутствии графа д’Астарака и Жана де Три, сенешаля Тулузы, следующую клятву: Мы Гийом, попечением Св. Престола архиепископ Оша, мы клянемся защищать всей нашей властью права и льготы нашей столичной церкви, ее клира и ее высокопоставленных лиц, и будем неуклонно соблюдать ее похвальные кутюмы и добрые обычаи.

Карл IV, посвятив два года тому, чтобы укрепиться на своем троне, теперь, казалось, захотел изгнать англичан на их остров. Иначе настроенный, чем его отец и братья, он оставил в покое Фландрию, на напрасную борьбу с которой было потрачено столько крови и золота их подданных, и перенес свое оружие в Гасконь. Слабый Эдуард или, точнее, его министры, делали все, чтобы укрепить там свое господство. С разногласиями, возникшими между Аманьё, сиром д'Альбре, и сенешалем Жаном де Феррьером было покончено, но чтобы Аманьё не затаил обиды, монарх поспешил[10] одарить его пенсией в двадцать тысяч турских ливров, отозвал Жана де Феррьера в Англию и заменил его Этьеном де Фериолем.

Одновременно с этим (15 января 1313 г.), он рассмотрел претензии, предъявленные жителями Дакса представителям короля Франции, расширил привилегии Байонны и приказал своим чиновникам их соблюдать. Он занимался также тем, что назначал губернаторов в различные города. Виталю де Совиаку был поручен Ма-д’Эр, позже его сменил Пелегрен де Пеллегрю. Граф де Фуа (21 июня 1313) управлял Флёрансом, где тогда строилась церковь, одна из красивейших в епархии Оша. Этим, вероятно, и объясняется, что там встречаются гербы дома де Фуа-Беарн. Два года спустя Эдуард присоединил этот город к короне Англии. Позже он повторит это присоединение, как и городов Кондом, Ларумьё, Франсескá, Булонь, Валанс, Режомон, Монреаль, Сомпюи, Лассоветá, Вильфранш, Ламонжуа и многих других.

Учреждение поста губернатора во Флёрансе не остановило виконта де Фезансаге. Завидуя его процветанию, растущему с каждым днем, он притеснял жителей и запретил им свободный проход через свое виконтство. Сенешаль Тулузы поддерживал Гастона и поощрял его нападки.

Жанна д'Артуа, правительница Беарна от имени своего сына, и, без сомнения, тайно подталкиваемая Францией, оказалась смелее. Она двинулась на некоторые владения, которые у нее оспаривала Англия, и захватила их. Эдуарду пришлось браться за оружие. Но поход длился всего лишь несколько дней (с 8 по 19 мая); нам неизвестны подробности. Знаем только, что Жан де Жансак, Юг де Ларок, Бертран де Люпé, Бернар де Молеон, Бертран де Меран, Гийом де Лаклаверье, Бертран де Фурсэ, Гийом де Мальвен. Жан д' Арманьяк и Андре де Пудан воевали под знаменами Эдуарда.

Несмотря на все хлопоты государя и его министров, в сердцах не было расположения к Англии. Не утихал ропот против злоупотреблений различных чиновников, которые, пользуясь удалением от двора, притесняли народ, не считаясь ни с какими законами. Жалобы были столь многочисленны, что Эдуард послал[11] в Гасконь (28 февраля 1320 г.) Юга де Спенсера, своего нового фаворита, который сменил Гавестона, и вместе с ним Бартелеми де Бальфемера. Они должны были собрать показания, данные под присягой, серьезных и внушающих доверие людей, и принять обоснованное решение. Их присутствие на некоторое время успокоило ропот, но недовольство вновь проявилось два года спустя, когда король, вынужденный бороться одновременно и с шотландцами, и с бóльшей частью своих лордов, обратился за денежной помощью и подкреплением к гасконцам[12]. В умах началось брожение; сенешаль, хотевший проявить строгость, натолкнулся вооруженное сопротивление. С обоих сторон последовали убийства, грабежи, пожары. Эдуард постарался прекратить беспорядки. Он отправил за море епископа Илийского и одного из сеньоров своего двора, и призвал гасконских прелатов присоединяться к ним, чтобы восстановить согласие и устранить неурядицы. Одновременно с этим он настойчиво требовал сбора новых податей, без которых государство уже не могло обойтись.

Он обратился с этим воззванием к архиепископу Оша[13], епископам Кондома, Базá, Байонны, Олерона, Лескара, Эра, Лектура, и аббатам Люка, Клерака, Сордé, Пенту, Дивьеля, Сен-Жана де ла Кастей, Сен-Лубуе, Лэйрака и многим другим прелатам. Сделали некоторые преобразования. Сократили число королевских чиновников, неосторожный шаг для государства при слабом правлении или в дни упадка, и выплатили им жалование[14]. Эдуард хотел заинтересовать короля Франции своими реформами, но Карл, далекий от мысли о мире, тайно поддерживал недовольство. Его чиновники всегда были готовы принять любое обращение врагов английского господства, и притеснять тех, кто показал себя его горячим сторонником. Бернар де Транкалеон поплатился за это. Он принес оммаж Эдуарду за землю Фимаркон, замок Курансан и четверть города Вик, и получил некую сумму, чтобы подготовить замок к обороне. Он мотивировал это тем, что его предки всегда приносили оммаж предшественникам Эдуарда; но сенешаль Тулузы, чтобы оскорбить одновременно монарха и его вассала, придрался к терминам оммажа, вызвал Бернара к себе, а когда тот не явился, велел его арестовать. Состоялся процесс. Бернар был приговорен к значительному штрафу и брошен в тесный каземат, где ему пришлось страдать несколько месяцев.

С подобными настроениями не пришлось долго дожидаться войны. Повод предоставил сир де Монпеза. Он построил бастиду или новый город в домене короны Франции, хотя намеревался разместить ее на земле, зависимой от Англии. Начался процесс, в котором участвовали чиновники обеих наций, и решение была вынесено в пользу Франции. Сир де Монпеза, недовольный таким поворотом дела, призвав на помощь английского сенешаля, вместе с ним напал на бастиду, перебил всех французов, которых там нашел, велел повесить наиболее значительных горожан, захватил остальных в плен, разрушил бастиду и увез в замок Монпеза все, что смогли унести. Карл, говорит продолжатель Nangis[15], хотя мог и сам свершить правосудие, предпочел требовать возмещения от короля Англии. Тот послал своего брата, Эдмонда, графа Кентского, с многочисленной свитой английских сеньоров. Эдмонд сумел договориться о компенсации, которую требовали, и подтвердил все имеющиеся договоры. Карл потребовал, что бы ему выдали сенешаля и сира де Монпеза, вместе с их главными сообщниками, и передали под его руку замок Монпеза. Ни о каком другом возмещении он не хотел и слышать. Посланники Эдуарда сделали вид, что принимают условие, и направились в Гасконь, чтобы его выполнять. С ними отправился Жан д'Арблей, рыцарь короля Франции, которому было поручено принять возмещение от его имени; но когда они были на границе с Гасконью, ему, под угрозой смерти, запретили следовать дальше. Карл, вдвойне раздраженный наглостью вассалов и вероломством сюзерена, объявил о конфискации Гаскони, и направил туда многочисленную армию под командованием Шарля де Валуа, одного из значительнейших военачальников своего века.

Папа, при первом же известии об этом, написал королю Англии, убеждая его дать удовлетворение своему врагу, но Эдуард стоял на своем, и война началась. Государь, оказавшийся не готовым к такой поспешности, написал графу д'Арманьяку[16] и Роже Лаворскому, его дяде и опекуну. Он написал также[17] архиепископу Оша, епископам Эра, Базá, Олерона, Сента, Ажана, Лескара, Байонны и Дакса, Гийому, аббату Сен-Севера и многим городам, в числе которых[18] упомянуты Фурсé, Монжуа, Монреаль, Франсескá, Ма-д’Ажене, Дакс, Сен-Север, Ларумьё, Кондом, Флёранс, Байонна, Ласоветá, Сомпюи и Валанс. Он рекомендовал им епископа Илийского, которого направил в Гиень, и коннетабля Бордо, специально назначенного для защиту страны (25 февраля 1324 г.). 3 марта он поручил архиепископу Дублина, графу Кентскому и Гильому де Вестону удовлетворить все жалобы, поданные в огромном количестве на его чиновников, и довести до конца все реформы, которые они признали бы необходимыми. Он известил об этом прелатов и сеньоров Гаскони, и в первую очередь графа д'Арманьяка, как наиболее могущественного из тех сеньоров, которых он надеялся удержать в верности (30 марта). Несколько дней спустя он предложил общественное вознаграждение за самоотверженность в присоединении к своей короне города Фурсé, оговорив при этом, что город никогда не будет передан в апанаж никому, кроме как наследнику престола. Еще активнее он вел работу в Беарне. С виконтессой был заключен мир. В эту эпоху, как и при зарождении средневековья, сегодняшние враги легко оказывались завтрашними друзьями. Эдуард пытался привлечь под свои знамена Роже Бернара, виконта де Кастельбона, сына виконтессы и почти все его дворянство. Brequigni и Rymer перечисляют Бернара де Беарна, сеньора д’Аспекта, Гийома д'Андуена, Раймона Арно де Коарраза, Арнатона де Гэйросса, Раймона Арно де Жердере, Одона де Доми, Раймона Арно де Морлана, Одона де Миремона, Фортанера де Лекена, Одона де Серийяка, Ассьё де Кастельпюжо, Раймона де Бидуза и Лу Бергена де Моннена.

Между тем граф де Валуа ускоренным маршем подходил к Гаскони. Из Кагора (18 августа) он написал сенешалю Каркассонна, чтобы тот прислал к нему к Кастель-Сарразену несколько стволов артиллерии[19]. Таким образом, артиллерия была известна задолго до Кресси, и не стоит ей приписывать, как это принято, поражение нашей нации. Одновременно с этим он потребовал, чтобы все города Гаскони и Гиени подчинились королю Франции. Несколько дней спустя он появилось перед Ажаном, который охотно открыл ему свои ворота. Базá, Кондом и города графства Гор последовали его примеру[20]. Когда принц Эдмонд заперся в Ла Реоле, граф атаковал его. Первый штурм, когда французы поддались на провокацию противника, и не пожелали внимать ничему, кроме своего боевого задора, стоил жизни сеньору де Флорантену и еще нескольким рыцарям. Наученный этой неудачей, Шарль де Валуа отказался от штурма и начал планомерную осаду, в течение которой он подтвердил привилегии городов графства Гор, чтобы вознаградить их за готовность перейти в подчинение Франции.

Осада была столь плотной, что Эдмонд, понимая невозможность долгого сопротивления, предложил сдать город при условии сохранения жизни и имущества гарнизону и жителям, и позволения ему отправиться в Англию, чтобы получить от короля его согласие на принятие условий, предложенных Карлом Красивым. Он обещал, в случае отказа, вернуться и сдаться в плен, и предоставил гарантами своих слов четырех своих главных рыцарей. Капитуляция была принята, и граф Кентский взошел на корабль, направляясь на свой остров, под недовольный ропот французов, осуждавших излишнюю любезность их командующего.

После его отъезда замок Монпеза был взят и снесен до основания. Несчастный владелец замка впал в отчаянье. Король Карл пощадил его жену и детей; он пожелал только, чтобы снесенная бастида была восстановлена за их счет. Ничто отныне не оказывало сопротивления французам. Они прошествовали со своим победоносным оружием по всей провинции. Только Бордо, Байонна и Сен-Север оставались в руках Англии, когда перемирие, переросшее вскоре в длительный мир, остановило их продвижение.

Дворянство страны почти целиком приняло участие в этой блестящей кампании. Призвать его под знамена было довольно легко, но заставить его вернуться к своим очагам было несоизмеримо труднее. Борьба двух великих корон, которые оспаривали друг у друга Гасконь, породила бесконечное множество солдат, количество которых увеличивала и всеобщая распущенность. Нравы пали как никогда низко. Домашние неурядицы, от которых пострадали разом три сына Филиппа Красивого, свидетельствуют об этом достаточно красноречиво. В самом браке часто забывали о святости его устоев, и бросив взгляд на исторические семьи той эпохи, мы находим слишком мало таких, где у домашнего очага, на глазах у супруги, среди законнорожденных детей, не подрастали бы и не воспитывались бы несколько незаконнорожденных отпрысков. Этим плодам греха было нужно общественное положение. Только оружием можно было его завоевать. Отсюда любовь этих бастардов к сражениям.

Недовольные быстрым заключением мира, гасконские бастарды, говорит продолжатель Nangis[21], найдя взаимопонимание с некоторыми английскими руководителями, и тайно поддержанные ими, начали нападать на замки и домены короля. Наносимый ими вред был настолько большим, что Карл IV был вынужден послать против них Альфонса де Ла Серда, своего двоюродного брата, назначив его своим лейтенантом в Гаскони. Прибыв к Ажану, Альфонс объявил сбор общего налога, который оказался для нашей страны тем более тяжелым, что папа уже обложил духовенство для поддержания войны в Италии. 7 августа он осадил Тоннен, который сдался через несколько дней. Затем он взял Пюигийам и еще несколько городов в Ажене, и вошел в Кондом 5 октября. Там и закончилась эта кампания, результаты которой едва ли оправдали столь значительные приготовления. Он всего лишь принял капитуляцию от нескольких гасконских капитанов, и при этом тут же их помиловал в обмен на их обещание отныне честно служить королю Франции. В их числе оказался и бастард д’Арманьяк, сын графа Бернара. Пресытившись бранной жизнью, он оставил мира и вступил в Христово воинство. Альфонс де Ла Серда также был вынужден отказаться от беспокойной походной жизни. Пораженный болезнью, тяжести которой никто вначале не оценил, он вернулся в Париж и умер там на следующий год.

В начале этих волнений граф д'Арманьяк потерял свою жену, Режину. Бертран де Го умер за нескольких месяцев до кончины своей дочери. Полная хозяйка своего состояния, молодая графиня распорядилась им в пользу супруга, которого обожала. Своим завещанием[22], составленным в замке Лавардан 12 августа 1325 г., она ему оставляла ему виконтство Ломань и Овиллар с землями и сеньориями Дюн, Монсегюр, Аллеман, Пюигийам, Сейссé, Пюирампион, Ливран, Бланкфор, Вилландро, Донзак, Пейрюсс-Монтье, Перн, Мэйан и Седрон. На случай если он умрет, не оставив детей, рожденных в законном браке, она указала его преемниками Бернара де Прейссака, Арно и Бернара де Ламотов, своих кузенов, и Эймери де Дюрфора, Режину де Го, жену Аманьё де Пена, и, наконец, последней из всех, неизвестно, по какой причине, Брайду, графиню де Брюникель, свою единственную сестру, которая вскоре умерла, так же не оставив потомства. Режина хотела быть похороненной рядом со своими предками в церкви Кордельеров Овиллара, которых она осыпала своими милостями. Вместе с нею исчезли могущество и высокий ранг, в который Климент V возвысил свою семью. Небо, словно играя с честолюбием понтифика, разрушило все созданное его тщеславием. Через тринадцать лет после его смерти, у его близких оставались почти только те земли и то общественное положение, которые были у них до того, как он надел тиару.

Столь богатое наследство значительно возвысило могущество дома д’Арманьяк. Родственники Режины пытались оспорить его у ее супруга. Но все разногласия были закончены в 1327 г. при посредничестве герцога де Бурбона, который присудил оставить все графу д'Арманьяку, в обмен на две или три земли, расположенных в Ажене, которые он должен был передать претендентам. Был еще один противник. Король Англии утверждал, что женщина не в праве распоряжаться фьефами, и на этом основании ему должны быть возвращены замки Бланкфор, Монсегюр, Сен-Клар и город Лектур, которые он подарил отцу Режины. Он поручил графу Кентскому потребовать их от своего имени. Особенно он настаивал на замке Жансак, который сеньор де Бриньяк продал без его разрешения и передал виконту де Ломаню. Но герцог де Сюлли[23] велел захватить почти все оспариваемые домены и сохранил их за Францией, и благодаря этому все претензии Эдуарда быстро отпали. Этот процесс не помешал графу д'Арманьяку принять участие в войне, которая продолжилась в Гаскони после отъезда Альфонса де Ла Серда. Король заменил его маршалом де Брикбеком[24]. Тот, объединившись с графом д’Э, который командовал в Сентонже, атаковал гасконских бастардов, полностью их рассеял и занял почти все места, которые они захватили. 1 июня 1327 г. он дал в Ажане приказ военным казначеям отсчитать суммы, обещанные высоким благородным и могущественным сеньорам, графу де Фуа и графу д'Арманьяку, и всем военным, бывшим на жаловании нашего государя короля, служившим в настоящей войне в той форме и тем способом, что были определены монсеньором Альфонсом Испанским в бытность его лейтенантом нашего государя короля.

За несколько дней да этого Жан присоединился к дому Франции, женившись на Беатриссе, старшей дочери Жана де Клермона, внука Людовика Святого, и Жанны, сестры и наследницы графа де Суассона. Роже, епископ Лавора, всецело преданный интересам своего племянника, вел переговоры об этом браке, который был предрешен и заключен при участии и в присутствии Карла Красивого. Беатрисса принесла супругу графство Шароле. Каждый из браков, таким образом, возвышал сеньоральную корону наших графов.

Архиепископ Оша был упомянут в завещании Режины де Го. В тот год, когда умерла графиня, он посетил Бассуé, и возобновил или, скорее, подтвердил кутюмы, которые Аманьё, его предшественник дал этому городу, а в следующем году он присутствовал при переговорах о браке Мабиль, дочери графа де Пардиака, с Арно Гиллемом де Барбазаном. Акт был подписан в Виль-Комталь[25] 18 июля, свидетелями его были Жеро де Монлезен, Гарси-Арно д’Антен, Арно де Кассань, Морен де Монтегю, Жеро де Феррагю и Пьер де Пуи. Гийом де Флавакур уже тогда задумал Собор провинции, который он вскоре соберет в Марсиаке (1326 г.)[26]. Там было принято шестьдесят Канонов. Однако во всех копиях, которые дожили до нашего времени, мы смогли насчитать только пятьдесят шесть. Некоторые из них только повторяли Каноны, принятые предыдущими Соборами. Мы отметим четырнадцатый, который подтверждает наказание, уже давно назначенное для нарушителей права убежища, и добавляет, что они будут лишены погребения по церковному обряду, даже если успеют покаяться перед смертью; девятый, который позволяет ежедневно служить мессу и проводить иные службы в местах, подвергнутых интердикту, но при закрытых дверях и следя за тем, чтобы там не присутствовали отлученные от церкви, в то же время он разрешает торжественное пение и открытые двери на Рождество, Пасху, Троицу и в день Успения Девы, и позволяет допускать всех верующих, за исключением отлученных от церкви; двадцать первый, который защищает свободу погребений от жадности некоторых клириков; двадцать второй, который постановляет прекратить службы на похоронах, где родственники, друзья и слуги нарушают церемонию своими песнями, сетованиями, плачем или восклицаниями[27]; двадцать пятый, который запрещает, под страхом отлучения от церкви делить на части тела покойных, чтобы хоронить их в разных местах. Тем самым объявлялся вне закона старинный обычай, когда принцы, короли, а иногда и епископы приказывали, что бы после их смерти их сердце будет перенесено в церковь, которую они хотели возвеличить. Мы отметим еще тридцать восьмой и тридцать девятый, которые определяют и смягчают расходы на визит архидьякона. Видимо, тогда в этом отношении были слишком непозволительные излишества, так как Собор посчитал необходимым ограничить кортеж архидьякона пятью лошадьми и пятью пешими слугами, и самое главное, чтобы не было никаких охотничьих собак и ловчих птиц. Ему позволялось брать деньгами на сумму в тридцать турских су за каждый визит, или продуктами на одну, не слишком роскошную, трапезу. Сорок первый, который запрещает извлекать мощи из их рак, чтобы их показывать, тем более их продавать, и принимать новые, если они не одобрены римской церковью. Он запрещает также при сборе пожертвований носить реликвии, кресты и вериги. Наконец он определяет наказание для тех, кто нарушит это предписание; сорок шестой, который запрещает светским судьям проводить заседания в церквях или на кладбищах, рассматривать там дела, особенно если речь идет о кровопролитии, и, наконец, выносить приговоры. Нарушители отлучались от церкви, а все их действия признавались недействительными; наконец, пятьдесят третий отлучает от церкви графов и баронов или байли, которые облагали налогом не только клириков и монахов, но даже прокаженных.

Некоторые из этих Канонов обрушивались на держателей церковных владений. Насилие сеньоров и, главным образом, бастардов, которые заполняли их замки, не знало удержу. Все епископы провинции жаловались на их захваты и тратили немало сил, хотя чаще всего напрасно, заставляя вернуть их церквям то, что было захвачено. Но никто не проявил столько пыла и настойчивости, как Анесан де Тужуз. Он принадлежал к благородной семья этого имени, которая способствовала основанию Монгийама, и сменил Гийома де Корнейяна (епископство Эр. Прим. переводчика) в конце 1323 или в первые месяцы 1324 г. Старания стоили ему жизни[28]. Терзоль де Болá, Бернар и Раймон Гийом де Канé, Жан и Арно де Рив-О, сын того, кто продал место, на которой был построен город Плезанс, бастард де Медо, Пьер, бастард де Сангинед, Арно Гийом де Сарьяк, бастард де Жю, и братья Мено и Жан де Капдевиль, раздраженные его действиями, подкараулили его в одном лье от Ногаро, напали на него и убили 13 октября 1326 г. Об этом преступлении нам напоминают камень, размещенный на дороге, которая ведет из Ногаро в Эр, который отмечает, как говорят, то место, где он упал под ударами своих убийц, и пустая могила, которую можно видеть под портиком маленькой церкви в Эспанье, где вначале покоился его прах, перенесенный позже в кафедральный собор. После епископа Жана, убитого при Карле Великом, скорее всего просто из-за ненависти к господству франков, Гасконь ни разу не запятнала себя кровью своих прелатов. Часто могли не слышать их голос или пренебречь их властью, но, по крайней мере, никогда не покушались на их жизнь. Это дерзкое убийство вызвало общественное возмущение. Тем не менее несчастья того времени и ранг преступников были таковы, что правосудие было вынуждено только глухо роптать некоторое время и признать себя бессильным.

В то время архиепископ боролся с графом д’Астараком по поводу десятин графства. Ссора началась почти с самого начала его епископата; но так как сеньоры объединились вокруг своего сюзерена, в чьих вторжениях они участвовали, Гийом де Флавакур, напуганный окровавленной кафедрой Эра, обратился к королевской власти. Король не отказал в помощи. Гийом де Виллар и Раймон де Рабатан, сенешаль Пуату, получили приказ обеспечить возврат всех захваченных владений, и если потребуется, применить силу. Они вызвали к себе[29] Арно-Гиллема де Бетпуи, Гийома-Бернара де Лароша, Жеро Дартига, Виталя и Бернара де Сен-Мари, Мено де Пегийана, Раймона де Меркадье, Раймона д'Овиллара, Раймона де Сейссана, Пьера де Панассака, Виталя де Лафита, Бернара де Мона, а через несколько дней они призвали сеньоров де Базийяка и Садорнена, и les ouvriers Сен-Жан-Путжа, и, наконец, Пиктавена де Монтескью, епископа Базá, и после долгих дебатов они осудили сеньоров. Большинство из них подчинились и отказались от своих претензий.

Графа д’Астарака, из-за которого все это началось, звали Аманьё[30] или, согласно другим источникам, Жаном. Он был вторым сыном Бернара V. Старший брат умер задолго до отца, не оставив потомства. Аманьё пережил его, к несчастью для своей семьи и, еще более для своих вассалов. В годы своей молодости, он, поддавшись пылу своих страстей, позволил себе немалые проступки. Нанесенный им вред был столь велик, что судья округа Тулузы захватил его и доставил (1322 г.) в Париж, где он был заключен в тюрьму Шатле. Отец, оплакав смерть старшего сына, испугался за жизнь второго, и, чтобы расположить к себе церковь, он осыпал милостями кордельеров Оша. Небо сжалившись над его слезами, вернуло ему Аманьё. После его возвращения, Бернар прожил не менее двух лет; точная дата его смерти нам неизвестна. Мы знаем лишь, что в конце своих дней он объявил войну графу де Комменжу и выступил против него. Уже два войска выстроились друг перед другом, и сражение должно было вот-вот начаться, когда появился Бернар де Кастельбажак, сеньор де Руед. Глубокая и закоренелая ненависть разделяла его с графом д’Астараком; но узнав о начале военных действий, оставив любое злопамятство, он поспешил к полю боя во главе своих вассалов. Он присоединился к Бернару и обеспечил полную победу. Не могло быть и речи о сопротивлении такому великодушию; примирение состоялось прямо на поле битвы, и с тех пор самый тесный союз воцарился между графом и сеньором де Руедом.

Аманьё не долго правил своим народом. Он уже умер к 1331 г., так как в этом году мы встречаем Сантюля IV под опекой Сесиль де Комменж. Впоследствии Сесиль вторично вышла замуж за Жана Палеолога, маркиза Монферратского. Много позже она имела длительный процесс со своими детьми от первого брака, требуя вернуть себе приданное, определенное в ее брачном договоре, и получить Кастельно-Барбаран, педаренный ей когда-то ее супругом, который Сантюль, ее сын оспаривал у нее. Но суд поддержал ее во всех ее претензиях.

Набожность тех времен была непоколебима, она была столь же возвышенной, как и щедрой. Буйная молодость Аманьё не мешала ему строить в то же время монастырь Кармелитов в Павье. Впрочем, пока он пачкал своими проступками имя д’Астарак, другие члены его семьи прославились в науках, новом поприще, на котором с честью проявили себя несколько сеньоров нашей провинции[31]. Гийом де Монлезен блистал среди наиболее знаменитых профессоров, которыми гордился тогда университет Тулузы. Он, как и лучшие таланты его времени, составлял комментарии к Клементинам и сакраментариям[32]. В то же время, во главе студентов университета Тулузы, подавших одно из прошений, мы видим Робера де Фуа, брата графа этого имени, Пьера-Раймона д'Астарака, Гийома де Дюрфора, Этьена д'Апшона, Сикара де Монто и Бернара де Латура.

Монархом, который защитил архиепископа Оша от графа д'Астарака, был уже не Карл IV[33]. Божья десница тяжело легла на преследователя Бонифация и тамплиеров и на его потомство. Филипп Красивый восседал на Вьеннском Соборе в окружении трех сыновей, уже взрослых, как и он по-мужски привлекательных, здоровых и крепких; и почти тотчас же все три были обмануты их женами, и скандальными весть о их позоре разлетелась по всей Европе. Сам он вскоре умер в полном расцвете сил. Первый из его сыновей последовал за ним в иной мир едва ему исполнилось 26 лет, оставив посмертного сына, который проживет только пять дней. Второе умирает в возрасте 28 лет, успев похоронить своего сын. Третий, Карл Красивый, уже потерял двух своих сыновей, когда на 34 году своей жизни он заболевает в Венсенне, на самое Рождество 1327 г. Болезнь долгая и мучительная, он уступает ей в ночь с 31 января на 1 февраля 1328 г., оставив свою третью жену, Жанну д'Эвре, печальной и беременной. И таким образом потомство короля Филиппа Красивого менее, чем за тринадцать лет, ослабло и угасло, что стало величайшей потерей[34].

Филипп де Валуа, двоюродный брат последних трех монархов и первый принц крови, вначале был объявлен регентом королевства; за время своего регентства (март 1328 г.) он подтвердил раздел прав на Соломьяк. Когда два месяца спустя, 1 апреля, королева родила дочь, Филипп был провозглашен королем. Исходя из прецедента, только что созданного королевской семьей, когда на трон, в обход своих племянниц, друг за другом поднимались Филипп Длинный и Карл Красивый, его право не могло быть оспорено, но оставалась дочь Филиппа Красивого, Изабелла, неверная жена слабого Эдуарда и, вероятно, убийца своего короля и супруга. Она намеревалась, вопреки желанию французов, возвести на трон Франции не саму себя, а своего сына, как будто бы семь принцесс, дочь Людовика Сварливого, четыре дочери Филиппа Длинного и два Карла Красивого, не могли предъявить свои претензии, не менее обоснованные, чем ее. Всем им противопоставили салический закон, согласно которому, женщина не вправе, согласно обычаям, ни наследовать, ни передать сыну королевство Франции[35], и право возобладало; но претензия осталась, гибельная претензия, из-за которой наша несчастная родина более века будет залита кровью и покрыта развалинами.