Том 2. Книга VI.

ГЛАВА III.

Гискарда, сестра Сантюля, виконта де Беарна, сменяет своего брата. - Сантюль, граф де Бигорр, оставляет только дочь, жену виконта де Марсана. – Смерть Бернара III, графа д'Арманьяка. - Адальмюр, графиня де Фезансак, его вдова, умирает без потомства. - Жеро, граф д'Арманьяк, захватывает Фезансак. – Дом де Монтескью. – Основание аббатств Бердуе и Жимон. - Графы д'Астарак. – Основание Казе-Дьё. – Графы де Пардиак. - Графы де Комменж. - Графы де Фуа. - Усердие архиепископа Оша. – Пожар в городе Симорр.

Сантюль, виконт де Беарн, не оставил после себя детей; с ним закончилось мужское потомство первых виконтов. В доме де Беарн осталась только дочь, Гискарда, рожденная, как и Сантюль, от Гастона и Талезы, вдова Пьера II, виконта де Гаварре, и мать его малолетнего сына. Мать и сын[1] приняли наследство. Некоторые документы того времени, как утверждает г-н Фаже де Бор[2], содержат одновременно имена Талезы, Гискарды и молодого виконта Пьера. Виконтесса Гискарда сохранила сеньорию Нотр-Дам-дю-Пильер; но ricombrie (пэрство арагонского королевства) Сарагоса ушла из их дома. Это был личный титул, не передававшийся по наследству. Талеза принимала участие в управлении, и, возможно, она осуществляла независимую юрисдикцию в странах, завоеванных Гастоном. Пример этого видим в бальяже Микс. Эспаньоль де Лабур, уезжая на осаду Сарагосы, продал аббату Сорде половину церкви Сен-Феликс-де-Гарри. Арно де ла Гинг, отправляясь в Иерусалим обещал аббату Вотра половину десятины, и, возвратившись, продал ему ее за четыреста морланских солей, пять марок серебра и двух мулов, самца и самку. Получив плату, он отправился воевать и был убит под Камподолиенте. Единственная дочь де ла Гинга опротестовала эту продажу; дело рассматривалось в суде Талезы, который составляли Сол, Доми, Бомон и Кассабé.

Если верить картулярию[3], Сантюль де Бигорр вел в это время борьбу с дамой де Мирамон и Гарси Арно де Навайем по поводу некоторых земель, и Гискарда обязалась оказать дяде помощь при первой же опасности, и даже предоставила ему заложников для обеспечения своего обязательства. Но этот факт маловероятен, или, скорее, неверны даты. Речь может идти не о ее дяде, Сантюле, а о другом Сантюле, его внуке. Дед умер до 1128 г., оставив от Амабль, своей жены, дочь по имени Беатрисса[4], жену Пьера, виконта де Марсана, сына Лу Анера, которого мы уже упоминали, и чья семья, как и большинство виконтских домов, известна только с начала X века. Граф де Бигорр, по примеру Бернара, своего брата, способствовал расцвету правосудия в своем графстве. Именно он дал городам Тарбу и Лурду первые кутюмы, которые нам известны. Три сына Сантюля де Беарна стали, таким образом, законодателями своих народов.

Архиепископ Оша задолго до дня сражения при Фраге послал помощь королю Арагона. Этот государь, чтобы засвидетельствовать ему свою признательность, передал капитулу Оша церковь в Алагоне[5] и несколько владений, расположенных в епархии Сарагосы. Наша метрополия не долго пользовалось этой щедростью. После смерти Альфонсо, епископ Сарагосы потребовал Алагон и остальные земли. Спор был перенесен в Рим; но хотя Евгений III и Анастасий IV, его преемник, рассудили в пользу нашей церкви, испанский епископ сохранил то, что захватил, предоставив архиепископу Оша довольно слабую компенсацию.

Гийому более повезло в отношении Адальмюр, вдовы графа д'Арманьяка; Бернар III умер, не известно, в каком году. Он оставил от своей первой жены двух сыновей[6]: Жеро, который его сменил в графстве Арманьяк, и Отона, судьба которого неизвестна, и который получил в апанаж виконтство Маньоак, то есть город Молеон и несколько соседних с ним земель. Остатки Маньоака были разделены между домами д'Астарак, д'Ор и де Лабарт. Эти разделы серьезно запутывают историю сеньоров Маньоака. От Адальмюр у Бернара была только дочь Беатрисса, которую одни[7] называют женой виконта де Беарна, а другие, без какого-либо основания, некоего сеньора из Арманьяка или, возможно, даже самого Жеро, но которая, вероятно, умерла, не заключив брака.

Адальмюр, ее мать, потеряв мужа, оставалась владелицей графства Фезансак. Каноники Сен-Мари были несправедливо лишены мельниц в Шелере. Архиепископ требовал еще церковь Сен-Мари д’Оз, которую папа в своей буле упомянул в числе архиепископских владений. Мельницы были переданы графу де Фезансаку за сумму в сто солей. Капитул, выплатив указанную сумму, вернул мельницы себе. Адальмюр возвратила[8] также половину затребованной церкви, сохранив за собой вторую половину. Она уже была совсем больна, когда подписала эту передачу. Вскоре она сошла в могилу, а вслед за ее смертью последовала и смерть ее дочери. С ней закончилось потомство Астанова и, возможно, дома де Фезансак.

Картулярий Оша[9] указывает в качестве боковой линии этого дома баронов де Монтескью; запись вполне однозначна: «Я, Арсью де Монтескью, сын Раймона Эмери, брата графа Гийома Астанова». Раймон Эмери указан в акте как один из великих вассалов графства Фезансак. Сын Арсью владел правами на несколько церквей в окрестностях Оша, и эти права он держал от своего отца (ex paternâ successione). Он владел территорией у ворот города по наследственному праву графов де Фезансак (jure hereditario consulum). Наконец, домен Монтескью, не будучи очень большим, был достаточно значимым. Фурсе, переданное некогда другому младшему сыну и часть Маньоака, доставшаяся Отону, не шли с ним ни в какое сравнение. Следует добавить, что законное происхождение было признано такими скрупулезными работами, как les grands Officiers de la couronne, l'Art de vérifier les dates, и такими исследователями, как Moreri, Marca, dom Merle, dom Clément, dom Poirier, Bretigni, Garnier, Bejot и Dacier.

Конечно, не нам спорить с такими научными авторитетами. Между тем беспристрастность историка требует, чтобы мы отметили следующее: если допустить это родство, бароны де Монтескью имели право, по крайней мере, более естественное, чем кто-либо иной, на графство Фезансак; и, все-таки, они не только не завладели им, но даже не известен ни один документ, свидетельствующий, что они хотя бы пытались выдвинуть претензии на него. Напротив, все, кажется, доказывает, что Жеро III, глава младшей линии, мирно принял наследство своей единокровной сестры[10]. Вот, что мы читаем в единственном документе[11], который сообщает об этом наследовании. После смерти графини Адальмюр и ее дочери, граф Жеро, желая владеть графством Фезансак, поспешил подтвердить, как и Бернар, его сын, дарения, сделанные графиней; и при огромном стечении народа, положив руку на алтарь блаженной Марии, отец и сын поклялись, что они навсегда отказываются, как от своего имени, так и от имени своих потомков, от любой претензии на мельницы. Тогда же, без сомнения, Жеро и его сын возобновили оммаж Богородице, принесенный графом Бернаром III. Только тогда выплата была установлена натурой, а они заменили ее на двенадцать морласских солей, которые должны были взиматься на ярмарках в Ногаро из дорожных пошлинах обоих ворот старинного города. Эти события имели место в 1140 г. С этого времени оба графства больше не разделялись. Жеро и его преемники счетвертовали их гербы, одного с другим[12]. В документах и в актах Арманьяк упоминался первым, но Штаты земель Фезансака сохранили свое превосходство. Душевное спокойствие, с которым бароны де Монтескью приняли этот факт, наводит на мысль, что либо картулярий о чем-то умалчивает, чему достаточно примеров, либо их род происходил от морганатического брака. Барония Монтескью кажется слишком малой для младшего де Фезансака, особенно в то время, когда владения соразмерялись со значением семьи. Наконец, если бы де Монтескью принадлежали к старшей ветви, то даже оттесненные от наследства, они сохранили бы особое место, выше остального дворянства Фезансака, а они никогда не были первыми, а всегда вторыми[13].

В то время, как старшая ветвь отмирала, ветвь д’Астарак пустила многочисленные ветви. Бернар I, родоначальник ветви, был женат дважды[14]. От его первой жены, умершей молодой, у него были Санчо и Бернар, а от Лонге-Брюн, второй, Бибельмон, Беамон или Боемон. Эти три брата вместе наследовали своему отцу. Каждый из них именовался графом д’Астараком, что доказывает, что они управляли нераздельно. Санчо II, называемый иногда Аснером-Санчо, был привлечен к управлению в начале века. В 1134 г. он основал, вместе со своим отцом, под юрисдикцией и властью Валтера, аббата Мирамона, и с согласия Гийома д'Андуфийя, архиепископа Оша, аббатство Бердуе около Миранда (Bardonis, земля Бардов). Оба графа передали землю Бердуе с ее зависимостями, леса Виол и несколько других владений. Сеньоры де Сарьак, де Барбазан, д’Орбессан, де Молеон и многие другие поспешили добавить к этому и свои дарения. Те из них, кто не мог подтвердить свои дарения своей подписью, подтверждали их бросая в воздух ветви деревьев, и говорили: Я даю[15].

Новый монастырь, законченный в 1138 г., скоро стал одним из самых богатых в округе, и почти с момента своего рождения уже имел в своем подчинении два других: Он в епархии Тулузы и Жимон в епархии Оша. Жеро дю Бруиль, сеньор дю Бруиль, де Кастельно, де Мармон или Мирамонте де Флоранзак, Голзана, его жена, Гийом, Раймон и Жеро, их сыновья, и Матильда, жена Гийома, передали Альберу, аббату Бердуе, назначенному Валтером, земли Каюзак, Артиге и Плансёв, вместе с сельской церковью в Каюзаке, построенной их предками в честь Богородицы. Условием этого пожертвования было строительство в лесу Плансёв или Лаплань аббатства, которое приняло бы имя Жимон[16], по речке Жимоне, протекавшей через лес, и которому был бы обеспечен полный иммунитет, сохраняющий только оммаж и клятву верности графу д'Арманьяку или де Фезансаку. Акт был подписан в замке Мирамон около Обье 7 апреля 1142 г., в присутствии архиепископа Гийома, который одобрил и утвердил дарение, а также Ане, капеллана Мирамона, Бернара Анера д'Обье, Пьера де Ларрока, каноника Оша, Тибо де Маравá, Санчо д'Аркамона, Гарси де Пессулана, Гийома д'Арне и Ассена де Сен-Гиро, почти все из которых были рыцарями. Строительство началось 17 октября 1145 г., и работы продвигались так быстро, что в конце следующего года в доме поселились обитатели. Благополучие возросло при Арно де Сен-Жюстене, первом аббате, и его преемниках; и более плодотворное, чем Бердуе, начальное над ним, скоро оно имело четырех своих подчиненных, Совелад в епархии Лескара, Ротер, Буксер и Хунквере в Испании.

После смерти Бернара I, случившейся вскоре после основания Бердуе, Лонге-Брюн, его вдова, пожелала оставить мир. Санчо и архиепископ Оша построили монастырь Бульё[17] (de bono loco, который мы превратили в Було) по уставу Фонтевро, и установили ее настоятельницей. Два года спустя, Санчо передал настоятельнице и ее монахиням обширный соседний лес с несколькими прилегающими землями, в присутствии Одона де Семезье, Пьера Дебараца, Везьяна де Маррá и Санчо Форто, своего крестьянина (Sancicus Forto villicus comitis). Его жизнь продолжилась до 1161 г. Неизвестно, был ли он женат, но точно известно, что детей он не оставил. Бернар II, его родной брат, был не столь щедр по отношению к церкви, как он. Во всяком случае, его набожность не давала ему забывать о делах правления. Он построил[18] совместно с Гийомом Арно Дебарацем (de Vallatis), город и замок Кастельно-Барбаран. Оба учредителя совместно дали[19] новому городу кутюмы, которые, как мы увидим, позже возобновятся. Бернар предшествовал своему брату в могиле, хотя говоря о нем L'art de vérifier les dates указывают годом его смерти 1204 г., видимо, спутав его с Бернаром III, его сыном. Бернар нигде не упоминается после 1148 г. Он оставил двух сыновей, Санчо и Бернара; только второй нам известен. Некоторые приписывают этому Бернару и Санчо, его сыну, основание Бердуе, которое другие приписывают его брату и отцу. Схожесть имен и документов порождает неясность, уверенно распутать которую нет никакой возможности.

Боемон, единокровный брат Санчо II и Бернара II, и, вместе с ними, соправитель[20] Астарака, сделал несколько дарений монастырю Було, которым управляла Лонге-Брюн, его мать. Руж (Rubea), его жена и три их дочери, Мари, Маркеза и Беатрисса следовали его великодушию.

Гийом де Пардиак, глава младшей ветви д’Астараков, впав, как говорится в грехи своего века, и следуя довольно частым примерам падения нравов, развелся[21] со своей женой и женился на Констанс. Вскоре, мучимый раскаянием, и уступая увещеваниям Раймона, архиепископа Оша, он передал Сен-Мари, во искупление своего развода, землю, которой он владел в Оше, с крестьянами (cum rusticis), которые ее обрабатывали. К этому он вскоре добавил от своего имени и от имени всех своих родственников ренту и владения, которыми он пользовался в Сен-Кристи. Чтобы лучше искупить свои прегрешения, он рьяно способствовал в 1135 г., вместе с Бернаром, графом д'Арманьяком, основанию аббатства Казе-Дьё[22]. Кретьен, владелец часовни, посвященной Деве Марии, передал ее Гийому д'Андуфию. Архиепископ обратился к Готье, аббату Сен-Мартен в Лане, который направил в Пардиак своих монахов. Бернар де Тронсан, сеньор де Пейрюсс, де Турден и де Жюйяк, выделил им место под строительство монастыря, принадлежавшего ордену премонтрантов. Этот орден был совсем новым: Св. Норберт, его основатель, умер в прошлом году, занимая кафедру Магдебурга.

Новые монахи, едва появившись в нашей в стране, сразу начали получать дарения со всех сторон. Пьер, граф де Бигорр и виконт де Марсан, предоставил им аббатство Кастель, занятое августинцами, чья жизнь была не самой поучительной. Пьер, епископ Кузерана, и Арно, граф де Пайа, совместно основали аббатство в долине, называемой Комбелонг. Они попросили Бернара I, аббата Казе-Дьё, прислать монахов, чтобы заселить его. Больница Нотр-Дам в Вик-Фезансаке была передана священником, по имени Фортон. Виталь, известный по некрологу Казе-Дьё, основал аббатство Лакапель в епархии Тулузы. Аббат Бернар, занятый в других местах, не смог при этом присутствовать. Тем не менее он подтвердил в 1143 г., его строительство Бернаром, графом де л’Иль-Журденом, сыном Журдена I. Он[23] родился, без сомнения, в заморском походе, в котором участвовал его отец, и был окрещен в Иордане. Именно от него и его потомков город л’Иль взял свое прозвище, или, скорее, на развалинах замка Силлио Журден построил второй, который вскоре принял имя своего основателя. Как и его отец, он тяготел к графам Тулузы, и оставил от Альверы де Мюре, дочери Жоффруа, сеньора де Мюре, только Бернара. Именно этот Бернар, только что сменивший отца, дал согласие на основание Лакапель.

Аббатство Казе-Дьё породило аббатства Дивиель в епархии Дакса, Онс в епархии Байонны, Фон-Ко в епархии Сен-Понс. Также оно дало жизнь приорству в Лабарте и аббатствам Бепуи, Реторт, Лидан и Урдаш в Испании. Этим оно надолго заслужило честь занимать первое место среди монастырей ордена премонтрантов в провинции Гиень.

Религия полностью восторжествовала в сердце графа де Пардиака, если только ее победа не была полной уже в 1135 г. По крайней мере, в 1142 г. Мари, его первая жена, вновь приобрела все свои права и свое законное место. Она была рядом с мужем во время его поездки в Ош, где Гийом договорился с виконтом де Гаварре по поводу некоторых разногласий, приведших их к ссоре. Некий обмен, удовлетворивший обоих сеньоров, возвратил мир между их домами. Этот акт – последнее, что известно о Гийоме[24]. Он умер четвертого апреля, согласно некрологу Сен-Мона, который не указывает года. Мнения различных авторов о его преемнике расходятся. Dom Clément в своей работе l'Art de vérifier les dates[25], считает, что его сменил Боемон, его сын, которого он прослеживает до 1182 г., и которому он дает от Руж, его жены, только двух дочерей, Мари и Маркезу, а Боемона, по его мнению, сменяет Оже, его родственник, а возможно, и зять. Он опирается на авторитет Oihénart, который указывает Боемона после Гийома и высказывает предположение, что он был никем иным, как Боемоном д’Астараком. Тогда легко объяснимы имена Руж, указанное для его жены, и Мари и Маркеза для дочерей. Но это предположение маловероятно. Да и Oihénart далек от того, чтобы утверждать это, в отличии от dom Clément. Dom Brugelles[26] указывает после Гийома Бернара Лисьера, одного из благотворителей монастыря Бруиль, о котором мы будем говорить позже, Оде де Бирана, и, наконец, Оже II, который, как он считает, женился на наследнице Пардиака. Le Père Anselme[27] приводит еще больше подробностей. Гийому он дает двух сыновей, Боемона, и Бернара, которого он объявляет старшим, и говорит, что именно он присутствовал при обмене между его отцом и виконтом де Гаварре. Этот Бернар якобы владел графством в 1174 г., и жил до 1182 г., времени, когда он произвел дарение с согласия Амели, его жены и своих шести детей, из которых Оже был старшим. Наконец, г-н l'abbé d'Aignan[28], чья работа для нас была столь полезна, осторожнее в своих высказываниях. Он останавливается после Боемона и утверждает, что насчет последующих пятидесяти лет имеются только сомнения; но он также, как и все остальные, идет дальше, начиная с Оже. Когда имеется столько разногласий, стоит ли приводить ничем не подкрепленные предположения? Лучше стоит прямо перейти к Оже.

Он был чужим старинной семье де Пардиак, он занял графство благодаря браку с наследницей последнего графа; был ли он внуком Гийома? У нас нет никакого основания это утверждать. Дарение, о котором говорит Le Père Anselme, рассеяло бы многие сомнения, но мы не смогли его проверить; мы знаем только, что большие графства никогда не переходили в чужие руки без того, чтобы это изменение не было отмечено в истории. Графы де Пардиак всегда стояли в одном ряду с самыми высокими и могущественными сеньорами страны. Они именовались графами милостью Божьей. Наконец, они и в дальнейшем постоянно находились рядом с графами д’Астарак и виконтами де Фезансаге. Все это неоспоримо, как нам кажется, доказывает, что Оже принадлежал к одной из разветвленных ветвей потомков Митаррá, и дорожил семьей, которую ему предстояло увековечить.

Многочисленные изменения в истории графов Комменжа окончились, как мы видели, на Бернаре II, который единолично владел графством в 1130 г. Он выступал посредником[29], вместе с графом Тулузы и с Роже III, сыном и преемником Роже II, графа де Фуа, при восстановлении мира между Рамиро, королем Арагона, и Альфонсо, королем Кастилии, который осыпал его своей щедростью. Вместе с ними он присутствовал затем при коронации Альфонсо императором всей Испании. Общего происхождения, или, по крайней мере, тесных родственных связей, которые объединяли главных сеньоров Аквитании с правителями Кастилии, вполне достаточно, чтобы объяснить столь частые случаи их присутствия по ту сторону Пиренеев, и нет никакой необходимости прибегать к дани уважения или к вассальной зависимости, о которой мечтают испанские авторы, и достоверного акта существования которой мы не находим нигде. В 1138 г. Бернар был свидетелем[30] довольно странного отказа. До тех пор графы Тулузы пользовались правом распоряжаться останками своего епископа после его смерти. Альфонс торжественно отказался от этого права в присутствии всего народа Тулузы, собранного однажды в воскресенье в церкви Сен-Этьенн. Роже де Фуа и Готье, виконт де Таррид, первый сеньор этого имени, который нам известен, также присутствовали на этой церемонии. Виконтство Таррид располагалось в Жимуа, названном так по реке Жимоне, которая протекает там перед своим слиянием с Гаронной. Владельцы этой земли именовались как виконтами де Жимон, так и виконтами де Таррид, по названию замка, который был административным центром их области.

Роже III только что основал[31], в 1136 г., совместно с графиней Хименой, своей женой, командорство Виль-Дьё, первое, которым Рыцари Храма, созданные в Иерусалиме в 1120 г., владели в наших землях. Тремя годами позже, аббат Лезá собрал дворян страны, и в первую очередь графов де Фуа и де Комменжа, и поведал им о печальном состоянии монастыря, постоянно страдающего от набегов военных. Чтобы защитить его от любого возможного нападения, его окружили стенами вместе с поселком, и к этому добавили укрепленный замок. Так возник город Лезá. Граф де Фуа отказался по такому случаю от всех прав, которые были у него на это аббатство. Граф де Комменж и другие сеньоры последовали его примеру, и все обещали не вести никогда войны в пределах аббатства и его зависимостях. В числе их находилось приорство Сен-Беат, владевшее тогда святыми реликвиями. Роже де Нюр, преемник Св. Бертрана перенес их в 1132 г. Этот епископ был братом Бернара де Монто, который присоединился к нему, чтобы передать церковь Нюр Раймону, епископу Тулузы, и его капитулу. Ее использовали в 1136 г. для основания самого богатого аббатства в Комменже. Фландрина де Монпезá и три ее сына, Бернар, Фортанер и Гийом, передали аббату Валтеру, о котором мы упоминали, говоря о Бердуе, землю Боннефон[32]. Аббат Моримона послал туда монахов, которые жили там некоторое время, питаясь кореньями, травой и листьями дерева, и смогли лишь возвести несколько стен, наполовину покрытых зарослями и ветвями дикого винограда. Вскоре их владения подверглись набегу, что вынудило их удалиться; но епископ, огорченный их уходом, послал за нами нескольких гонцов, и сумел убедить их вернуться в Боннефон, где собралась новая ассамблея, более многочисленная, чем первая. Там были подтверждены прошлые дарения и добавлены новые.

Роже, проявивший себя столь активным в отношении Боннефон, основал еще приорство Сен-Лоран по уставу Фонтевро, и передал его Лонге-Брюн, настоятельнице Було. Акт был подписан в 1111 г.[33], в присутствии архиепископа Оша и графов Тулузы и Комменжа. Епископ умер в следующем году.

Граф де Комменж женился[34] в 1136 г. на Диа[35], дочери и наследнице Годфруа, сеньора замка Мюре. У них было четыре сына, Бернар, Роже, Одон, прозванный Саматан, потому, вероятно, что получил эту шателению в апанаж, и Фортанер. У них еще была дочь по имени Бернарда, которая еще в младенчестве была обручена с Роже, виконтом Каркассонна. Он дал ей в приданое замки л’Иль и Казелá в Комменже. Его тесть добавил к ним замок Мюре; но так как этот брак оказался бездетным, все эти замки возвратились в дом де Комменж. Бернарда пережила мужа и возвратилась к отцу, который умер в 1140 г., убитый в засаде около Сен-Годана. Бернар IV имел долгую и бурную ссору с Пьером, епископом Кузерана, от которого он хотел добиться раздела Сен-Лизье. Хитростью проникнув в город[36], он разграбил его, предал огню и увел жителей пленниками в Сен-Жирон. Сен-Лизье семь лет лежал в развалинах, потому что он не позволял восстанавливать стены, пока не получит свою долю.

Не добившись желаемого, он напал на самого епископа, несмотря на родственные связи между ними, захватил его и держал его в плену под крепкой охраной, до тех пор, пока не вырвал у него договор, предоставлявший ему половину города. Это соглашение нашло многочисленных оппонентов во всем том, в чем капитул посчитал себя обойденным; но вскоре виновник насилия, смертельно раненный при засаде около Сен-Годана, призвал к себе епископов Тулузы, Комменжа и Кузерана, и аббатов Казе-Дьё и Боннефона, и, призвав их в свидетели, вернул Пьеру и его преемникам обе части города, которые он вымогал, и, сверх того, завещал ему двадцать лошадей в возмещение своей несправедливости. Он был похоронен в аббатстве Боннефон, которое сам выбрал местом своего погребения, и был сменен Бернаром Одоном или Додоном, своим старшим сыном. Два его брата довольствовались титулами сеньоров и оставили старшей ветви достоинство графов де Комменж. Додон правил графством тридцать один год и умер в аббатстве Фёйан, где принял облачение цистерианца[37], и где он был похоронен.

Роже, граф де Фуа, предшествовал своему кузену в могиле. Перед своей смертью, он закрепил передачу деревни Фределá с замком и несколькими соседними хуторами аббату и монахам Сен-Антонена, сделанную его отцом. Он обязался сверх того выплачивать монахам ежегодную ренту в размере половины мюи пшеницы, половины мюи хорошего вина, жирной коровы, четырех свиней и четырех солей. Аббат, со своей стороны, чтобы помешать графу и его преемникам захватить владения аббатства, передал им охрану замка и деревни Фределá с прилегающими землями, а так же половину феодальных и судебных прав. После этого раздела[38] число жителей возрасло, и из деревни и соседних хуторов образовался город, который был назван Памье, вероятно, в память о городе Апамее в Сирии, где побывал Роже II. Бернар Роже, сын и преемник Роже III, заключил союзный договор с Раймоном Тренкавелем, виконтом де Безье, и женился на Сесиль, его дочери, 12 июля 1151 г. Этот брак был блестящим. Сесиль принесла ему в приданое десять тысяч мелгорьянских солей: пять тысяч в денье и пять тысяч в солях, два замка, Сен-Габель и Монто, и несколько других земель. В 1167 г. Раймон, граф Тулузы, раздраженный тем, что Роже, сын Раймона Тренкавеля, который был его вассалом, принес оммаж королю Арагона, отобрал у него Каркассе и другие домены и передал их Бернару Роже, его зятю; но Роже поспешил помириться с графом Тулузы, и передача оказалась недолгой. Во время этого конфликта, граф де Фуа произвел раздел города Фуа с аббатом Сен-Волюзьена, и сам предоставил аббату некоторые преимущества. Эти два события почти единственные, которые сохранила история о его долгом правлении.

Более счастливый, чем многие его избиратели, архиепископ Оша не отмечен за свою долгую карьеру ничем, кроме свидетельств симпатии со стороны окружающих, ничем не омраченных. При его епископате, Пьер, аббат Ма-д’Эр, и обитель обязались выплачивать архиепископству ренту в десять фунтов воска для пасхальной свечи, и за это они были допущены капитулом к участию в добрых делах, или в братство, как тогда говорили. Капитул[39] обогатился в те же времена и за счет некоторых других значительных дарений. Два брата, один из которых хотел стать каноником, передали ему Антиссан с его зависимостями и половиной десятины, которые они держали от своих предков; на это им было дано разрешение Бернаром де Бассуе и его братьями, которые были сеньорами церкви и десятин. Милакон де Ламазер предложил каноникам церковь в местечке, имя которого он носил, при условии, что они обучат его сына Бертрана грамматике и допустят его в свою обитель. Когда условия были приняты, молодой Бертран был введен в монастырь; но, после смерти своего отца, он испытал отвращение как к письменности, так и к монастырской жизни, и избрал карьеру военного, доказав свое геройство на поле битвы. Между тем, среди боев и, главным образом, в его одинокие ночи, образ его разгневанного отца, религиозное поприще, которое его ожидало, наставления прелата, воздействуя на его молодой разум, отражались в его душе. Он не смог пережить укоры совести; он бросился в ноги собрания капитула, умоляя разрешить ему вернуться к прежней жизни, и получил это разрешение. Ему даже позволили располагать церковью и ее доходами, и самому раздавать два соля бедным каждый Святой Четверг. Архиепископ, которому он передал свою церковь, тотчас же назначил туда каноника, который, увидев деревянное здание, велел его разрушить и на его месте заложил основы каменной церкви, той самой, что существует и сейчас.

У каждого века свои достоинства и недостатки. Посвященные религии почти со своих колыбелей родителями, которыми двигали чаще всего только их набожность или интересы семьи, несчастные дети не могли впоследствии найти в своей душе склонности к религиозной жизни. Другие, кого толкнули в монастырь несчастья, обманутые надежды, ошибочное рвение, потребность искупить греховные поступки, забывали на некоторое время свои неприятности в обретенном покое; но скоро их охватывало раскаяние в своем непродуманном действии. Большая часть самостоятельно справлялась с сомнениями и находила успокоение. Самая бурная река биясь о берега не покидает русла, и постепенно смиряет ярость своих волн. А впрочем, по выходу из монастыря, что мог им дать мир, особенно в ту эпоху? Некоторые, самые слабые или, наоборот, более страстные отклоняли клобук, но не было случаев, что бы после нескольких лет грозовой жизни, они не вернулись умирать около алтарей, которым принесли свои первые клятвы. Епископат Гийома дает тому немало примеров.

Так Раймон-Гийом из баронов де Салбазан или Сабазан[40], преследуемый злым духом, как говорит хроника, и не видя иного средства, обратился к религии и принял постриг в капитуле Оша. Тем не менее, его обет не долго удерживал его в монастыре. Послушничество, начатое под столь счастливым предзнаменованиям не было закончено, и замок его предков вскоре снова увидел молодого сеньора, блестящего и более беспутного, чем когда-либо. Там, продолжал хроникер, и ожидал его злой дух, чтобы мучить его с новой силой. Измученный страданиями, Раймон-Гийом возвратился в монастырь, вновь обрел свое здоровье, и от избытка благодарности передал все свои владения обители, которая его приняла. Картулярий Оша рассказывает только, что Раймон-Гийом, очень серьезно заболев, явился в Ош, где надолго оставался уложенным в постель, но его состояние только ухудшалось, тогда он покаялся во всех своих грехах, получил прощение и составил свое завещание; и так как его грехи были весьма многочисленны, он передал Сен-Мари на упокой своей души половину десятины в Монтескью, которую его предки разделили между ним и его братом Сантюлем. Этот дарение было передано архиепископу Госьоной, матерью больного, Б. де Марестаном, его братом, и Гийомом Гарсией д'Орбессаном, а свидетелями были Бертран де Лиль, Бернар де Биран, Гильом Фюер де Бьянсан Селлерье, Гийом де Монто, Фортанер де Лабадан, Пьер д'Антиссан, Висью де Лассер, каноники, и Раймон де Меран или Марран (de Marenis), оруженосец Раймона-Гийома де Сальбажана. Больной мало прожил после этого выполнения своих желаний, и капитул, в знак признательности, организовал ему великолепные похороны.

Сеньория Монтескью была в то время разделена, причем надолго. Старинная семья, которая носит это имя, имела своим главой Раймона Эмери, сына Бертрана I и правнука Раймона Эмери I. Раймон воевал с Жеро д'Орбессаном, без сомнения, родственником того Гийома Гарсии, о котором мы только что говорили, если только они не были одним и тем же лицом. Борьба длилась долго и с переменным успехом; но наконец, потерпев неудачу[41], барон де Монтескью попал в руки своего врага, который, наложив на него оковы, заключил его в замке Лавардан. Бернар де Монтескью, епископ Тарба, дядя пленника по отцу, и Жеро де Лабарт, архидьякон Оша, его дядя по матери, сделали все от них зависящее, чтобы их племянник обрел свободу, но победитель был глух ко всем их просьбам. Он требовал семьсот морласских солей, очень крупную сумму для простого сеньора. Не в силах иначе разбивать оковы своего племянника, архидьякон Оша решил сам занять его место и стал пленником в замке Лавардан. Выйдя из своей тюрьмы, Раймон поспешил к родственникам и друзьям, моля их о помощи; но все сундуки были пусты или закрывались в ответ на его просьбы. В своей беде он обратился к архиепископу Оша и его капитулу, и упросил их выдать ему требуемую сумму, предложив в залог всю землю Бердаль, нынешнее Обье, со всеми правами, которые к ней были приложены. Предложение было принято, и в доказательство того, что оно было сделано искренне, несчастный сеньор посвятил себя Сен-Мари и попросил назначить себя каноником, но не надевая рясы. Действительно, с этого дня и до конца своей жизни он принимал участие в работе капитула наравне с остальными его членами. Без сомнения именно после этого случая бароны де Монтескью стали светскими канониками нашего архиепископства.

Еще больше, чем частные распри, архиепископа Гийома, горячего поборника церковного мира и церковной дисциплины, огорчали распри внутри самой церкви. Каноники архиепископства никак не могли ужиться с монахами Сен-Мартена. Границы обоих приходов были довольно нечетко определены, что постоянно служило поводом для волнений. Гийом удалось разрешить все недоразумения[42] на провинциальном Соборе, который он собрал в Оше в 1137 г. Его решение подписано Гийомом из Тарба, Ги из Лескара, Арно из Олерона, Гийомом из Дакса, Бонномом из Эра, Вивианом из Лектура, Роже из Комменжа и Пьером из Кузерана. Но не это было самым сложным. Монахи Сент-Орана не могли забыть своего унижения, и от досады они жаловались, что приход Сен-Мари покушается на их права. Их настоятель Гарсия Эйс лично отправился в Рим, чтобы подать жалобу святому отцу. Архиепископ, в свою очередь, направил туда же двоих своих архидьяконов, чтобы предъявить свои доводы и опровергнуть претензии сент-оранцев. Евгений, который управлял тогда церковью, выслушав обе стороны, не захотел взять решение на себя, и передал дело на рассмотрение архиепископа Бордо, епископов Ажана и Тарба, и аббата Фаже. Гийом охотно согласился на этих судей и неоднократно просил их, как письменно, так и устно, поторопиться с их решением. Они обещали, но в назначенный день архиепископ Бордо был задержан болезнью, которая, некоторое время спустя, привела его к могиле. Епископ Ажана и аббат Фаже, видя отсутствие того, кто должен был возглавить ассамблею, отказались. Только епископ Тарба прибыл на место и, с помощью нескольких аббатов и нескольких благоразумных лиц, он заставил архиепископа и приора Сент-Орана принять двух арбитров, которые бы однозначно установили границы, которые картулярий нам сохранил, но которые сегодня мы напрасно бы искали[43].

Пока прелат мирился с монастырем, пожар, довольно частое бедствие в те времена, едва не погубил монастырь Симорр. Весь город был разрушен. Он возвышалась на небольшом холме, который теперь называют Сен-Николá, по имени часовни, которая там была позже построена, и которую кальвинисты разрушили в 1573 г. После пожара город перенесли пониже, на земли монастыря, и окружили его земляным валом и изгородью. Это изменение было узаконено на ассамблее[44], где присутствовал Бернар, граф д’Астарак, вместе со своими двумя сыновьями, Санчо и Бернаром. Там были установлены кутюмы, которые граф и его сыновья поклялись соблюдать, а после них принесли присягу все горожане.