На Главную

Vicomte de Bonald

[Rodez, imprimerie Carrère, 1909]

ДОМ Д’АРМАНЬЯК В XV-ом ВЕКЕ

Г-н Самаран, архивариус национального Архива, только что опубликовал исследование под заглавием «Дом д’Арманьяк в XV веке и последнее выступление феодализма на юге Франции», очень важное и весьма интересное для всех, кто увлекается историей нашей провинции.

Известно, сколь значительную часть наших земель держали д’Арманьяки, поэтому не стоит удивляться, что почти на каждой странице книги г-на Самарана встречаются упоминания о Руэрге.

Эта книга из тех, которые не нуждаются в аннотации, и если я попытался привести из нее несколько эпизодов, то только в надежде вызвать у тех, кто меня прочтет, желание познакомиться с нею.

I.

Жану IV д’Арманьяку, виконту де Ломаню, не было и двадцати двух лет, когда он сменил своего отца, графа Бернара VII, убитого парижской толпой 12 июня 1418 г.

В то время Франция была разделена на две партии; одна приняла сторону Генриха V, который именовался королем Франции и Англии, тогда как другая оставалась верной Карлу VI.

Жан IV, породненный через своего отца и двух своих теток с домами д’Орлеан, де Берри, де Бурбон и Савойским, был женат первым браком на Бланке Бретонской, дочери Жана V, герцога Бретани, вдова которого стала королевой Англии. Спрашивается, какая из двух партий была ему ближе?

Уже давно обсуждался его брак с инфантой Изабеллой, дочерью Карла III, короля Наварры, его дяди через брак[1]. Было необходимо разрешение. Жан IV испросил его у папы Бенедикта XIII[2], который дал его 18 января 1417 г., а два года спустя, 10 мая 1419 г., брак был заключен по доверенности в замке Тюделá, недалеко от Памплоны.

Среди представителей графа мы отмечаем Пьера де Мэйра, судью Сите Родеза[3].

В результате этого брака отношения, уже существовавшие между Наваррой и Арманьяком стали еще более тесными, что привело к заключению союза между Жаном IV и его дядей, Карлом III. Условия были приняты 13 июня 1421 г.: король обещал племяннику «помощь и поддержку против всех и вся, за исключением короля Франции, дофина Вьеннского и графа де Фуа».

Четыре года спустя, 4 июня 1425 г., граф д’Арманьяк поручил Бегону д’Эстену[4], Пьеру Амейю и Альфонсу де Бресчиано принести от его имени оммаж королю Кастилии и Леона. В оправдание этого невероятного акта[5] ссылались на древнее родство, связывающее, как говорили, дома Кастилии и д’Арманьяк, доказательством чему служили львы Кастилии на гербе д’Арманьяков.

Жана IV, как нетрудно заметить, всегда тяготила его вынужденная верность королю Франции. Впрочем, он так и не дошел до того, чтобы открыто порвать со своим сюзереном. Хотя Великий Раскол Запада предоставил ему удобный случай.

Когда в 1417 г. после отречения Григория XII папой был избран Мартин V, Бернар VII д’Арманьяк, следуя примеру почти всего королевства, признал нового папу, и его посланники, которым он поручил изъявить ему свою покорность, уже приближались к Женеве, когда граф был убит. Жан IV и его мать, Бонна де Берри, направили новых послов, которые принесли публичное покаяние на открытой аудиенции и 13 декабря 1418 г. получили прощение Мартина V. В числе послов были Эмери де Кастельпер, виконт д’Амбиалé[6], советник Жана IV, и Бернар де Бертолен, каноник Родеза.

Но покорность графа была чисто внешней. Вместо того, чтобы порвать все отношения с Бенедиктом XIII, Жан IV думал только о том, чтобы укреплять их. Он получил от него многочисленные духовные милости: разрешение на использование переносных алтарей, особую индульгенцию, разрешение на брак с инфантой Изабеллой, и т.д. Не были забыты и его сторонники, и среди самый значительных из них мы видим Бегона д’Эстена, Жанну де Лестранж, его жену, Гийома де Солажа и N. де Раффена.

Кроме того, в 1419 г. Жан IV чинил препятствия нунцию Жеро де Бри, направленному Мартином V. Начиная с этого дня, он открыто принял сторону Бенедикта XIII, который, в свою очередь, энергично выступил в его защиту и поручил Жану Каррье, архидиакону Сент-Антонена, преследовать сторонников Мартина V «всякий раз, когда этого потребует граф д’Арманьяк или его брат, граф де Пардиак, и присуждать этим двум сеньорам имущество раскольников».

В связи с этим Мартин V повелел Римской Курии начать процесс, и графу д’Арманьяку был предоставлен девяностодневный срок, чтобы явиться туда.

В это время тот направлялся в Пеньисколу[7], где находился Бенедикт XIII, за елеем, необходимым для крещения его сына, поддержав, всей своей властью, Жана Каррье, который, запертый в замке Турен[8], оказывал яростное сопротивление нападкам Жеро де Бри.

Тот, так и не встретившись с графом д’Арманьяком начал процедуру против восьмерых главных сторонников Бенедикта XIII, а в июле 1420 г. он осудил еще семерых, среди которых были: Пьер д’Оньяк, аббат Боннекомба, Жан Робер, аббат Бонневаля, Жан Фабр, брат проповедник, Жан Каррье, Бернар Гарнье (будущий Бенедикт XIV) и Жан Серен.

Когда Пьер д’Оньяк умер, Жан IV добился через Бенедикта XIII назначения на его место, сына Эмери де Кастельпера по имени Юг, который даже не принадлежал к ордену Сито.

С помощью многочисленных друзей нунций начал осаду замка Турен, но через несколько месяцев был вынужден уйти, не в силах захватить его.

Тем не менее, после смерти Бенедикта XIII, произошедшей в 1422 г., Жан IV отрекся от своих заблуждений в кафедральном соборе Тулузы, и обещал признать того же папу, что и король Франции. Вопреки этому обещанию он продолжил повиноваться Клименту VIII, преемнику Бенедикта XIII.

Чуть раньше, 12 декабря 1423 г., Жан Каррье, узнав о смерти Бенедикта XIII, отправился в Пеньисколу, чтобы выяснить подробности избрания Климента VIII. Это расследование длилось более двух лет, после чего Жан Каррье, собрав конклав, состоящий только из одного его, избрал папой Бернара Гарнье, имя которого мы уже упоминали, и который был ризничим Родеза. Позже он принял имя Бенедикта XIV. Дав Церкви, таким образом, третьего главу, Жан Каррье возвратился в Руэрг, где граф д’Арманьяк предоставил ему в качестве убежища замок Жаланк, расположенный у ворот Носей.

Наконец, терпение Мартина V лопнуло, и он ратифицировал осуждение Жана IV, который был объявлен «раскольником, еретиком, и ренегатом, подлежащим лишения любого достоинства».

Поощряемый Этьеном де Ганом, «мэтром святой теологии», Жан IV пытался сопротивляться, но когда Климент VIII, уступая давлению Альфонса V, короля Арагона, отрекся от папского достоинство в пользу Мартина V, он поспешил отречься от ереси, и в первые месяцы 1430 г. направил двух послов, Бегона д’Эстена и Раймона Рикара, каноника Кагора, умолять законного папу о прощении. Тот позволил уговорить себя и возвратил графу д’Арманьяку его владения и достоинства.

Таким образом, пока длился раскол, отношение к нему Жана IV было изменчивым и неустойчивым. В чем причина? Утверждать что-либо определенное достаточно сложно. Рассчитывал ли тот, кто охотно именовал себя «графом милостью Божьей», в одиночку противостоять всему христианству, или он искренне сомневался в законности Мартина V? Письмо, которое он направил Жанне д’Арк, похоже, говорит в пользу второй гипотезы.

«Моя дражайшая дама, писал он в 1429 г., я смиренно обращаюсь к вам, и молю вас, ради Бога, из-за разделения, которое имеется ныне в единой Святой Церкви по поводу пап, (так как имеются три папы: один живет в Риме, который именуется Мартином пятым, и кому повинуются все христианские короли; другой живет в Пеньисколе, в королевстве Валенсии, и именует себя папой Климентом VII[I]; третий не известно, где живет, и с ним только кардинал Святого Этьена [Жан Каррье] и малое число людей, и кто именует себя папой Бенедиктом XIIII; первый, который именует себя папой Мартином, был избран в Констанце с согласия всех христианских народов; тот, кто именует себя Климентом, был избран в Пеньисколе после смерти папы Бенедикта XIII тремя из его кардиналов; третий, который именуется папой Бенедиктом XIIII в Пеньисколе, был избран секретно только кардиналом Святого Этьена), пожалуйста, вымолите у нашего Господа Иисуса Христа, чтобы он, в своем бесконечном милосердии, соизволил объявить вам, кто из трех вышеперечисленных папа является истинным, и кому из них, по его воле, мы должны повиновались отныне и впредь, и если тому, кто называет себя Бенедиктом, то должны ли мы верить ему так же тайно, или открыто, или объявить во всеуслышанье, так как мы готовы во всем следовать воле и пожеланию нашего Господа Иисуса Христа. Всецело ваш, граф д’Арминьяк».

Получив это послание, Жанна д’Арк оказалась, вероятно, в большом затруднении, так как, без сомнения, она никогда до этого не слышала имен Бенедикта XIV или Климента VIII, и «голоса» ничего не рассказывали ей о расколе Запада. Слишком занятая подготовкой своего хода на Париж, она дала посланцу графа несколько устных рекомендаций и отпустила его, передав ему следующий ответ, продиктованный ею, по крайней мере, частично.

«Иисус, Мария. Граф д’Арминьяк, мой дражайший и добрый друг, Жанна Девственница сообщает вам, что ко мне прибыл ваш гонец, который сообщил мне, что послан вами, дабы узнать у меня, какому из трех пап, перечисленных вами, следует верить. Я не могу сообщить всю истину на этот предмет пока не получу досуг в Париже или каком ином месте, так как ныне все мое время занято войной. Но когда вы узнаете, что я нахожусь в Париже, направьте ко мне гонца, и я сообщу вам всю истину, в которую вам следует верить, в чем я буду следовать советам моего прямого и суверенного сеньора, Царя всего мира, для чего я сделаю все, что в моей власти. Вверьте себя Богу: Бог сохранит вас. Писано в Компьене, в XXII день августа».

Этот достаточно уклончивый ответ почти ничем не компрометировал автора, меж тем в нем захотели увидеть то, чего там не было, и использовать как предлог для обвинения Жанны д’Арк в отвергании авторитета Церкви и решений Соборов.

Отречение Климента VIII положило конец расколу, который терзал Церковь уже более полувека. Однако, не стоит полагать, что все раскольники незамедлительно подчинились. Зло имело слишком глубокие корни, чтобы исчезнуть внезапно, и раскол продолжался еще довольно долго, если судить по Руэргу, где мы встречаем его следы вплоть до 1467 г.

Недалеко от Ла Сальветá Пейралез, в приходе Монту, располагался хутор, именуемый Ле Кулé, где в начале XV века жила семья по имени Траиньер. Глава этой семьи был кузнецом, и у него было два сына, Пьер и Батист, и дочь Жанна.

К 1432 г. стали замечать, что эта семья старается не посещать приходскую церковь, а за святыми таинствами они ходят либо в Кадулетт, либо в Мюрá, где имелось несколько раскольничьих священников, а именно: Жан Муассé, Гийом Ноалак, и Жан Фараль, которого Бенедикт XIV объявил кардиналом.

Траиньеры почитали Мартина V антипапой и признавали Бенедикта XIV. Несколько лет спустя, в 1446 г., Пьер Траиньер, старший из сыновей, имел конфликт с Инквизицией и оказался в тюрьме Нажака. Чтобы избежать не вызывающего сомнения приговора, он обещал повиноваться папе в Риме, но, едва оказавшись на свободе, поспешил вернуться за старое.

После этого Траиньеры оставили свой дом, чтобы вести бродячую жизнь, и в течение двадцати лет они скрылись в лесах, живя на подаяния своих друзей и перебиваясь случайными, весьма редкими, заработками. Они посещали только священников своей секты. В одну из ночей 1465 г. они присоединились к Жану Фаралю, скрывающемуся в лесу Энфурнат, в приходе Жоквьель. В 1467 г. они жили в Ла Солэри, на хуторе того же прихода, где были арестованы и заключены в тюрьму Родеза. Только Батисту Траиньеру удалось бежать.

Процесс вел официал епархии. Траиньеры держались твердо. Они признавали папой Жана Каррье, которого кардинал Фараль, в одиночку, избрал папой после смерти Бенедикта XIV (Бернара Гарнье), и который принял то же имя, что и его предшественник. Они не знали, что к этому времени Жан Каррье уже умер. Чем входить в «злокозненную Церковь, они предпочитали, по их словам, лишиться имущества и свободы.

Жан Траиньер умер во время процесса, его дочь отреклась от заблуждений, а его сын Пьер воззвал к милосердию короля. 25 мая 1467 г. Пьер и Жанна были приведены на площадь Нового рынка в Родезе, где был зачитан приговор. С Жанны снималось отлучение от церкви, и она приговаривалась к пожизненному заключению, на хлебе и воде. Что касается Пьера, он был передан светским властям, и хотя нет полной уверенности, но, скорее всего, он был приговорен к смерти.

Читая рассказ об этом процессе, нельзя не испытать глубокой жалости к этим несчастным людям, которые заплатили кто жизнью, а кто свободой, за свои заблуждения, но у кого невозможно оспорить их искреннюю веру.

II.

Одновременно с борьбой против Папства, графу Жану пришлось воевать с рутьерами и английскими войсками, соседство с которыми или их присутствие на его землях несли постоянную угрозу.

В ту эпоху для ведения войны широко использовались компании авантюристов, боеспособность которых была несравненно выше дворянского ополчения, но зато которые, после окончании боевых действия, часто отказывались распускаться и предлагали свои их услуги любому, кто был готов им платить. Иногда они воевали за свой счет, и при этом главной их заботой было обеспечение своего существования, само собой разумеется, в ущерб тому, кто оказывался рядом.

Граф д’Арманьяк, значительные владения которого обязывали его быть защитником страны, должен был, в этом качестве, противостоять любой опасности.

За эту защиту он получал многочисленные субсидии, на которые заключал с компаниями соглашения, именуемые «patis» или «appatis», обеспечивающие безопасность той или иной провинции.

Таким образом, как мы видим, английские гарнизоны получили 3.918 ливров в 1425 г. и 12.000 золотых франков в 1427 г.

Это было время, когда капитан, знаменитый по всей Гаскони, Андре де Риб, разъезжал стране, служа англичанам. Его происхождение точно не известно[9], но граф д’Арманьяк предоставил ему свое покровительство. Было ли это потому, что они, как утверждали, делили между собой военную добычу? Вполне возможно: во всяком случае, граф д’Арманьяк дал ему многочисленные земли в Ажене, Керси и даже Руэрге.

Чуть позже, в 1431 г., в нашей провинции появился другой грозный капитан, Родриго де Вилландрандо.

Испанец по происхождению, но по своей бабке потомок семьи из окрестностей Парижа, Родриго появился во Францию в начале вражды, возникшей из-за соперничества Орлеанского и Бургундского домов. Утверждают, правда – бездоказательно, что он был тем самым Родриго, который встречается в списках корпуса, размещенного в Руэрге в 1412 г.; как бы то не было, Вилландрандо приобрел такую репутацию, что Дофин посчитал для себя более безопасным принять его на свою службу.

Родриго вошел в компанию маршала де Северака, присоединенную к армии, которая в 1422 г. захватила Маконнé, изгнав оттуда бургиньонов; и именно во время этой кампании авантюрист сошелся с графом де Пардиаком, братом графа Жана IV.

Маршал де Северак был очень богат, так как после смерти своего кузена Ги IX де Северака, захватил все владения своего дома. Сам он, будучи последним в своем роду и не имея детей, в 1421 г. завещал все, чем владел, графу де Пардиаку.

Это не устроило Жана IV, который, не желая упускать столь значительное наследство, захватил маршала и вынудил его изменить завещание в пользу своего сына Жана V. Это было в 1426 г.; в следующем году Северак был найден повешенным в замке Гаж.

Некоторые историки обвинили в этом убийстве графа де Пардиака, мстящего, по их словам, за то, что был лишен наследства; это мнение P. Anselme было подхвачено г-ном de Barrau, но сегодня все выяснилось. В подлинном акте 1445 г., приведенным Mathieu d’Escouchy, граф д’Арманьяк формально объявлен инициатором этого преступления, которое, вероятно, следует приписать опасению, что маршал может отменить дарение 1426 г.

Одним из результатов этого преступления стало то, что войска маршала де Северака в Руэрге были распущены, и таким образом Родриго оказался в нашей провинции.

19 июня 1431 г. в Мийо распространился слух, что Вилландрандо находится в окрестностях Ла Гиоля с отрядом в 4.000 лошадей; 28-ого он вошел в Мийо, откуда незамедлительно вновь отправился в Нижний Лангедок. Неделю спустя он вернулся в Руэрг, пройдя через Агессак, Саль-Кюран и Монтрозье. Через полтора месяца он оставил страну, чтобы возвратиться туда в 1433 г. В этом году можно отметить его присутствие в Монсальви, в Верхней Оверни, где он встречался с сенешалем и прокурором графства Роде, явившихся на переговоры с ним. 14 мая Раймон де Монкальм, посланник графа д’Арманьяка, появился в Родезе и попросил предоставить ему человека, который мог бы проводить его в Мийо: Его господин, как он говорил, поручил ему помешать Вилландрандо войти в Руэрг. Эта миссия имела успех, и 1 марта Родриго оставил провинцию. Но в 1435 г. он возвращается в Мийо, прошел через Ларзак, где, как говорит хроника, вел себя подобно англичанину, затем он ушел в Альби, откуда вернулся в 1437 г., чтобы просить у Штатов, собравшихся в Вильфранше, субсидию в 2.000 экю, за что он был готов удалиться. Просьбы графа и графини д’Арманьяк, тем не менее, не позволили ему оставаться далее в Руэрге. В конце сентября он ушел оттуда в Керси, где провел против англичан блестящую кампанию.

В 1438 г. Штаты, все еще заседавшие в Вильфранше, с нетерпением ожидали Жана Бартона, канцлера ла Марша, которому они поручили настойчиво просить о субсидии в 10.000 ливров. Велико же было их удивление, когда перед ними появились делегаты Родриго, предлагая договор, в соответствии с которым, взамен 5.000 мутонов, авантюрист обязывался защищать провинцию от англичан.

Пока шли переговоры, лейтенанты Вилландрандо оказали ему дурную услугу, захватив Верхний Марш, жители которого, обозленные грабежом, отказались подтвердить договор. Тут вмешался граф д’Арманьяк и добился поручения защиты Руэрга своему старшему сыну за 8.000 экю.

Родриго направил свои шаги в другое место. Английские компании занимали Перигор и Ажене; два лейтенанта Родриго, Галеацо и Пьер Шюррá, сумели выбить их. Штаты Лангедока проголосовали за субсидии и поручили Вилландрандо отвоевать Борделе. В результате упорной кампании армия Вилландрандо оказывалась под стенами Бордо, которые она так и не смогла преодолеть, так как англичане, приняв подкрепление, получили полное преимущество.

Жители Гиени и Гаскони не могли безропотно терпеть хождение взад и вперед этих воинов, которые, под видом их защиты, не упускали случая, чтобы грабить их без всякой жалости. В свою очередь Родриго старался везде навязать весьма выгодный для него режим «patis», а так как он далеко не всегда проявлял рвение в выполнении своих обязательств, вскоре его присутствие стало невыносимым.

26 марта консулы Родеза направили посольство в л’Иль-ан-Журден, чтобы пожаловаться Жану IV «на великий грабеж» людей Родриго и других «рутьеров».

Карл VII, понимая необходимость освободить королевство от этих банд грабителей, назначил виконта де Ломаня главнокомандующим Лангедока, и возложил на него миссию изгнать оттуда «рутьеров».

В июне 1439 г. Дофин подписал с Родриго договор, согласно которому тот, за тысячу золотых экю, соглашался, наконец, оставить Францию, чтобы больше туда не возвращаться.

III.

Силой обстоятельств граф д’Арманьяк оказался зажатым между королем Франции и королем Англии. Какова же была его политика в столь деликатных обстоятельствах? На этом необходимо коротко остановиться. Она была «колеблющейся», как и его отношение к Великому Расколу Запада, или к набегам рутьеров.

Сразу же после смерти своего отца, он отправился к Дофину добиваться от него правосудия, тогда как король Англии поручил нескольким сеньорам как можно скорее принять оммаж от сына коннетабля, Бернара, его брата, и Шарля д’Альбре.

Жан IV некоторое время колебался, а затем подписал наступательный и оборонительный союз с графом де Фуа, графом д’Астараком, сиром д’Альбре и Матье де Фуа; но при этом он не прерывал переговоров с королем Генрихом VI. 15 февраля 1419 г. была отправлена охранная грамота для Жана IV и его эскорта из трехсот лиц, а два месяца спустя Виталь де Молеон, епископ Родеза, и Бертран де Галар получали еще одну на поездку в Нормандию от имени графа, со свитой из сорока человек.

Почти в то же самое время Жан IV, желая оказать должные знаки внимания Карлу VII, вместе со своим братом Бернаром находился рядом с Дофином при его въезде в Тулузу.

В 1423 г. Карл VII созвал в Пюи Штаты Лангедока и особо пригласил на них сира д’Альбре, графа де Фуа, и графа д’Арманьяка.

Наконец, в марте 1433 г. король Англии указывал на графа д’Арманьяка как на врага, которого не надо щадить.

Но вскоре, в 1435 г., Жан IV, недовольный договором в Аррасе, подписанным Карлом VII, вступил в заговор, целью которого было похищение Кристофа д’Аркура и Мартена Гужа, советников короля, и их замена сиром д’Альбре. Жану де Мансипу, сеньору де Бурназелю, внуку того Пьера де Мансипа, о котором говорит Brantôme в своем рассуждении о дуэлях, поручалось подготовить это нападение при содействии Жана де ла Пануза, сенешаля Руэрга, и сеньора де ла Коста.

Все было готово к тому моменту, когда король должен был прибыть в Родез, но тот, почуяв недоброе, спешно повернул назад, и сумел, таким образом, свести на нет усилия заговорщиков.

В том же году граф д’Арманьяк заключил перемирие с Генрихом VI, и, в то время, когда его сын, виконт де Ломань, начинал свою военную службу под знаменами Карла VII, он начал переговоры, в результате которых одной из его дочерей предстояло бы взойти на трон Англии.

Вероятно, идея этого союза между домом Англии и домом д’Арманьяк зародилась в окружении Генриха VI, которое, обеспокоенное постоянными успехами Карла VII на Юге, хотело укрепить свои связи с гасконскими сеньорами, помощь и поддержка которых были для них так необходимы.

В мае 1442 г. граф д’Арманьяк направил в Англию многочисленное посольство, во главе которого был Жан де Батю, архидиакон Сент-Антонена, каноник Родеза, а позже – епископ Монтобана.

13 мая Генрих VI подписал в Вестминстере охранную грамоту, в которой были указаны послы графа, в числе которых следует упомянуть Бегона д’Эстена и Жана де ла Пануза[10], о которых уже говорилось, Пона де Кардайяка, Беренжера д’Арпажона, Жан де Солажа, Жана де Сонака, Антуана дю Кэйлá, Одона де Ломаня, Бернара де Фодоа, Бернара де Ривьера, и т.д. Еще пятьдесят лиц дополняли эскорт.

Это посольство встретило превосходный прием при дворе Англии, и король незамедлительно выбрал Роберта Руза, рыцаря, Томаса Бекинтона, епископа Бата, и Эдуарда Халла, оруженосца, поручив им отправиться во Францию для обсуждения с графом д’Арманьяком условий брака.

Бекинтона и Жан де Батю оставили Виндзор 5 июня; они встретились в Энморе с Эдуардом Халлом, который возвращался из Гиени, а 24 числа в Экзетере к ним присоединился Роберт Руз. Прибыв в Плимут 29-ого, они нашли два письма короля, которые запрещали чинить им какие-либо препоны.

У графа д’Арманьяка были несколько дочерей, и сначала Жан де Батю предоставил право выбора Генриху VI, но затем он свел свои предложения к одной из них. Но Генрих VI наставал, что бы право выбора осталось за ним, поэтому его посланники решили подстраховаться и обратились за новыми инструкциями, которые были им незамедлительно высланы. Король желал, что бы ему, как можно скорее, прислали портреты молодых принцесс, чтобы он сам мог оценить их фигуры, красоту, и даже цвет кожи и волос.

10 июля в Плимуте взошли на палубу «Катрин» из Байонны, и четыре дня спустя вошли в устье Жиронды, чтобы 16-ого высадиться в Бордо.

Там Жан де Батю оставил своих попутчиков и отправился в Лектур к графу д’Арманьяку. Тот, напуганный обещаниями, которые дал королю Англии и успехом, который они возымели, не решался слишком сердить Карла VII, и с этого момента у него была только одна задача: выжидать, и использовать все мыслимые средства, чтобы затянуть переговоры.

Так что напрасно Руз настаивал на встрече: у графа тысячи дел, которые не дают никакой возможности встретиться с ним; он пытается найти поистине хорошего художника для портретов, но, во избежание недоразумений, считает, что посланникам Генриха VI следует выбрать его самим.

24 августа Руз сетовал на эти увертки и даже грозил прервать переговоры. Батю дал ему ответ только 15 сентября, но, совершенно необъяснимо по каким причинам, ответ прибыл в Бордо лишь 11 октября! В своем письме, написанном по латыни, он извиняется за то, что не пишет на французском языке, так как «он с трудом говорит по-французски, а пишет еще хуже», затем, подтвердив добрые намерения своего хозяина, он постарался опровергнуть доводы Руза.

К несчастью, тот к этому времени уже знал о некоторых подозрительных действиях, которые графиня д’Арманьяк и виконт де Ломань только что предприняли в отношении дамы де Тоннен, пытаясь отделить графа д’Арманьяка от английской партии. Поэтому, убежденный в двуличности Жана IV, он ответил Батю письмом, которое является шедевром иронии.

«Ваше письмо столь многословно, что если бы мы захотели опровергнуть его, то, безусловно, пришлось бы писать не письмо, а целую книгу. Однако, полагая, что столь опытный человек, как вы, не мог не сохранить оригинала, мы ответим несколькими словами на каждый из ваших аргументов... ».

Затем, в тот же день, в более спокойном письме, Руз и Бекинтон попроси­ли ускорить отправку портретов и предложили встретиться в Монсегюре.

За это время из Лондона прибыл Эдуард Халл и привез художника по имени Ханс.

22 ноября сообщили, что через четыре дня первый портрет будет закончен, меж тем 10 января Руз так пока ничего не получил! Видя полное нежелание продолжать, Бекинтон поднялся на корабль, идущий в Англию, куда вскоре отправился и Руз.

Меж тем, перед самым отъездом, он получил письмо графа, объясняющее задержку в с портретами: из-за холода замерзли все краски художника!

Переговоры были прекращены, и в следующем году Генрих VI женился на Маргарите д’Анжу, племяннице королевы Франции.

Граф д’Арманьяк сумел в течение более шести месяцев водить за нос посланников короля Англии, но это не умалило гнев Карла VII и привело к походу Дофина в Арманьяк и захвату л’Иль-Журдена. Именно в этом городе Жан IV был пленен. Заключенный в тюрьму Каркассонна, он оставался там до 1446 г., когда получил свободу. Возвратившись в л’Иль-Журден, он провел там последние годы своей жизни и умер там же 6 ноября 1450 г.

Жан IV, говорит господин Самаран, не упускал возможности расширить границы своих владений, дело, начатое его предшественниками. В 1421 г. он купил у герцога де Бурбона графство л’Иль-Журден и виконтство Жимуа, и если все усилия, предпринятые им для захвата графств Бигорр и Комменж, были тщетны, тем не менее он получил от короля Кастилии графство Кангас де Тинео, а от маршала де Северака все владения, составляющие вотчины сеньоров этого имени.

К несчастью, все эти приобретения не могли компенсировать потери графства Пардиак, бароний Англé и Пейрюсс и виконтств Карлá и Мюрá, которые перешли к Бернару, второму сыну коннетабля.

Жана IV упрекают за то, что ему не хватало решительности и энергичности, и этот упрек был им вполне заслужен.

Что касается его политики, то она была политикой лавирования; некоторые утверждают, что она была прежде всего эгоистична, и с первого взгляда это кажется действительно так, меж тем, чтобы рассуждать здраво, не надо забывать об эпохе, в какую жил граф Жан IV.

Он был сыном своего времени. Духовное единство королевства было слишком далеко от завершения, и чувство национального единства, которое живет ныне в наших сердцах, не было бы понято в Гаскони ни одним человеком, ни из народа, ни из числа сеньоров. Кроме того, не стоит забывать, что Жан IV был вынужден считаться с англичанами, своими ближайшими соседями, и что он лелеял мечту, возможно и достижимую в ту эпоху, восстановить на Юге княжество, аналогичное бывшему герцогству Гасконь.

IV.

Жан V, известный до сих пор под именем виконта де Ломаня, сменил своего отца, Жан IV. Он достаточно отличился под знаменем Карла VII, чтобы заслужить проявление щедрой милости короля.

Но англичане, теснимые со всех сторон, оставили, наконец, Гиень, и Жан V, не зная куда приложить свою неуемную энергию, встал на опасный путь.

Не довольствуясь присвоением королевских прав, вопреки прямому запрету Карла VII, он попытался, по примеру отца, лишить короля того, что тот унаследовал от графов Комменжа, и силой усадил Жана де Лекена на кафедру Оша. Этого уже было достаточно, чтобы вызвать гнев Карла VII, но он не остановился на достигнутом и завершил все это скандалом по поводу его женитьбы на родной сестре Изабелле д’Арманьяк.

Исчерпав все средства образумить его, Карл VII больше не колебался, чтобы послать 24-х тысячную армию против Жана V.

Начавшейся борьбе между сюзереном и вассалом суждено было закончится только через восемнадцать лет убийством последнего.

Если, как полагают некоторые историки, в том числе и г-н de Barrau, принять 1444 г. как год заключения брака Жана V с Жанной де Фуа, которая была еще жива в 1473 г., то из этого следовало бы, что Жан V был двоеженцем, но эти историки ошибаются, относя к 1444 г. событие, имевшее место только в 1469 г., тогда как кровосмесительный брак предшествовал 1460 г.

Получив от нескольких услужливых теологов заверения, что его брак с собственной сестрой зависит только от папы, Жан V написал Суверенному Понтифику, прося его разрешения на его заключение. Папа ответил отлучением от церкви.

На все увещевания Карла VII граф д’Арманьяк отвечал обещаниями исправиться, но не сдержал своих слов, и когда от этой преступной связи родился третий ребенок, он распустил слух, что получил некое разрешение, и заставил одного из своих капелланов освятить брак.

Но был ли Жан V соучастником или жертвой этого обмана?

Как бы то ни было, следует признать, что эта история с буллой не была полной выдумкой.

При Римской Курии имелся «некий епископ Алé по имени Амбруаз де Камбре, человек бесчестный и лукавый, готовый к любой лжи, ловкий пособник симонии, умелый в речах, с элегантными манерами, приятный в беседе, щедрый в расходах и алчный. Он тратил все в обществе куртизанок, и не брезговал ничем, чтобы достать деньги, ни ложью, ни клятвопреступлением. Но он с чудесным искусством скрывал свои грехи, и владел тысячью разных способов, чтобы казаться правдивым и добродетельным»[11].

Сын Адама де Камбре, первого президента Парижского парламента, он изучал право в Орлеане, когда из-за убийства, в котором он был замешан, ему пришлось оставить Францию и отправиться в Италию, где он получил место референдария при Римской Курии.

Узнав о действиях, предпринятых графом д’Арманьяком, он поспешил предложить ему свои услуги, оценив их в 24.000 экю, и, воспользовавшись болезнью папы Каликста III, он сумел подкупить Родриго Борджиа, племянника Суверенного Понтифика, и папского писаря по имени Жан де Вольтерра, который составил разрешение в четвертой степени, с помощью умелой подчистки превращенное в разрешение в первой степени. Но так как епископ Алé не торопился расплатиться с Жаном де Вольтерра, тот сохранил буллу с разрешением у себя.

Тем временем Каликст III умер, папой был избран Пий II, и на следующий год после своего избрания он узнал о махинациях, которыми занимался Вольтерра. Разразился скандал. Пий II приказал Пьеру де Фуа, легату в Авиньоне, покончить с позорным поведением графа д’Арманьяка, который отправился в Мацерето, чтобы увидеться там с Суверенным Понтификом и пожаловаться ему на Жана де Вольтерра, который отказывался отдать буллу менее, чем за четыре тысячи экю.

Началось расследование. Амбруаз де Камбре утверждал, что разрешение было получено через Отто дель Каретто, посла герцога Милана, но вскоре было выявлено печальное прошлое епископа Алé: симония, клятвопреступление, подлог, адюльтер, инцест, убийство, измена, кощунства, всего хватало в списке его злодеяний. Камбре и Вольтерра, представ перед папой, во всем признались.

Что касается графа д’Арманьяка, Пий II предложил ему прощение его преступлений на определенных условиях. Граф испросил неделю на размышление, и в конце ее появился снова со своим адвокатом, Жаном Жуффруа, епископом Арраса.

Тот взял слово и начал защиту графа д’Арманьяка такими словами, которые из уст епископа и представить ныне довольно трудно. «Мой клиент, говорил он, стал жертвой страсти, усугубленной дурными советами, и ставшей почти неизбежной из-за бедности.

После смерти родителей, граф остался наедине со своей сестрой. Juvenis cum juvene. Не имея рядом никого, кто мог бы предупредить его об опасности, cœpit alloqui, osculari, amplexari. Peperit amorem conversation flammas amor. Однако граф «sororem cognoscere absque titulo matrimonii nefas ducebat», и обратился к наиболее известным теологам, которые заявили, что необходимо разрешение, и что только Суверенный Понтифик может его предоставить, как это иногда уже делалось. Добавьте к этому плачевное состояние казны графа, который, разоренный борьбой, которую он вел с англичанами, не мог снабдить свою сестру надлежащим приданным, как и не мог отдать ее за кого-либо на условиях менее достойных. Таким образом, sub spe dispensationis cognita est a fratre soror, destinata conjux.

Но граф был не первым, кто уступил любви. Древние боги не могли противостоять страсти. И если мы прочтем Ветхий Завет, встретим там немало подобных примеров! Следует ли удивиться тому, что бог оказался сильнее человека? Граф д’Арманьяк был побежден богом любви. Он признает свои прегрешения: он смиренно склоняется к вам, моля вашем прощении и милосердии».

На эту удивительную речь Пий II ответил как должно: «Епископ Арраса, ты пытаешься выдать за незначительное великое преступление, и при помощи примеров, заимствованных у язычников, извинить даже кровосмешение, так далеко завело тебя твое красноречие! Но ты, являющейся епископом, не должен ли ты был вдохновляться скорее историей Церкви, чем историей язычников?

Не стыдно ли тебе именовать богами тех, кого наши патриархи называли злодеями или демонами? Что удивительного в том, что демоны одобряют грехи, которые они используют для вовлечения людей во все преступления? Что касается нас, то мы основываемся на священных законах и учениях святых. Постановления императоров и указы государей объявляют кровосмесителей бесчестными, отвратительными и достойными самой лютой казни.

Церковь более милосердна: она не желает смерти грешника; она хочет, чтобы он жил, дабы очиститься. Но, тем не менее, наказание, которое она налагает, достаточно сурово ...».

Затем, обернувшись к графу, папа добавил: «Что касается тебя, сын мой, давай восхвалим Господа, открывшего твои глаза к свету и заставившего тебя возвратиться на путь спасения. Мы хвалим тебя за смирение, с каким ты, моля о прощении, добровольно изъявил готовность принять покаяние. Есть три причины, из-за которых мы поступим с тобой более мягко: прежде всего потому, что ты благороден и память о твоих предках обязывает нас отнестись к тебе с большей снисходительностью; далее потому, что ты был обманут заверениями тех, кто заставил тебя надеяться на разрешение; и, наконец, потому, что лишенный наследства предков и изгнанный из твоего дома судом божьим, ты уже понес часть наказания.

Поэтому, от имени всемогущего Бога, величие которого оскорбил твой грех, и к чьему милосердию обращено твое раскаяние, мы предписываем тебе никогда более не обращаться со словами к твоей сестре, которую ты осквернил кровосмешением, не посылать ей ни писем, ни посланцев, и никогда не находиться в том же месте, что и она, и в этом ты должен поклясться своим спасением. Далее, как только у тебя появиться такая возможность, ты обратишь свое оружие против турок, и целый год будешь сражаться за веру, самое меньшее, с пятьюдесятью копьями. Наконец, ты пожертвуешь пять тысяч золотых экю на восстановление церквей и приданное бедным девушкам. Что касается другого покаяния, то наш дорогой сын Берард, епископ Сполето, наложит их на тебя. Прими их без ропота и выполни со всей набожностью».

Наказанный таким образом, Жан V отправился в Рим, чтобы посетить могилу апостолов, затем побывал в Каталонии у своего кузена, принца Вианского, и вернулся в Италию.

Несколько месяцев спустя, в 1460 г., Пий II просил, но тщетно, короля Франции о помиловании графа д’Арманьяка, который отныне делил свое время между Барселоной и пограничным городком Аинса[12] в ожидании случая, который позволил бы ему вернуться в свои домены.

22 июля 1461 г. Карл VII умер в Меюн-сюр-Йевр, и Людовик XI приказал пересмотреть дело Жана V, которому 11 октября были возвращены все его владения.

Несмотря на милости, оказанные ему королем, он вновь взялся за интриги. Отрезанный в Капденаке, он поднял своих подданных в Руэрге, и призвал их оказывать сопротивление людям короля. В конце июня 1463 г. он отправился в Фижак, где находился Людовик XI, чтобы оправдаться и передать королю города Капденак, Северак и Лектур.

Но это не помешало ему принять участие в движении Общественного Блага. С начала мая 1465 г. он взялся за оружие, и видим, как в это время его люди в Руэрге занялись грабежом путешественников, свидетелем чего стал замечательный итальянский гуманист Анджело Дечембрио, который лишился одежды и книг. Среди организаторов этого разбоя упомянут Жорж Вигуру[13], получивший грамоту о помиловании в 1480 г.

В первых числах июня войска герцога де Немура и графа д’Арманьяка были в Оверни, на пути Этампу, куда прибыли в конце июля. Людовик XI не видел возможности сопротивляться, и 2 октября удовлетворил все требования принцев-союзников. Граф д’Арманьяк получил в полное и неделимое владение все свои домены и пенсию в шестнадцать тысяч ливров, затем, приняв несколько раз участие в заседаниях королевского совета, он двинулся в свои государства, что не помешало ему опустошать по дороге Бри и Шампань.

Людовик XI не питал никаких из иллюзий насчет искренности обещаний Жана V, который не упускал ни одного случая, чтобы проявить недовольство; не смог он приблизить его к себе и браком с Жанной де Фуа; тогда он решил покончить с ним.

Далее следует рассказ о миссии Жана Бона, посланного королем Англии Эдуардом IV, который следует прочитать полностью в книге г-на Самарана. Там видно, каким образом Людовик XI сумел установить измену графа д’Арманьяка, и если, как это кажется нам вполне доказанным, первое показание Жана Бона, то, которое погубило графа, было продиктовано самим королем, то не вызывает никакого сомнения, что Жан V стал жертвой гнусной махинации и что он не был виновен в преступлении, за которое его осудили.

Как бы то ни было, граф д’Арманьяк, «объявленный подлежащим аресту, осужденный за измену и оскорбление величества», был захвачен в Лектуре, где был убит 6 марта 1473 г. одним из лучников Гийома де Монфокона по имени Пьер ле Горжиа.

Так умер в пятьдесят два года этот полный сил «маленький коренастый человек, с шеей, ушедшей в плечи, с внешностью горожанина, с косящим взглядом и длинными рыжими волосами».

Он явил пример самых чудовищных пороков и самой циничной неверности.

Дело, которое он отстаивал, расширение или, по крайней мере, сохранение феодальных порядков на Юге, по сути – достаточно великое, было непоправимо скомпрометировано его скандальным поведением и полным отсутствием политического смысла. Жан V не понял, что все стало иным по сравнению с тем временем, когда коннетабль д’Арманьяк диктовал свою волю раздробленной стране, и что было безумием противопоставлять силу успеху королевской власти, освобожденной, наконец, от английской опасности. Именно за это безумие он заплатил своей жизнью.

Тем не менее, справедливости ради стоит отметить, что имеются два смягчающих обстоятельства в осуждении графа д’Арманьяка. Прежде всего, это методы, применяемые Людовиком XI, действия, недостойные короля, что в какой-то степени извиняет поступки его подданных; а затем то, что он имел мужество идти до конца во имя своих идей и достойно принимать на себя всю ответственность за свои действия.

Таково суждение, которым г-н Самаран заканчивает рассказ о графе Жане V. Этим мы ограничим выдержки из книги, в которой имеются еще не менее интересные главы, посвященные Шарлю д’Арманьяку и разделу его наследства.

Эта книга – ценный источник для изучения истории нашей страны, и мы будем счастливы, если сумели вызвать желание познакомиться с нею.