Том 4. Книга XIII.

ГЛАВА IV.

Бернар VII, брат Жана III, признан его преемником. – Он подтверждает кутюмы Ломаня. – Маргарита де Комменж, вдова Жана, вторично выходит замуж за наследника Пардиака и Фезансаге. – Бернар женится на Бонне, дочери герцога де Берри. – Три конкурента оспаривают кафедру Оша. – Ссора Мено де Барбазана с графом де Пардиаком. – Смерть виконта де Фезансаге и графа д’Астарака. – Жан Журден II, граф де л’Иль-Журден. – Матьё, граф Фуа, – его брак, – его смерть – Аршамбо де Грайи сменяет его. – Волнения в Байонне. – Разлад между Маргаритой де Комменж и ее мужем. – Трагический конец графа де Пардиака.

Бернар VII, брат Жана III, с рождения испытывал тягу к сражениям. Он едва лишь входил в пору юности, когда герцог д’Анжу (19 ноября 1377 г.) одарил его довольно крупной суммой, вознаграждая его добрую и полезную службу на войне. Двумя годами позже, он предпринял попытку[1], по просьбе герцога де Берри и Штатов Оверни, забрать у англичан замки Карлá, Юссон и Беневан, и там, где были бессильны многие прославленные капитана, его молодость добилась полного успеха. С этого момента он не расставался с оружием. Эти воинская доблесть, не менее, чем завещание Жана II, примирила с ним всех избирателей после смерти Жана III.

Как только печальное известие пересекло Альпы, Бернар поспешил собрать[2] в Оше Штаты Фезансака и Родеза, которым предстояло сделать выбор между дядей и племянницами. Случай был беспрецедентен для этого дома; начиная с Бернара I, который лично взял в руки правление в 920 г. и образовал тогда ветвь графов д’Арманьяк, был всего лишь один небольшой перерыв в прямой линии преемственности в 1245 г. В борьбу была вовлечены оба принципа наследования, но тогда смерть почти тотчас же покончила с разногласиями, унеся обеих женщин, которые отстаивали права или выдвигали претензии. Были еще слишком близки те времена, когда военная служба была главной основой социального строя. Именно в эту эпоху произошло отстранение женщин; но потом во всей Гаскони возобладало правило, когда дочери или сестры имели преимущество перед более удаленными ветвями. Таким образом Бигорр и Беарн перешли в чужие семьи. Таким образом графство Родез и виконтство Ломань перешли к дому д’Арманьяк. Поэтому завещание Жана II вводило совершенно новый принцип наследования. И было бы неудивительно, если бы голоса разделились; но некоторые из наиболее дальновидных или менее смелых баронов опасались высказываться против смелого и могущественного сеньора, особо неумолимого в своем злопамятстве. Остальные понимали, что две малолетних девочки, вместо того, чтобы защищать страну от двойного бедствия внутренних распрей и войны между государствами, сами нуждаются в защите; тогда как широкая шпага Бернара в состоянии отодвинуть внешних врагов и подавить внутренние смуты. Поэтому ассамблея была единогласна. Она признала брата Жана III его законным наследником, тем не менее она потребовала от него обязательства позаботиться о своих о племянницах и обеспечить им достойные браки.

После того, как его права были таким образом подтверждены, Бернар отправился в Вик, сопровождаемый главным дворянством Фезансака, и потребовал, в качестве нового сеньор, принесения ему оммажа. Четыре барона, Жан де Лабарт, сеньор д’Ор, Эйсью де Монтескью, Одон де Монто и Бертран де Пардайян, говоря от своего имени и от имени всех сеньоров графства, ответили, что они готовы выполнить его желание; но кутюмы требуют, что прежде, чем дворянство принесет свою клятву, каждый новый граф должен поклясться быть добрым сеньором и подтвердить кутюмы, предоставленные дворянам и их вассалам, как всегда делали все предшественники Бернара, и они его просят сделать также. Граф согласился, и сев, держа на коленях молитвенник и крест, поклялся защищать дворян, их вассалов и их рабов против любого насилия или любого угнетения, как это делали его предшественники, и даже лучше, если сможет. Затем он поклялся нерушимо соблюдать свободы, вольности и кутюмы Фезансака, как того требует закон, который всегда соблюдался и будет соблюдаться впредь. После этого дворяне по очереди начали подходить, воздавать дань уважения и приносить клятву верности. Свидетелями этого акта выступили Аманьё и Бернар д’Альбре, Гийом де Солаж, Бернар де Гроссоль и Бернар Дюпра (18 сентября 1392 г.)[3].

Штаты Ломаня собрались отдельно и поставили те же условия, что и в Оше. Кроме того они, пользуясь случаем, хотели свести свободы и вольности Ломаня в единый кодекс и получить его подтверждение. Ассамблея состоялась в Лектуре[4] 6 января 1393 г., в доме Арно де Дусе, сеньора де Пуи возле Лавардана. Там были Раймон Арно де Го, сеньор де Руйяк, Гарси де Манá, сеньор де Балиньяк и дю Пен, Бертран де Леомон, сеньор де Пюи-Гайяр, рыцари, Отон де Монто, сеньор де Грамон, Бернар Дюбó, шателен дю Бо, Отон де Комон, сеньор де Режомон и со-сеньор д’Омп, наследники Гастона де Серийяка, сеньора де Сен-Леонара и со-сеньора де Кадейяна, Сан Гарсия де Манá, сеньор д’Авезан и со-сеньор д’Эстрамьяк и де Годонвиль, Ришар де Галар и Раймон де Комон, со-сеньоры де л’Иль-Бузон, Рене де Комон, со-сеньор де Сен-Пессер, N... де Лашапель и Арно де Боннефон, со-сеньоры де Сент-Ави, Жан де Леомон, со-сеньор де Мору, Гайяр де Леомон, со-сеньор де Пюи-Гайяр и де Тюдé, Виталь де Фран, Виталь де Прейссак, сеньор д’Эсклиньяк, Арно де Пуи, со-сеньор д’Омп, Ду и Безьян де Монто, Отон де Боннефон, сеньор де Фьё, Бернар де Боннефон, Жан де Фодуа, сеньор де Плиё, Арно Дюбруй, сеньор де Пеллефигé, Пон де Лагард, сеньор де Лагард, Эйссан дю Бузé, сеньор дю Бузé и де Сен-Жан дю Бузé, Отон де Кэбирак, со-сеньор де Кадейян, Эйнар де Марестан, внук благородной Гироды де Вивé, и Жан де Вивé, со-сеньор де Вивé. Для начала решили просить Бернара подтвердить старинные кутюмы, содержащие 13 или 14 статей, и написанные по гасконски, и предоставить несколько других статей, уже действующих, но еще не утвержденных. Бернар, обсудив этот вопрос со своим советом, согласился выполнить двойную просьбу, которая ему была представлена[5], и принял оммаж от всех присутствующих сеньоров.

Получив свое признание в Арманьяке и Фезансаке, он направился с многочисленной свитой в Руэрг и совершил свой торжественный въезд в Родез 24 марта. На следующий день он был коронован с обычными церемониями в кафедральном соборе епископом Луи де Севери. Некоторое время спустя он, большею частью дворянства Руэрга и Арманьяка, уехал приносить оммаж за свои земли королю, который находился в то время в замке Жизор в Нормандии. Бернар все еще не был женат. Штаты Комменжа и Арманьяка думали о том, чтобы возобновить союз, задуманный еще в колыбели, между Бернаром и Маргаритой. Особенно Штаты Арманьяка не хотели отпустить в иностранный дом большие владения столь богатой наследницы. Обратились к авиньонскому двору за необходимым для такого брака разрешением. Сослались на старинный закон, который позволял подобные браки, когда старший брат не оставлял наследника. Передали дело многочисленной делегации, состоящей из магистров и докторов как теологии, так и права, обычного и законодательного. Ответ был однозначен: все[6] в один голос заявили, что папа должен отклонить эту просьбу как абсолютно несоответствующую поводу и обычаям.

Не похоже, чтобы Маргарита де Комменж была заинтересована в этой просьбе. Как только она потеряла ее мужа, она приложила все силы, чтобы добиться освобождения Жанны де Комменж, ее матери, которую Жан все еще держал в заключении в замке Лектура. Она подала прошение королю, чтобы через него получить это освобождение с восстановлением графства Комменж и других владений, которые ей принадлежали. 2 мая 1392 г. король отдал приказ[7] Колару д’Эстутвилю, сенешалю Тулузы, поручив ему обеспечить возвращение ее владений и освобождение графини Жанны. Но из-за противодействия Бернара, этот приказ так и не был выполнен. Маргарита, в надежде восторжествовать над своим шурином, начала искать союзников. Она обратила внимание на Жана, сына Жеро, графа де Пардиака. Жан едва вступил в пору юности. Но его отец был заинтересован в освобождении Жанны, и Маргарита посчитала, что его заинтересованность возрастет, если она отдаст свою руку его сыну, или, скорее, она увидела в этом только средство вернуть свободу той, кто дала ей жизнь, и, введенная в заблуждение своими чувствами, она не заметила, как лишилась своего счастья, согласившись на такую разницу в возрасте. Она поручила Югу, виконту де Кармену, Жана де Леви, сеньору де Лагарду, Жану де Буржу, сеньору де Конфолану и двум юрисконсультам, выработать условия и подписать их от своего имени. Акт был подписан[8] в замке Сольн 18 октября, в присутствии брата Перегрена де Пенелá, Гийома де Кортада, главы якобинцев Марсиака, и Бернара Соседа.

Этот брак, разделивший интересы Комменжа и Арманьяка, не оставил Бернару никакого предлога для новых действий. Сенешаль Тулузы отправился в Лектур 12 мая. Граф д’Арманьяк смирился с неизбежностью и, казалось бы, охотно передал ему Жанну. Эта притворное спокойствие обмануло дом де Фезансаге, и с тем большей легкостью подтолкнуло его к гибели.

Отвергнутый своей невесткой, граф д’Арманьяк обратил внимание (6 сентября 1392 г.) на старшую дочь Карла Благородного, короля Наварры, и, одновременно с браком, он предложил этому принцу союзный договор. Ведение этих двойных переговоров он поручил Мено де Барбазану[9]. Договор был заключен, но брак был отложен, вероятно из-за возраста молодой принцессы. Примерно в то же время Бернар попросил и получил руку своей двоюродной сестры Бонны[10], дочери герцога де Берри и Жанны д’Арманьяк, его тети. Бонна к тому времени была вдовой Амедея VI Савойского, от которого у нее остался сын, знаменитый Амедей, который был вначале первым герцогом Савойи, затем некоторое время носил тиару под именем Феликса V, и закончил, наконец, свои дни в почетной отставке в Рипайе. Герцог де Берри дал за своей дочерью сто тысяч золотых ливров. Контракт был подписан в Меене на Йевре 26 января 1393 г. Бернара представляли там Марки де Бофор, Марки де Канийяк и Гийом де Солаж, сеньор д’Антрагé. Брак был заключен только в следующем году. Он был отмечен в Шамбери, постоянном месте пребывания Бонны. Новая графиня совершила свой торжественный въезд в Родез 19 октября 1395 г., сопровождаемая отцом и блестящей свитой, и остановилась в монастыре кордельеров. К тому времени Бернар только что добавил к своим обширным доменам четыре долины, которые ему оставил, умирая, Жан де Лабарт, его дядя[11].

Кафедру Оша продолжали оспаривать три конкурента. Филипп д’Алансон, первый из когда-то занимавших ее, удалившись в Рим, мог только протестовать издалека. Высокая набожность, без сомнения, не позволяла ему заходить слишком далеко; впрочем, он вскоре умер (5 августа 1397 г.) в ореоле святости, и был похоронен в церкви Св. Марии за Тибром. Жан Фландрен, напротив, жил в провинции. Дом д’Арманьяк, который с большим трудом терпел его архиепископат, не мог не сожалеть, видя его упорное желание остаться, вопреки общепринятому обычаю и обещаниям, данным епископу Манда. Жан III взял в свои руки отстаивание прав своего брата, пока хлопоты, связанные с фатальным походом в Италию, не поглотили его целиком; но он, по крайней мере, уважал священный сан и ранг Фландрена. Высокомерный Бернар не знал меры. Едва он принял правление графством, как тут же открыто напал на кардинала-архиепископа, захватил его[12] и бросил в темный карцер. За этим немедленно последовал ответный удар церкви. Граф был отлучен; но через несколько месяцев Пьер де Луна, который только что сменил Климента VII под именем Бенедикта XIII, снял отлучение, потребовав при этом, чтобы пленнику была возвращена свобода.

Жестокое обращение и нездоровые условия карцера, насилие над величием римского пурпура и, без сомнения, пережитые унижение и стыд, окончательно исчерпали остатки жизненных сил, которое еще теплились в теле Фландрена. Он не прожил и года после своего пленения и умер в Вивьере, на своей родине, прожив более ста лет, если справедливо то, что ему было уже восемьдесят девять лет, когда пожеланиями капитула он был призван на кафедру Оша. Он был похоронен в церкви Св. Лаврентия, там же, где он принял крещение[13].

Смерть Филиппа д’Алансона и Фландрена позволили Жану д’Арманьяку мирно занять архиепископство; но этому прелату не суждено было узнать покой. Бенедикт XIII почти тотчас же перевел его в Тур. Капитул этого города не захотел его признать и избрал Луи д’Аркура. Жан начал процесс против избранника, который был передан на рассмотрение архиепископа Лиона, примаса Галлии. Примас не захотел вынести решения и затянул дело. Жан, в ожидании его окончания, сохранил архиепископство Оша.

Пока все эти разногласия вносили разлад в епархии Оша, еще одна ссора окропила кровью Пардиак и Фезансаге. Мено де Барбазан[14] отказался признать сюзеренитет Жеро, супруга Анны де Монлезен и тестя Маргариты де Комменж. Он потребовал часть графства, как наследник Мабиль де Монлезен, своей матери. В ответ Жеро захватил земли Гу и Бажонетт и несколько других доменов. Мено противопоставил силу силе, и с обеих сторон взялись за оружие и обратились за помощью к друзьям. Графы д’Астарак и де л’Иль, виконты де Сен-Полен и де Кармен, сеньоры де Лонак, д’Орбессан, де Дюран и де Сор, и многие другие отозвались на призыв.

Маршал де Сансерр постарался прекратить эти распри. Он тщетно пытался убедить их обратиться к правосудию короля; его не услышали в первой горячке ссоры; но после нескольких стычек, в которых погибли Жан и Жерар де Лантары, сенешаль Тулузы, в компетенцию которого входили земли воюющих сторон, приняв на себя посредничество, собрал их вместе с Гишаром Дофеном, лейтенантом маршала, вначале в Жимоне, затем во Флёрансе (декабрь 1393 г.). Затем конференции была перенесена в Гренад на Гаронне. Там были приняты статьи замирения, которым Барбазан согласился подчиниться. А когда Жеро их отклонил, маршал поместил его домены под руку короля, а самого его велел арестовывать. Его привели в Тулузу, откуда перевезли в Каркассонн. За этим актом строгости последовало торжественное решение, вынесенное маршалом по этому делу 26 июня 1394 г., в новом зале дворца Тулузы, где он тогда жил. Жеро, подав апелляцию в парижский парламент, был переведен в тюрьму Шатле, где оставался до дня Св. Мартина следующего года. Тогда он обрел свободу, предоставив залог. Это все, что мы знаем об этом долгом и бурном конфликте; но ни этот процесс, ни это тюремное заключение, не отвратили графа от Франции. Он постоянно держал ее сторону против англичан, и эта приверженность послужила, как говорят, одной из причин падения его дома.

Жан, отец Жеро, умер в весьма почтенном возрасте 20 июня 1390 г. Наказания, которых ему удалось избежать за насильственные действия против жителей Прадерé, не сделали его разумнее. Он применил неоправданную силу против города Сен-Роман в Руэрге, подвергся судебному процессу, но ему опять удалось ускользнуть от справедливого наказания. Его нерушимая верность короне Франции покрыла его вспыльчивость, и правосудие умолкло перед значимостью его заслуг. Помимо Жеро, его преемника, он оставил двух дочерей[15]. Жанна, старшая, была замужем за Жаном де Леви-Мирпуа, и получила в качестве приданного двадцать тысяч флоринов. Мата, вторая, жила еще в отчем доме, когда умер Жан. По завещанию отца (2 июня 1389 г.) ей досталось только десять тысяч флоринов со свадебными нарядами. Впоследствии она вышла за виконта де Валерма, происхождение которого нам точно неизвестно, но которого принято считать отпрыском виконтов де Бофор. Другие его дети, родившиеся до Жеро, умерли раньше отца, не оставив потомства, и, вероятно, не вступив в брак.

Граф д’Астарак был не менее своеволен, чем виконт де Фезансаге. Когда жители Миранда (dom Clément[16] и dom Vaissette[17] говорят о Марманде) отказались помочь ему изгнать англичан из Кастельно-Барбарана, он, в отместку за этот отказ, начал разорять их земли, и, не довольствуясь этой местью, велел безжалостно вешать людей Миранда, которые попадали в его руки. На это пожаловались королю и воззвали к его правосудию. Но чем могли помочь эти жалобы в эпоху, когда правосудие была немо или связано? Жан оказал большие услуги Франции. Он боролся с врагами государства; он даже не злобствовал против жителей Миранда, он просто наказывал их за то, что они не захотели поспособствовать его патриотическим деяниям. Поэтому он без труда получил в 1390 г. грамоты о помиловании от слабовольного Карла VI.

Жан был еще жив в 1395 г., но после этой даты его имя исчезает из истории, хотя точный год его смерти совершенно неизвестен. Он подготовился к уходу из жизни, основывав в городе Павье около Оша монастырь кармелитов, чей орден особо был ему по душе. Моброза или Маскароза де Лабарт принесла ему только двух дочерей, и он, после ее смерти, женился на Филиппе де Комменж, которая сделала его отцом Жана II и Маргариты, которая вошла в семью де Монферран. Мата, старшая из дочерей Маскарозы, была замужем за Роже де Комменжем. Сесиль, младшая, была много несчастнее своей сестры; отец выдал ее за Жана Журдена II, графа де л’Иля, и выделил ей двадцать пять тысяч флоринов. Жан Журден[18] погряз в грехах. Брак и рождение сына не прекратили его разгула. Его распутство было столь велико, что Сесиль была вынуждена его оставить, но и это его не остановило. Оскорбленная супруга некоторое время ожидала возвращения виновного; но не видя в нем ни малейшего раскаянья, она в 1389 г. обратилась в суд. Слишком мало супруг в тот век безудержного греха не смогли бы пожаловаться на измены их мужей[19]. Дело затянулось. После трех лет разбирательств, суды присудили, наконец, Сесиль, для проживания, тысячу ливров ренты. Ее сын только что умер. Эта смерть окончательно подорвала жизнь, отравленную разводом, несчастьем и, возможно также, дурным обращением. Когда она умерла, Жан Журден собрал богатое наследство. Луи Журден, сеньор де Лонак, его родственник, завещал ему все свои владения. Это дарение породило многочисленные протесты, от которых граф де л’Иль откупился золотом.

У всех насильственных действий, о которых мы говорили, была одна причина или повод – война, которую вела Англия во Франции с начала этого царствования, которую прерывали несколько коротких перемирий, как правило, плохо соблюдаемых. Обе страны чувствовали потребность в отдыха. Была попытка мирного договора, но претензии обоих народов были настолько противоположны, что пришлось ограничиться (9 марта 1395 г.) новым перемирием сроком на 26 лет: это было, фактически, истинное и полное примирение, только под другим именем. Брак Изабеллы, старшей дочери Карла VI, принцесса, едва покинувшей колыбель, с Ричардом, королем Англии, стал его залогом. Тотчас же назначили наблюдателей перемирия в различных провинциях. Граф д’Арманьяк[20] и маршал де Сансерр стали таковыми в Гиени и Гаскони, и решили воспользоваться этим случаем, чтобы окончательно очистить наши земли от компаний, которых ни золото, ни железо, так и не смогли удалить полностью. Благодаря их хлопотам и их деятельности, Юг, наконец, облегченно вздохнул после стольких десятилетий волнений и несчастий. Только государства графа де Фуа не приняли никакого участия в замирении провинции.

Матьё был женат[21] на Жанне, старшей дочери Хуана I, короля Арагона[22]. Этот государь умер в 1396 г. не оставив сына, и Матьё, от имени своей жены, потребовал корону; но он нашел конкурента в лице Мартина, брата Хуана. Нация, не желавшая переходить под власть чужестранца, выступила, в основном, за Мартина, который в то время воевал за корону Сицилии с анжуйским домом, надеясь водрузить ее на голову своего сына. Матьё взялся за оружие и привлек под свои знамена многих гасконских сеньоров, и во главе их Бернара, графа д’Арманьяка, обрадованному случаю отомстить за поражение, которое нанес ему когда-то король Арагона. Жан Журден, граф де л’Иль, пообещал присоединиться к ним; он даже затребовал довольно значительную сумму на свое вооружение; но любовь к удовольствиям задержала его, и он израсходовал на безумные и гнусные оргии то, что получил для благородного похода. Матьё и его союзники ничего не добились. Мария де Луна, жена Мартина, не испугавшись, достойно встретила их вторжение и имела достаточ­но мужества и ловкости, чтобы отразить их. Она даже добилась от Штатов объявления ее конкурента предателем родины и виновным в оскорбле­нии величества, и конфискации всех доменов, которыми он владел в Арагоне.

Матьё, обидевшись на вероломство графа де л’Иль-Журдена, его союзника, обвинил того в том, что именно он стал причиной его катастрофы, лишив его части сил, на которые он имел право рассчитывать. Он обязал его вернуть ему суммы, которые ему предоставил. Он пошел бы и дальше, но был слишком занято подготовкой нового похода, успех которого был не большим, чем предыдущего. Едва он вошел в Арагон, как умерла его жена; он отказался от своих претензий и пошел на соглашение, после которого прожил едва ли несколько месяцев. Он умер 5 августа 1398 г., не оставив детей. С ним угас дом де Фуа. Казалось, он исчерпал все свои сила, блеснув напоследок ярчайшей славой Гастона Феба. Почти все те благородные ветви, которые мы видели на земле Гаскони после ухода норманнов, уже угасли. Виконтские дома Байонны, Дакса, Тартá, Марсана и Гаваррé просуществовали только несколько веков. Виконты Ломаня пробыли лишь немногим более. Род де Го, который сменил их, промелькнул еще быстрее. Бигорр и Беарн два или три раза меняли хозяев. Графская ветвь Фезансака насчитывала только пять или шесть поколений. Графы Пардиака только что угасли. Графы л’Иль-Журдена и виконты Фезансаге доживали последние дни. Из многочисленного потомства великого Эда и Кариберта, скоро предстояло остаться только графам д’Арманьяк и д’Астарак, и, возможно, и их ветви не продолжались бы непрерывно так долго, если бы они, довольствуясь своими первоначальными доменами, не задумыва­лись бы никогда о том, чтобы усилить себя через браки или удачные деяния.

После Матьё де Фуа оставалась только его сестра, Изабелла[23], жена Аршамбо де Грайи, хотя Hozier указывает в качестве его побочного сына Рено де Фуа-Кастельбона, которого Климент VII противопоставил стороннику итальянского папы Гайяру де Коарразу, и который занял кафедру Тарба в 1392 г[24]. Все домены, естественно, должны были перейти сестре; но Аршамбо принадлежал к семье, слишком преданной Англии, чтобы Франция не попыталась помешать этому. Он был сыном Пьера II, сеньора де Грайи и Розамбюрж де Перигор, дочери Эли Талейрана и знаменитой Брюниссенды де Фуа. Вначале он носил титул виконта де Кастельбона[25] и де Кюртона; мы часто упоминали его под этими двумя именами, особенно – под последним. Он был близок к своему старшему брату и капталю де Бюшу, своему племяннику, дрался вместе с ними при Кошереле и разделил с ними плен. Взятый в плен вторично, вместе со своим племянником, и доставленный в Париж, он подписал все условия, которые героический капталь не захотел принять, и стал его наследником в 1376 г. Арно Аманьё д’Альбре оспаривал у него это богатое наследство. Но Аршамбо был поддержан в своих правах королем Англии, который скоро после этого назначил его сенешалем Гиени. Тогда он принял имя капталя де Бюша и графа де Беножа. Хотя он уже был в более, чем зрелом, возрасте, он еще ни разу не был женат. В 1381 г. он женился на Изабелле де Фуа, сестре Матьё, от которой оставил многочисленное потомство.

Два дня спустя после смерти брата Изабелла, предвидя препятствия, которые Франция могла противопоставить ее правам, опубликовала заявление, подписанное в Бордо, в котором объявляла, что, принимая наследство Матьё, она не намерена делать что-либо вопреки воле короля, и готова принести ему оммаж и клятву верности. После этого она спешно отправилась в Беарн вместе с мужем. Штаты собрались в монастыре кордельеров в Морлá. При каждой смене сеньоров они получали некоторое расширение своих привилегий или добивались некоторого изменения в своем законодательстве. Прежде чем принести клятву Изабелле и Аршамбо, они предложили им несколько статей, которые были приняты, и тотчас же они признали их своими сеньорами и поклялись им в верности. Изабелла, опасаясь преждевременной внезапной смерти, как это случилось с ее братом, несмотря на то, что у нее уже были дети, передала в присутствии Штатов своему мужу Беарн и все другие свои домены. Аршамбо, не желая уступать ей в великодушии, передал жене виконтства Бенож и Кастийон со всеми владениями, принадлежащими дому де Грайи. Штаты одобрили эти решения и согласились, что бы Аршамбо носил титул графа де Фуа и виконта де Беарна, де Марсана и де Гавардана, как это делали Матьё и Гастон.

Беарн был независимой страной. Король не мог, ни под каким предлогом, помешать Изабелле быть провозглашенной виконтессой; но Небузан, страна Фуа и другие домены Матьё зависели от Франции. Колар д’Эстутвиль, сенешаль Тулузы, запретил им признавать сестру их бывшего сеньора до тех пор, пока двор не примет решение по этому поводу. Он велел сообщить об этом запрете Изабелле и Аршамбо, которые ответили на это (12 августа) протестом, еще более обширным, чем тот, который предшествовал их отъезду из Бордо. Приняв эту предосторожность, оба супруга не побоялись пренебречь запретом. Они отправились в Фуа, где приняли (31 августа) клятву от главных вассалов и бóльшей части коммун страны.

Сенешаль получил приказ, предписывающий ему взять оспариваемые домены под руку короля. Выполняя его, он двинулся вперед, и не успел он приблизиться, как Мазерé и Саверден открыли ему свои ворота. Изабелла и Аршамбо, опасаясь, что этому примеру последуют остальные, поторопились собрать Штаты Фуа в аббатстве Сен-Волюзьян. Они подтвердили привилегии, предоставленные бывшими графами де Фуа, и добавили к ним новые. В то же время они представили длинный список ответов на причины и предлоги, которые совет короля Франции выдвинул против их претензий. Из этого видно, как феодализм сдавал свои позиции; уже не оружие решало все споры. Наступало господство законоведов или, скорее оно набирало все бóльшую силу. Воевали пером, как в былые времена шпагой. Но не пренебрегали и ею. Король приказал маршалу де Сансерру, который только что получил шпагу коннетабля, поддерживать сенешаля Тулузы. Сансерр начал кампанию со стороны Бигорра, занял Небузан и двинулся к Мазерé, принимая, силой или по-хорошему, покорность всех мест, лежащих на его пути.

Аршамбо, понимая, хоть и несколько поздновато, всю неравность борьбы, направил к коннетаблю епископа Олерона и сира д’Антена, поручив им предложить тому условия соглашения. Коннетабль обосновался Мазерé. Он с честью принял обоих депутатов, и заручившись их заверениями, отправился в Тарб, где встретился с Аршамбо. Результатом этой встречи стал договор, основные статьи которого гласили, что немедленно прекращаются все военные действия, что капталь и его жена получат охранные грамоты на поездку для принесения оммажа королю; что если король его не примет, они предъявят свои права на рассмотрение парламента, и что, в ожидании его решения, они предоставят королю двух их старших сыновей в качестве заложников.

После этого соглашения коннетабль распустил свои войска. Граф д’Арманьяк получил приказ присоединиться к нему, но тот был отменен. Тем не менее ему отсчитали десять тысяч франков в возмещение ущерба от приготовлений. Между тем коннетабль двинулся через всю Францию, ведя с собой двух юных сыновей, предложенных в заложники. Изабелла, их мать, последовала вслед за ними и появилась при дворе к 12 ноября. Король отклонил ее оммаж под предлогом, что права короны не были до конца определены. Он отложил окончательное решение до августа следующего года, и сохранил подле себя обоих детей, прекрасное телосложение и красота которых подтверждали кровь де Фуа, текущую в их жилах.

Пока Изабелла и Аршамбо хлопотали о наследстве Матьё, революция лишила Ричарда II, короля Англии, короны, а вскоре и жизни, и возвела на престол (1392[26] г.) герцога Ланкастера, под именем Генриха IV. Ричард родился в Бордо и провел там бóльшую часть своего детства. Он очень любил этот город и всю Аквитанию. Если кто-либо из его жителей переправлялся через море, он принимал его с радостью и осыпал его знаками своей благосклонности. Поэтому и во всей провинции он был весьма любим. Его низложение и смерть могли возмутить умы и обратить их в сторону Франции. Герцог Бургундский посоветовал послать Сансерра на границу Гиени, а герцога де Берри в Пуату. Так и сделали, и приготовились к тому, чтобы воспользоваться возмущением, которое должно было случиться вслед за этим трагическим событием. Оно было действительно велико. Первым известиям отказывались верить, но, когда они подтвердились, Байонна, Дакс и Бордо закрыли свои ворота. «Бордосцы[27], огорченные более других, восклицали в сердцах: ах! король Ричард, милый король, вы были перед Богом самым честным человеком вашего королевства; но люди Лондона подготовили для вам эту катастрофу. Никогда они не любили вас, и меньше всего с тех пор, как вы породнились через брак с королем Франции. Ах! Ричард, вы были их королем более двадцати двух лет, а теперь они вас осудили и убили. Какая низость, мы не намерены ее терпеть».

Сенешаль Бордо, слыша эти жалобы и зная, что им вторят по всей провинции, спешно написал в Англию о сожалениях, высказываемых в Бордо, Даксе и Байонне по поводу смены правителя, и выразил опасения, что эти города могут примкнуть к французам. Эти письма были спешно доставлены в Лондон, но там они не вызвали никакого беспокойства. Не может того быть, вполне резонно говорили там, чтобы столь благородные и богатые города, как Бордо и Байонна, перешли на сторону Франции. Они пользуются у нас полной свободой, а если бы там господствовали французы, они бы по два или три раза в год платили бы налог прямой и косвенный, к чему они совершенно непривычны, и им было бы слишком тяжело начинать делать это. Кроме того, эти три города окружены сеньорами, которые всегда были и есть преданы Англии, такими как сеньоры де Поммье, де Розан, де Ландиран, де Дюрá, де Мюсидан, де Копанн. Они тотчас же объявят им войну, и никто не сможет выйти за стены, не рискуя быть схваченным. Тем не менее, скорее чтобы успокоить недовольных, чем предупредить столь маловероятное событие, в Аквитанию направили епископа Лондона и Томаса де Перси, во главе небольшого отряда. Но время года было неудачно; море долго оставалось непреодолимым, и два благородных эмиссара смогли высадиться на берегах Гаскони только к среде мая.

Герцог де Бурбон опередил их; он приблизился к Бордо и имел в Ажане тайную встречу с депутатами недовольных городов; он не скупился перед ними на слова, под завязку наполненные обещаниями[28]. Он обязался от имени своего повелителя подписать все, что они пожелают и готов был представить им любые гарантии этого обязательства. Но к несчастью депутаты не могли ничего решить сами, а когда они возвратились, то нашли изменение в настроениях. «Посмотрите, как королевство Франции обременяет своих тальями, фуажем и любыми другими гадкими налогами, лишь бы вымогать деньги; и они сказали себе: если французы окажутся нашими хозяевами, они и нас обложат подобным образом. Лучше быть англичанином, так как тогда нам останутся наши вольности и свободы. Если люди Лондона свергли с престола Ричарда и венчали Генриха, нам-то что за дело? Все равно у нас есть король. Наши товары, шерсть, вино, сукно, больше подходят для Англии, чем для Франции. Следует воздержаться от заключения договора, в котором потом нам придется раскаяться». Так рухнула какая-либо надежда возвратить провинцию, на которую смотрели, несмотря на все договоры, как на часть монархии.

Английский монарх поспешил подтвердить все привилегии, предоставленные Аквитании своими предшественниками, и, одновременно с этим, осыпал милостями наиболее могущественных сеньоров[29]. Он назначил Номпара де Комона сенешалем Ажене и дал ему баронию Комон, землю Ламот, замок Комбалé и сеньории Дамазан и Вильфранш. Он поручил сенешальство Бигорр и охрану замка Лурд Жану де Беарну, и утвердил приобретение Пейротоном де Кампейем земли, имя которой он носил. Он одарил Жана дю Лиона землей, которую он только что конфисковал у Гайяра де Бонеля и Доа де Пена. Бернар де Гавастон получил охрану местечка Пемб, а Жан, сеньор де Монклар, получил некоторые права на Жансак, Кастельморон, Совтерр, Ла Реоль и Сент-Эмийон.

Бурные волнения вспыхнули в Байонне между епископом и городскими властями. Последствия раскола там сказались сильнее, чем где-либо еще; епархия состояла из Нижней Наварры и Лабура. Одни, вместе с Англией, признавали папу из Рима, другие, следуя за королем Наварры и Францией, стояли за папу из Авиньона[30]. Так после смерти Пьера д’Арейша, монаха-августинца, родившегося в Родезе и умершего к 1380 г., Пьер д’Аррибейр, родом из байоннской семьи, остался верен Урбану и его преемникам, и нашел конкурентов в лице Никола и Гарсии д’Анги, который расположился в Сен-Жан-Пье-де-Пор, и привлек на свою сторону часть капитула. Д’Анги был баском и исповедником Карла III, короля Наварры. Он присутствовал в качестве епископа Байонны при коронации этого принца в 1390 г. Мы обязаны ему краткой историей королей Наварры, с которой охотно сверяемся.

Пьер д’Аррибейр закончил свою жизнь в 1392 или 1393 г., и был сменен Менендезом Гарсией. Против него и возмутился город, когда он потребовал представления себе некоторых дополнительных прав. От оскорблений перешли к действиям. Король Англии объявил себя[31] на стороне прелата и приказал своим чиновникам защищать его, но он не захотел рассудить разногласия. Обе партии вынесли их на арбитраж аббата Сордé, который признал правоту Менендеза. Еще Генрих подтвердил в пользу Аршамбо де Грайи все дарения, которыми короли Англии буквально осыпали ее семью. Тем не менее, это подтверждение не привязало Аршамбо к его интересам. Надежда на домены дома де Фуа и честолюбие взяли верх над признательностью.

Приближалось время, когда Изабелле де Фуа пора было возвращаться к Карлу VI. Не решаясь самой отправляться во вторую поездку, она поручила представлять себя[32] мужу, который прибыл ко двору только в феврале 1401 г. Все затруднения были улажены, и он был, наконец, допущен к принесению оммажа. Король, после его клятвы, передал ему графство Фуа и все домены, которыми владел Матьё де Кастельбон, за исключением виконтства Лотрек и нескольких земель в Альбижуа, замка Амбрé и половины сеньории Маркефав, на которые, по его утверждению, он имел права. Аршамбо, чтобы засвидетельствовать свое признание королю, дал монарху, французским принцам и грандам королевства блестящий пир, сопровождаемый поединками и турнирами. Через несколько дней он торжественно отказался от приверженности Англии, которую, до сих пор, его семья горячо сохраняла, и поклялась навсегда оставаться верным Карлу, как своему суверену.

Два его сына принесли такую же клятву. Тем не менее, второй из них не был расположен к Франции, и он даже грозил убить своего брата, если тот сменит леопардов на лилии[33]. Время не изменило его взглядов. Мы еще не раз встретим его под знаменами Генриха IV и Генриха V. Отец поспешил вернуться в Гасконь, где принял от имени жены новую клятву верности от части своих вассалов; но когда он уже собрался мирно воспользоваться столь завидным наследством, Жанна де Комменж и Маргарита, ее дочь, попытались его у него оспорить. Дело было передано в парижский парламент, который отверг все претензии обеих графинь. Проявил свое великодушие и король Арагона. Тотчас же после смерти Матьё он возвратил его сестре виконтство Кастельбон и другие земли, принадлежавшие ее семье по ту сторону Пиренеев.

Маргарита де Комменж[34] не смогла найти счастья в своем браке с Жаном, сыном графа де Пардиака. Она хотела управлять им и использовать по своему усмотрению, как мать распоряжается сыном. Жан, шокированный замашками своей жены, оставил ее, чтобы уйти к своему отцу; но вскоре узнав, что Маргарита живет в Комменже и при ней неотлучно находится граф де Фонтений, ее наместник, он решил встретиться с ней в Мюрé, месте ее пребывания. Его внезапный отъезд обозлил сердце графини. Он был встречен плохо, и в своей, почти детской, досаде, он решил мстить и заставить ее подчиниться своей воле. С этим намерением он вернулся к своему отцу, чтобы обсудить с ним способы укрощения слишком высокомерной супруги. Они вместе решили обратиться за помощью к графу д’Арманьяку, своему родственнику. Жан тотчас же отправился к нему и получил вероломное поощрение и обещания, которые, на самом деле, были слишком далеки от его действительных намерений.

Бернар уже давно испытывал тайную, но глубокую ненависть, к Жеро и его сыну. Примкнув в былые времена к англичанам[35], он не мог простить Жеро за то, что тот был постоянно верен Франции, за то, что был разгромлен отряд англичан, которые в своих набегах дошли до ворот Кондома, губернатором которого был граф де Пардиак, и, наконец, за то, что, захватив других англичан около Жимона, он велел их повесить без всякого милосердия. Мстительная его душа не могла забыть, как Жеро когда-то обнажил кинжал против него. Сына он ненавидел за то, что тот женился на графине де Комменж, не посоветовавшись с ним, а еще более за то, что был предпочтен ею. Поэтому, как бы принимая их сторону, он тайно объединился с Маргаритой против ее тестя и мужа. Те, не подозревая такого вероломства, и, напротив, полностью уверенные в его поддержке, доверчиво вошли в Комменж и заняли там несколько мест; но напрасно они ожидали графа д’Арманьяка. Так и не дождавшись его, они прервали свой поход и возвратились в свои домены.

Едва они распустили свои войска, как Бернар снял маску, открыто выступил в защиту графини, обвинил Жеро в посягательстве на свою жизнь и велел огласить имеющиеся против него факты. «Один из свидетелей, мы цитируем dom Vaissette, дал показания, что Жеро д’Арманьяк, граф де Пардиак, в мае 1400 г., закрывшись в комнате замка Лаплюм, велел своим оруженосцам вынуть из ящика, тщательно закрытого и покрытого зеленым сукном, три фигуры из воска, трех различных цветов, из которых одна была длиннее, а две других короче, также прикрытые тканью; что увидев их, он велел принести себе книгу, и взяв ее в руки, он предложил Гийому де Карлá, лиценциату права из Рабатана, поклясться в том, что выполнит все, о чем он его попросит. Гийом де Карлá, продолжал свидетель, хотел исключить дом д’Арманьяк из этой клятвы; но граф де Пардиак пообещал ему семь тысяч золотых франков, и сказал ему: Mossen Гийом, вы теперь связаны со мной клятвой. Я ищу смерти того, кто сам себя сделал графом д’Арманьяком, и я хочу получить его владения, его жену, его детей и его племянниц, чтобы распоряжаться ими по своему желанию; поэтому я поручил умелым людям из Милана в Ломбардии сделать эти три изображения, и я поручаю вам добиться, чтобы они были освящены в замке Монлезен Жаном д’Астараком, который живет в Монгискаре, и у которого есть магическая книга. Я уверен, что нет в мире ничего, чего не смогла бы сделать эта книга. Я велел сделать это коричневое изображение подобием Бернара д’Арманьяка; и когда оно будет освящено, и он умрет, мы решим, что делать со всем остальным». Этот свидетель добавил, что Гийом де Карлá, доставивший это изображение Жану д’Астараку, попросил его ничего не предпринять против дома д’Арманьяка, и что Жан д’Астарак это обещал.

Хотя это колдовство так и не состоялось, ненависть Бернара не могла не воспользоваться им, чтобы потребовать мести. Он получил, с помощью, герцога де Берри, своего тестя, письма Карла VI, которые позволяли ему защищаться против графа де Пардиака. Ободренный этим разрешением, полученным под клеветническим предлогом, он выступил против Жеро, и осадил его в замке Монлезен около Марсиака. Осада велась успешно и замок должен был вот-вот пасть, когда Жеро бежал через потайной ход и укрылся с несколькими рыцарями в замке Брюссан в Бигорре. Разозлившись, что его добыча от него ускользнула, граф д’Арманьяк проследовал к его новому убежищу, со сталью в руке и угрозой на устах, и заставил жителей выдать ему беглеца.

Завладев им, он доставил его вначале в замок Лавардан. Заставив его страдать некоторое время в темном карцере, он вызвал к нему всеобщую жалость. Важнейшее дворянство страны, состоящее в родстве или союзах с домами де Пардиак и де Фезансаге, возмущенные жестокостью Бернара, возвысило свой голос в защиту пленника. Поэтому, после нескольких месяцев, его вывели из карцера Лавардана и перевезли в Родель в Руэрге. Там его поместили в глубокий колодец с приказом давать ему только хлеб и воду. Несчастный Жеро не смог выдержать столь варварского обращения: он погиб после десяти или двенадцати дней мучений (1403).