Том 3. Книга X.

ГЛАВА I.

Возобновление конфликта между домами де Фуа и д’Арманьяк. – Смерть Гийеметты. – Распри между Гастоном и виконтом де Фезансаге. – Голод и мор. – Тамплиеры. – Климент V. – Паломничество к могиле Св. Бертрана. – Епископы Комменжа, Эра и Тарба. – Гасконские кардиналы. – Конфликт Гастона с его матерью. – Смерть Констанс. – Вьеннский Собор. – Осуждение тамплиеров. – Графы де Комменж. – Графы де л’Иль-Журден. – Новые гасконские кардиналы.

Климент V, находясь в Пуатье, узнал, что граф де Фуа, возобновляя едва успокоившийся конфликт, вторгся в Арманьяк, сея там разрушения. Застигнутый врасплох Бернар не имел времени собрать все свои силы. Он обратился к жителям Оша, которые выступили под своими знаменами; но прежде, чем покинуть родные очаги, они получили[1] грамоты, которыми граф, повторяя заявление от 1290 г., признавал, что их служба была полностью добровольной. Усиленный этой помощи, граф д'Арманьяк двинулся навстречу Гастону, и противники сошлись для решающей битвы. Климент, как глава всех католиков, посчитал, что своим авторитетом он сумеет предотвратить кровопролитие, и направил епископа Замора в Испании и аббата Ноайé, чтобы те приказали обоим противникам сложить оружие. Посланники, прибыв на место, запретили графу де Фуа чем-либо посягать на графа д'Арманьяка, под страхом отлучения от церкви его самого и всех, кто последует за ним, и наложения интердикта на все его земли. Гастон, чья неукротимая душа не согнулась даже перед королем Франции с его армией, не был склонен подчиняться голосу старика, не имевшего никакой другой силы, кроме меча духовного. Он прогнал[2] посланников Святого отца, которые, удаляясь, обрушили на него все кары, которые были в их распоряжении. Граф де Фуа с рожденья отличался нравом жестоким и неукротимым. В первые моменты он полностью отдавался пылу своих страстей; размышление и осторожность приходили много позже. Хотя он пренебрег авторитетом понтифика, он не осмелился идти дальше и отвел свои войска. Скоро его сердце охватило раскаяние. Он отправился за море и упросил короля Англии, что бы тот заступился за него[3] перед понтификом и кардиналом де Го, его племянником. Затем он лично направился в Пуатье, во всеуслышанье признал свою ошибку, принес за нее публичные извинения и клятвенно пообещал отныне повиноваться всем приказам Отца всех истинно верующих. Климент не смог остаться бесчувственным к такому раскаянию, он с радостью принял все проявления покорности и тотчас же велел снять отлучение от церкви и интердикт. Одновременно с этим он поручил епископу Лескара и аббатам Больбона и Ломбеза отпеть всех, кто умер с чувством раскаяния во время интердикта, и обеспечить им погребение по церковному обряду.

Графы де Фуа и д’Арманьяк, вынужденные отказаться от вооруженной борьбы, продолжили свой спор при дворе короля Франции. Они, друг за другом, направились в Париж, и перед объединенным Парламентом, в присутствии самого Филиппа, выдвинули свои претензии. Вначале Гастон не захотел присутствовать лично; он поручил представлять себя Раймону де Кардонну, своему родственнику[4], который вызвал на поединок графа д'Арманьяка, обвиняя его в том, что он нарушил мир, заключенный в Тулузе, и совершил множество враждебных действий против графа де Фуа и его союзников. Бернар д'Арманьяк возразил, что суд не должен рассматривать этот вызов со стороны Раймона, а иначе он должен будет рассмотреть вначале его вызов, как потерпевшей стороны. Претензии, которые он предъявлял своему врагу, были весьма многочисленны. Оставляя Тулузу, где они поклялись соблюдать мир, люди графа де Фуа, по его приказу, или, по крайней мере, с его согласия, напали на сенешаля Арманьяка и его свиту, ранили двоих из его оруженосцев и убили одного из его сержантов. Позже граф лично чинил козни Гастону, виконту де Фезансаге, брату Бернара, и архиепископу Оша, его дяде. Он напал землю Ривьер, которая должна была перейти к нему, ограбил там два города и опустошил страну: не успокоившись на этом, он, во главе многочисленного войска из рыцарей и пехотинцев, захватил, разграбил и предал огню город Саррот (serra alta), вероятно – Лассерад, зависимый от графства Арманьяк; и не довольствуясь этими преступлениями, он зарезал там сорок человек, женщин, детей, стариков, и захватил столь же варварски город Мейм (de Mille Modiis), принадлежащий архиепископу. Он не пощадил даже королевских городов Бомарше и Марсиака, где погибло четыре человека.

Бернар де Комменж, виконт де Тюренн, старший сын графа де Комменжа, добавил, что люди графа де Фуа, с его ведома, а возможно и по приказу своего хозяина, вторглись на земли его отца, захватили там, разграбили и сожгли четыре города, и убили пятерых человек. Он предлагал поединок, как доказательство своего обвинения.

Парламент постановил провести расследование на месте, чтобы убедиться в правдивости всех этих фактов, и затем, 26 апреля 1309 г., в присутствии сторон, вынес решение[5], которое прославилось своим юридическим блеском. Согласно этому решению, принятому в Кашане возле Парижа, король повелел, чтобы все статьи мирного договора, подписанного в Тулузе, неукоснительно соблюдались, и чтобы оба графа и их союзники дали особое подтверждение в их выполнении, контроль за выполнением этого пункта был особо возложен на сенешаля Тулузы. Король отменял вызов на поединок, который Раймон, в его присутствии, направил графу д'Арманьяку, и присудил его к штрафу, который он определит позже по своему усмотрению, так как этот вызов был сделан без всякого повода, опрометчиво и вопреки королевскому указу. Также он отменил вызов на поединок, который граф д'Арманьяк направил Гастону, либо перед сенешалем Тулузы, либо даже в его присутствие, потому что расследование предоставило достаточно доказательств, и потому что согласно постановлениям, принятым при его правлении, не следует допускать судебные поединки, когда доказательства имеются в изобилии, или когда можно использовать юридические способы. Тем не менее, в силу некоторых доводов, которые не были указаны, он признал законным вызов сына графа де Комменжа. Наконец он приговорил графа де Фуа к выплате двенадцати тысяч турских ливров в возмещение ущерба, нанесенного Марсиаку и Бомарше, не считая возмещения родственникам четырех человек, которые были там убиты, и своему бальи, который при этом был ранен; в возмещение этого же вреда суд приговорил его к выплате в казну ста турских ливров, помимо четырех тысяч ливров на строительство в обоих городах часовен для молитв за упокой души четырех жертв, и ренты в сорок ливров на содержания двух капелланов.

Кроме того, король обязал его полностью возместить ущерб, согласно справедливой оценке, жителям Ла Саррота и Мейма, и предоставить тысячу триста турских ливров для строительства в Сарроте часовни в память сорока жертв, зарезанных там, и предоставить ренту в восемьдесят ливров для содержания четырех капелланов; а так как любое правонарушение влечет за собой штраф, графу предстояло выплатить еще тридцать тысяч турских ливров, половина из которых будет использована по усмотрению короля, а другая половина отложена на будущее. Помимо всех этих штрафов, граф де Фуа должен был выплатить своему сопернику шесть тысяч турских ливров в возмещение всех потерь, которые тот понес из-за него. Наконец, суд предписал обоим графам и их союзникам предоставить друг другу взаимные справедливые и законные гарантии.

Бернар д'Арманьяк, Гастон де Фезансаге и виконт де Тюренн немедленно повиновались. Граф де Фуа согласился предоставить навязанные ему гарантии, но потребовал исключить из их условий все, что касалось его матери, его тетки Констанс и земель, которыми он владел в Каталонии. Король не захотел принимать никаких оговорок, по крайней мере он потребовал, что, раз уж граф исключает из гарантий свою мать и тетку, он должен поклясться не предоставлять им никакой помощи. Гастон отказался, и тогда Филипп Красивый велел заключить его в Шатле. Плен восторжествовал над упрямством. Получив свободу, он поспешил к королю в Санлис и без всяких условий принял все его решения, что было совсем не просто для его уязвленного сердца[6].

Пока длился этот процесс, Бернар и Сесиль, его жена, поселившись в особняке в предместье Сен-Марсель под Парижем, принесли оммаж королю за графство Родез и епископу Мандé за земли, которыми они владели в Жеводане, и назначили своим сенешалем Руэрга Жана де Морлона[7], чьи предки входили в число первых семейств графства. После этого назначения они не замедлили вернуться в Гасконь; но они не нашли там мира, который, казалось был им обещан. Они так и не получили Гавардан. Это виконтство было передано[8] за пять тысяч турских ливров королю Англии Эдуарду II, сыну и преемнику Эдуарда I, умершего 7 июля 1307 г. Молодой принц, столь же расточительный, как и распутный, оказавшись без денег, почти тотчас же передал его графу де Фуа под залог этой суммы. Гастон поспешил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы оставить Гавардан за собой. Этого было более чем достаточно, что бы конфликт вспыхнул с новой силой. Филипп, желая подавить его в зародыше, предписал сенешалю Гаскони от имени герцога Аквитании или, если тот окажется бессильным, своему собственному сенешалю Тулузы, обеспечить передачу Гавардана графу д'Арманьяку, и оставил Гастону де Фуа пять тысяч ливров из суммы в шесть тысяч, которые тот был ему должен[9]. Но прежде, чем это решение было выполнено, новый инцидент возродил утихшую было ссору.

Гийеметта де Монкад, последняя из четырех дочерей виконта де Беарна, испытывала расположение к Мате и ее детям, тогда как Констанс была ближе к Маргарите. Виконт де Фезансаге был предпочтен ею из всех ее племянников. Вначале она передала ему замок Кастельвьель, а на случай своей смерти выбрала его своим единственным наследником. Гастон де Фуа и его мать утверждали, что так как все владения Гийеметты переходят дому д’Арманьяк, Гавардан должен остаться у них, согласно торжественно объявленным намерениям Гастона де Беарна. С другой стороны, недовольные тем, что наследство Гийеметты от них ускользает, они затеяли интригу, чтобы помешать Гастону де Фезансаге завладеть им. Они уговорили его подписать соглашение[10], согласно которому он оставлял им земли, столь дорогие для них, а взамен получал землю Капсью, тысячу ливров ренты с земель под Каркассонном и четыре тысячи ливров, подлежащих оплате в четыре срока. Гастон де Фуа обязался также через три года передать своему кузену Гавардан взамен Капсью, если тот это пожелает. Это соглашение было подписано 7 сентября 1310 г. и утверждено в Тулузе, в монастыре доминиканцев, 6 марта следующего года, обоими Гастонами и Жанной д'Артуа, женой графа де Фуа; но когда дело дошло до его выполнения, Гастон де Фуа, не привыкший отдавать что-либо, придумал столько затруднения, что виконту де Фезансаге пришлось обращаться в суд короля. Он получил решение к концу июня 1311 г. Соглашение, подтвержденное этим решением, было, наконец, выполнено, хотя и с некоторыми небольшими изменениями; но Гавардан так и остался предметом спора обоих соперничающих домов.

Этот и последующий годы отмечены большой печалью в летописях нашей родины. Непрекращающиеся дожди, которые шли всю весну и все лето, уничтожили урожай. Цена на зерно дошла до непомерной величины, и народ спасался тем[11], что отбирал у животных полевую траву. Утверждают даже, но во имя чести рода человеческого, мы воздержимся от того, чтобы этому верить, что люди ели тела себе подобных, и даже отцы ели своих детей. За голодом последовала чума, ее обычная подруга. Из-за этого двойного бедствия некоторые населенные пункты были полностью опустошены, и не было ни одного, который не лишился бы четверти своих жителей.

В то время вся Европа с беспокойством следила за процессом тамплиеров. Этот орден зародился в Азии к 1118 г., вскоре после завоевания Палестины. Бодуэн II, король Иерусалима, предоставил его учредителям дом по соседству с храмом Соломона, что и дало им имя, которое им предстояло сделать столь знаменитым. К обычным монашеским обетам они добавили обязанность защищать паломников Святой Земли от нападения Неверных. Они были одновременно монахами и воинами. Тем самым они объединяли два образа жизни, казалось бы совсем несовместимых, но весьма ценимых в Средние века. Постоянное ношение оружия, походная жизнь, контакт с сарацинами и раздражающее солнце Азии не могли не привести к неурядицам. Богатство завершило разрушение. К частым нарушениям скоро добавились ужасные учения и еще более ужасная практика, заимствованные, как об этом, по крайней мере, говорили, в сектах манихеев или гностиков.

Без всякого сомнения далеко не все члены ордена были виновны; и можно предположить, что исключения не были весьма многочисленными, если вспомнить, что в орден вступали почти исключительно представители высших слоев общества, и что, таким образом, он выступал под двойной защитой – религии и чести; но в основном он нуждался в реформе. Это чувствовали во всем католическом мире. Одновременно, благодаря тайным действиям двух рыцарей, гасконца и итальянца, все члены ордена, которые оказались во владениях короля Франции, были схвачены и заключены в тюрьму по приказу Филиппа Красивого (13 октября 1309 г.). Климент, огорченный этим насилием, потребовал рассмотрения этого дела в своем суде. Вскоре, пораженный признаниями, которые он сам получил из уст семидесяти обвиняемых, он учредил четыре инквизиторские комиссии, одна из которых должна была находиться во Франции, другая – в Италии, третья – в Германии, и четвертая – в Испании.

Пока длилось расследование, папа вернулся в Бордо, откуда вскоре направился в Комменж, свою бывшую епархию, чтобы всенародно и торжественно отдать дань уважения останкам святого, вдвойне дорогого его сердцу, так как он носил его имя и некогда занимал его кафедру. Проследовав через Ажан, он прибыл в Тулузу в конце декабря 1308 г., отметил там праздники Рождества и Богоявления, и появился в Сен-Бертране 7 января[12]. Его сопровождали четыре кардинала, архиепископы Руана и Оша, епископы Тулузы, Альби, Магелуна, Эра, Тарба и Комменжа, и аббаты Симорра, Фонфреда, Ла Каз-Дьё, Боннфона и Низора.

Хотя Св. Бертран уже давно удостоился всеобщего поклонения, его могила была отмечена простым надгробным камнем[13]. Климент V хотел оказать больше почета святым останкам. Церемония была назначена на 16 января. Стечение народа было столь велико, и церемония настолько поразила умы, что воспоминания о ней сохранились через все века по всем Пиренеям. Папа вошел в собор, опустился на колени подле могилы и долго молился. Затем, приказав поднять надгробный камень, он своими руками поднял священные останки и явил их почтительно склонившимся верующим. Останки торжественно обнесли вокруг церкви и монастыря, а вечером их поместили в богатую и роскошную раку, подаренную папой. Покидая Комменж, он велел построить часовню, которой оставил свои папские украшения, и предоставил ей право на проведение великих юбилеев всякий раз, когда праздник Обретения Святого Креста приходился на пятницу. Это была, как нам кажется, первая милость подобного рода, предоставленная обычной церкви.

Епископа Комменжа, принимавшего римский двор, звали Бозон де Салиньяк[14]. Он был архидьяконом Медока, когда Бертран де Го был переведен в Бордо, и, без всякого сомнения, именно новому архиепископу он был обязан кафедрой Св. Бертрана. Он отметил свой епископат постановлением, которое уменьшило число каноников до тринадцати, тогда как раньше их было двадцать четыре. Епископы Тарба и Эра, которые сопровождали понтифика, так же были из нашей провинции. Жан де Дусе или д’Оссе[15], епископа Тарба, еще недавно каноник и регент кафедрального собора в Лектуре, только что сменил Раймона Арно де Коарраза, и умер два или три года спустя. Бернар де Бац оставил капитула Ажана, чтобы сменить в 1305 или 1307 г. на кафедре Эра Мартена де Фоссé или де Лафоссé, преемника Пьера III[16].

Мартен был приором Эфэза в епархии Бордо. Он пользовался уважением одного итальянского кардинала, и, видимо, благодаря его доверию, получил свою кафедру. Бонифаций VIII утвердил его избрание. Епископат Мартена был отмечен его усердием в упорядочении дисциплины. 6 октября 1299 г. он собрал свое духовенство в церкви Вильнёва и огласил там первые синодальные уставы, которые известны в епархии Эра. В следующем году он передал в феод десятину с Вадигó Сегену д’Эстангу за предоставление постоя и пару белых перчаток. Пьер, его предшественник, в конце своего епископата (18 марта 1294 г.), получил десятину с Люйссона от Эмери де Равиняна и Нобии, его супруги. Арно де Лакоссад де Ладу, судья земель епископа, по договоренности с прелатом, и согласно имеющимся у него инструкциям, вернул десятину Эмери де Равиняну, при условии, что тот ежегодно будет выплачивать по тридцать солей по праву на постой.

У Бернара де Баца, преемника этих двух прелатов, вышла ссора с командором и монахами больницы в Галонене по поводу нескольких хозяйственных построек и управления больницей. Аббат Сент-Антуан-де-Вьеннн, от которого зависела больница, договорился в Жимоне с епископом Эра. Они выбрали арбитром архиепископа Оша, который вынес свое решение 13 мая 1310 г., в присутствии Бернара, аббата Фларана и Роже[17] д'Арманьяка, виконта де Фезансаге. Часть владений была присуждена епископу; но взамен монахи должны были епископу с любой десятины не более тридцати морласских солей. Наконец, аббат Сент-Антуана мог управлять по своей воле обителью и своими владениями.

В это время шла усиленная подготовка к Собору во Вьенне, в Дофине, где предстояло осудить орден Тамплиеров и память Бонифация VIII, два значительных мероприятия, которые волновали все умы. Папа, в преддверии этого, назначил пятерых новых кардиналов[18], двое из которых, Раймон де Фарже и Бернар де Гор принадлежали к его семье; третий, Арно де Фальтье, родился в Гаскони: некоторые уточняют, что в местечке, которое они указывают под непонятным именем Мирамон. Бертран де Борд был братом Пьера, сеньора де Лонака, получившего дворянство от Филиппа Красивого в 1311 г., и Гийома де Борда, преемника Раймона на кафедре Лектура в 1311 г. Вначале Бертран был каноником этой церкви; вскоре он стал камерарием папы, который в 1308 г. дал ему епископство Альби, и, наконец, в 1310 г. облачил его в пурпур; но он не долго пользовался этим достоинством, так как умер 21 сентября следующего года.

Арно Нуво[19] или Новелли, последний из них, известен несколько больше. Он родился в Савердене, в графстве Фуа. Он со юных лет посвятил себя наукам, и преуспел настолько, что стал профессором обоих прав в университете Тулузы и официалом епархии. Позже он отказался от этого положения, чтобы принять постриг по обряду Сито в аббатстве Больбон, откуда был приглашен монахами Фонфреда, чтобы возглавить их обитель. Папа, узнав о его достоинствах, призвал его к своему двору, назначил его вначале вице-канцлером римской церкви и, наконец, возвысил его до кардинальского сана. Он проявлял себя всегда весьма преданным графам де Фуа, которые использовали его в своих наиболее важных делах. Роже-Бернар, в доказательство своего уважения к нему, указал его числе исполнителей своего завещания. Этот кардинал умер в Авиньоне в 1317 г., но его тело было передано аббатству Фонфред и похоронено у подножья главного алтаря.

Пока папа увеличивал свой двор, король созывал своих баронов, чтобы покорить город Лион. Граф де Комменж, Бертран Журден де л’Иль-Журден, Гастон де Ломань-Фимаркон, Бертран де Ное, Гильом де Моран, Марран или Меран, Бертран де Барос или Бюрос, Бертран де Марестан и множество других гасконских сеньоров откликнулись[20] на его призыв. Поход, возглавленный старшим сыном короля, закончился довольно быстро, и большой христианский город, который с каждым днем все более заслуживал наименования галльского Рима, возвратился государство, от которого был оторван уже более пятьсот лет.

Графы де Фуа и д’Арманьяк так и не появились в рядах королевской армии. Первый из них вел войну со своей матерью[21], от которой требовал передачи ему виконтства Беарн; кроме того, он обвинял ее в том, что пользуясь его малолетством, она, в ущерб его интересам, произвела некоторые дарения, которые теперь он во всеуслышанье отменил. Маргарита посчитала себя оскорбленной и захотела сохранить свои акты. Она призвала к себе сеньоров Беарна, которые поспешили откликнуться на ее зов. Но пока она спешно готовилась к сопротивлению, ее сын оказался уже во всеоружии, угрожая разорением всей оспариваемой стране. Он выждал несколько дней; но видя, что его угрозы не подействовали, двинулся на осаду замка Совтерр, и захватил его, как и соседний замок. Вскоре, однако, он раскаялся в том, что был столь непочтителен со своей матерью. Он попросил мира, и без труда получил его.

21 сентября 1311 г. Маргарита и Гастон встретились, итогом чего стал торжественный договор[22]. Гастон обещал ничего не предпринять в ущерб своей матери, ее союзников и ее ближайших помощников, первыми из которых считались Гийом Отон д'Андуен, Арно-Гийом де Беарн, сеньор де Лекен, Раймон Арно де Жердере, Отон де Миоссанс и Бернар де Гэйрос, и позволил Маргарите распорядиться в своем завещании четырьмя тысячами морласских солей ренты из надежных источников. Он обязался выплачивать ей в течение ее жизни ренту в размере шестисот малых турских; наконец, он обязался, если нарушит первое условие, выплатить штраф в десяти тысяч марок серебра, половина из которых отойдет королям Франции и Англии, а другая половина достанется Маргарите и ее союзникам. Этот договор покончил со всеми раздорами. Его свидетелями были Бернар де Бюрос, Одон де Серийяк, Бернар-Гийом д'Абадье, рыцари, Рандульф де Друйе и Виталь Сабатье, горожанин Сен-Севера.

За год до этого (10 апреля 1310 г.), Констанс отказалась от всех своих владений в пользу Маргариты, своей сестры. Она передала ей[23], вместе с виконтством Марсан, Рокфором, Вильнёвом, Ренюном и Сен-Жюстеном, все, чем владела в Эре и Беарне, и, наконец, Понтак, Эгон, Ассон и Моне в виконтстве Монтанер. Этот важнейший акт был подписан в Мон-де-Марсане, в присутствии Пьера де Фербо и Арно де Безодена. Несмотря на формальные постановления отца, Констанс опасалась, что ее наследство вызовет новые распри между домами де Фуа и д’Арманьяк, и этот страх заставил ее признать своей наследницей саму Маргариту. Обе сестры встретились в Мон-де-Марсане на Вербное воскресенье, и там, в присутствие и по особому распоряжению своей старинной дамы, штаты принесли клятву верности Маргарите[24]. Несмотря на свое здоровье, ослабленное возрастом, несчастьями и недугами, Констанс прожила еще два года. Она умерла в середине 1312 г.

Маргарита поспешила вернуться в Марсан. Она собрала cour del Sers[25] (или cour des Senhors – высшая юридическая инстанция виконтства Марсан. – Прим. переводчика.), и, после клятвы соблюдать кутюмы и привилегии виконтства, приняла оммаж присутствующих сеньоров. Там были Виталь-Аманё де Бергоньян, Бернар, сеньор де Тужуз, Жерольда де Гонто, опекунша наследников Жана де Сен-Жермена, Бернар де Каррассе, Пьер де Фербо, Гийом де Пуи, Арно, сеньор д’Оньоа, Бернар де Бель, Бернар де Брюш, Отон, сеньор де Кларак, Фортане де Гардерон, Раймон де Меж-Каррер и Бертран Дюмон. Свидетелями оммажа выступили Арно-Гиллем, со-сеньор Рокфора, Арно д'Або, Бернар де Бюрос, рыцари, Гийом Отон д'Андуен, дамуазо, и Пьер де Меж-Каррер, протопоп Мон-де-Марсана.

После урегулирования всех этих дел, что вело к увеличению его могущества, Гастон направился в Вьенн, где всеобщий Собор, назначенный вначале на Праздник всех святых 1310 г., и несколько раз переносимый, собрался только 1 октября 1311 г. Климент V руководил им лично. Ассамблея состояла из ста четырнадцати прелатов, увенчанных митрой, как говорит продолжатель Nangis, или даже более чем из трехсот епископов, если верить Villani. Архиепископ Аманьё и епископы Базá, Дакса и Комменжа представляли там церковную провинцию Оша[26]. На Соборе очистили от любых обвинений память Бонифация, но при этом фактически уничтожили орден Тамплиеров, некоторые члены которого были сожжены, в том числе командор Нормандии и великий магистр Жак Моле, которые, при виде костра, продолжали доказывать свою невиновность, и невиновность всего ордена. Они признали под пыткой; они отрицали при казни. Это выражение Боссюе подводит итог всему, что было написано об этом мрачном деле. Трудно отрицать, что на этом процессе слишком часто отступали от правил защиты и поиска истины. Призывая страсть и насилие занять место правосудия, мы вынуждаем потомство почитать преступников за жертвы.

Климент согласился на этот приговор только лишь под большим давлением. Филипп, напротив, проявил себя жестоким, бесчеловечным, злобным, мстительным, готовым на все, чтобы добиться осуждения, которого понтифик тщетно пытался избежать. Но, по крайней мере, несмотря на то, что писали некоторые историки, не похоже, чтобы Климент, или тот же Филипп, воспользовались богатством ордена. Король взял только то, что было ему необходимо для покрытия огромных расходов на этот длительный процесс, две трети движимого имущества и наличных денег. Все строения были переданы госпитальерам Св. Иоанна, впоследствии более известным под именем Родосских или Мальтийских рыцарей. Англия последовала его примеру. Германия разделила все между Родосскими рыцарями и Тевтонским орденом. Примерно тоже было и в Испании. Арагон передал все владения ордену Калатравы, Португалия – ордену Христа, а Кастилия присоединила их к королевскому домену.

После вопроса о тамплиерах, Собор в Вьенне рассмотрел вопрос о Святой Земле, проблемы которой христианская ассамблея никак не могла упустить, и задачи по улучшению нравов – главная тема всех Соборов. Наконец, постановили заняться изучением восточных языков, для чего были учреждены кафедры в четырех самых больших католических университетах, в Болоньи, Париже, Саламанке и Оксфорде, и во всех местах, где имелись резиденции понтифика. Собор закончился 7 мая. Он длился около семи месяцев. 23 июня папа направил четыре бреве[27] архиепископу Оша, чтобы предоставить ему некоторые привилегии, в том числе право иметь в своей провинции двух письмоводителей или нотариусов. Четыре члена коллегии, которые его сопровождали, тоже не были обделены милостями папы. Как и прево Сен-Жюстена и архидьякон Сен-Пюи, также входившие в его свиту. Клеман не скупился на пожалования. С первого дня своего понтификата он даровал Аманьё специально введенное право размещать одного монаха в каждом их аббатств своей епархии; но прелат встретил в этом вопросе яростное сопротивление. Главным образом в Симорре, который так никогда и не подчинился этому нововведению. Два его преемника были не более удачливы в этом вопросе и, в конце концов, отказались от такого права. Последующая булла была принята не лучше. В ней Климент повелел, что бы духовные лица и аббаты епархии, которые владели благородными фьефами и ни от кого не зависели, признали бы архиепископа своим сеньором, и принесли ему оммаж. Несколько аббатов повиновались булле, но большинство ее отвергли, и дело не имело никаких последствий.

Пока длился Собор, граф де Фуа[28] заключил договор с Филиппом, принцем Тарантским, и обязался идти на помощь королю Сицилии, брату Филиппа. Эти два сеньора оставили Вьенн вместе с Филиппом Красивым, который присутствовал на Соборе вместе с тремя своими сыновьями, и сопровождали его до Парижа, где они подтвердили свой договор. Гастон некоторое время находился при дворе Франции. Там к нему присоединилась его мать. Ничто больше не нарушило мира между ними после последнего договора. Маргарита решила дать сыну доказательство своего полного примирения. Оставляя Беарн, она передала ему виконтства Марсан и Гавардан с городом Гаварре. Себе она оставила в пожизненное владение только бальяж Мон-де-Марсан. Акт был подписан в Понтаке, 10 мая 1313 г. Маргарита утвердила его 27 июня в Понтуазе, в присутствии королей Франции и Англии, которые подтвердили его два дня спустя.

Племянница Маргариты, Сесиль де Родез, графиня д’Арманьяк, как и ее тетя, лично управляла многочисленными доменами, которые завещал ей отец; но более счастливая, чем виконтесса де Беарн, она не только жила в мире со своими близкими, но и заставила благословлять свое имя постановлениями, полными мудрости, и различными проявлениями набожности[29]. Ее жизнь не была долгой. Она умерла в первые месяцы 1313 г., оставив графство Родез Жану, своему единственному сыну, при условии, что бы он принял его гербы; но она позволяла ему счетвертовать их с гербами д’Арманьяков, когда он сменит своего отца. Таким образом леопарды объединились с нашими львами. Сесиль, согласно обычаям своего времени, основала несколько часовен и раздавала щедрые милостыни беднякам и монастырям. Она назначила своими душеприказчиками графа, своего мужа, дома д’Обрака, Арно де Ландорра, Амори де Нарбонн-Талейрана, приора Якобинцев и хранителя Кордельеров. Согласно ее пожеланию, она была похоронена в церкви Братьев Миноритов, а когда монахи перестроили свою церковь, они перенесли туда ее останки, как и прах Маскарозы де Комменж, ее матери, и других членов ее семьи.

Жан был еще слишком мал, когда мать передала ему графство Родез. Его отец взял на себя управление, но доходы не смогли покрыть расходы на похороны и хлопоты по опеке. Он взял взаймы у кардинала де Монтюежоля две тысячи пятьсот золотых флоринов. Жан вернул их впоследствии сеньору де Монтюежолю, племяннику и наследнику кардинала.

Смерти Сесиль предшествовала смерть Бернара VIII, графа де Комменжа, который умер[30] в замке Бюсé под Тулузой 21 июля 1312 г. Его тело было перенесено в монастырь Больбон и погребено рядом с телами его предков. Он оставил от Лоры де Монфор, своей жены, помимо трех дочерей, Сесиль, Элеоноры и Беренжеры, шестерых сыновей, из которых трое младших, Жан, Роже и Симон, посвятили себя церкви и со временем заняли место в ее высших рядах. Бернар, самый старший, наследовал графство Комменж. Нам неизвестно, чем владел Пьер Раймон, второй сын. Он отличался мужеством и был посвящен в рыцари вместе со своим старшим братом королем Филиппом Красивым, одновременно с тремя принцами, сыновьями короля. Ги, третий сын Бернара VIII и Лоры, владел некоторыми землями в Альбижуа и женился на Маргарите де Монтей-Адемар, единственной дочери и наследнице Юга, барона де Ломбера. Бернар IX, как мы уже видели, носил титул виконта де Тюренна, которым он был обязан своей второй жене Маргарите. Она сошла в могилу вскоре после свекра. Бернар, у которого не было сына, почти сразу же женился на Мате де л’Иль-Журден[31]. Этот брак должен был погасить все конфликты, давно уже разделяющие дома де л’Иль и де Комменж: но так как новая супруга была в родстве и с Капсюель д’Арманьяк, и с Маргаритой де Тюренн, первыми женами Бернара, было необходимо получить разрешение короля Франции. Этот государь, всегда склонный придумывать разные новшества в пользу своей короны, без всякого сомнения решил подменить собой церковь. Граф де Комменж не довольствовался этим разрешением. Он обратился с просьбой о более значимом разрешении к понтифику, и получил его при посредничестве Симона де Комменжа, своего брата, в то время архидьякона Мо, и Одона де Фуа, архидьякона Урхельского. Мата был дочерью Бернара Журдена IV, который сменил Журдена III, умершего в первые дни 1305 г.

Бернар Журден женился в 1291 г. Восемь лет спустя, отец передал ему все, чем владел в виконтстве Жимон, и обеспечил принесение ему оммажа дворянством и консулами[32], но так как это дарение сопровождалось некоторыми затруднениями, его возобновили в 1304 г. Гийеметта де Дюрфор, его мать, напротив, отменила тогда все решения, принятые ею в его пользу. Видя, что все владения дома де л’Иль собираются в руках его главы, она попросила[33] мужа позволить ей разделить Клермон-Субиран между Бернаром Журденом и Журденом, его братом. Гийеметта вскоре умерла, и ее старший сын возбудил процесс против отца и брата: но прежде, чем было вынесено решение, отец и оба брата пришли к соглашению, при участии Эли Талейрана, графа де Перигора. Тем временем графы де Фуа и д’Астарак, Бертран Журден де л’Иль, один из их родственников, Раймон де Дюрфор и Раймон де Кастельно, выступающие их посредниками и представителями, предложили проект соглашения, который не устроил ни одну из сторон. Они предпочли держаться своей договоренности.

В это время в Англии пылала гражданская война. Гордые бароны, униженные тем, какую власть Гавестон приобрел над их сувереном, и раздраженные его наглостью, взялись за оружие. Вынужденный бежать вместе со своим фаворитом, Эдуард обратился к гасконским сеньорам[34] и написал им из Йорка 5 апреля 1312 г., приказывая им выступить на его защиту; но ему не дали времени проверить их верность. 19 июня голова Гавестон пала под топором палача, и его слабодушный хозяин, после нескольких дней бессмысленных страданий, мирно вернулся в Лондон. Пока Англия бушевала, взволновалось Бордо, защищая некоторые из своих привилегий, которых чиновники Эдуарда хотели его лишить. Английский монарх тотчас же назначил несколько комиссаров, чтобы выслушать жалобы и удовлетворить их. Руководство комиссией он поручил Аманьё д’Альбре, который наследовал владения своего дома[35] после Изабеллы, первой жены Бернара д'Арманьяка, которая, после смерти Маты, своей старшей сестры, владела, некоторое время, землями и титулом сиров д’Альбре. Бернар Эзи, отец Маты и Изабеллы, имея только этих двух дочерей, выдал[36] Мату, старшую, за Арамона, виконта де Дакса и де Тартá, и назначил ее своей наследницей, если у него так и не будет сына; но этот брак, как и брак Изабеллы, был бесплоден, и владения перешли Аманьё, их дяде.

До этого Аманьё носил титул сеньора де Варанна, а вскоре он добавил к наследству своих двух племянниц наследство Жанны де Люзиньян, их матери, которая завещала ему все свои владения. Эти два наследства сделали его одним из самых могущественных сеньоров Гаскони.

Мы не видим, чтобы Филипп попытался воспользоваться этими распрями, чтобы побеспокоить своего соседа. Трагическая смерть фаворита уняла на какое-то время злопамятство высокомерной и мстительной Изабеллы. А когда дочь спокойна, то и отец без особого труда забывает былую строгость; он вернул свое расположение нескольким сеньорам, и отменил изгнание для других. Он и так был слишком занят подготовкой нового похода против Фландрии. Казна была исчерпана, и пришлось вводить новый общий налог во всем королевстве. Жану де Бленвилю было поручено собрать его в Лангедоке. Штаты собрались в Тулузе в понедельник после Успения.

Аманьё д’Арманьяк, архиепископ Оша, и Бернар де Фаржé, архиепископ Нарбонна, возглавили палату духовенства[37]. Бернар де Меркер и Эмери де Нарбонн – дворянства. Гийом де Монлюк и Эмери де Кастельно, консулы Тулузы, – палату третьего сословия. Король назначил трех комиссаров, чтобы те присутствовали от его имени на ассамблее и следили за обсуждениями; но то, что там произошло, больно ранило его сердце. Среди духовенства главными противниками нового налога выступили архиепископ Оша, Жан де Комменж, епископ Магелона, Арно Фреде, епископ Кузерана, Луи де Пуатье, епископ Вивьера, Раймон де Галар, аббат Кондома, и Раймон де Вердаль, аббат Сен-Сернена; практически все представители дворянства высказались против налога, за исключением виконта де Нарбонна, Никола де Монпеза, Андре де Гозона и Пона де Шалансона, последовательных сторонников королевской власти. Среди третьего сословия не было разногласий, под гнетом постоянно увеличивающихся налогов, его представители видела спасение лишь в восстании. В итоге было принято общее решение отказать королю в тридцати тысячах ливров, которые он просил. Постановили сопротивляться сбору любых налогов с зерна, вина и иного продовольствия; и если явится король, противопоставить его силе свою силу. Это смелое решение было подтверждено клятвой всех трех палат.

Архиепископ Оша, Бернар де Меркер и Арно де Мандаго обосновались в Тулузе и договорились с консулами об организации сопротивления. Епископ Альби, преданный королевской власти, выступил против этого решения. Он объехал всю свою епархию, призывая повиноваться государю и угрожая противникам вечным проклятием. Его голос был услышан, и все Альбижуа отказалось подчиняться решению штатов Лангедока, и поклялось оставаться верным Филиппу. Этот успех рассердил архиепископа и обоих сеньоров. Они нашли способ захватить епископа Альби, и держали его в плену в течение двух месяцев. Но их пленнику удалось бежать, и им осталось лишь выместить свою ярость на двух братьях монастыря, которые помогли побегу и поплатились за это своими головами. Возвратившись в Альби, епископ тотчас же всенародно отлучил от церкви Аманьё, консулов Тулузы и всех исполнителей и соучастников своего пленения, и это отлучение он велел объявить не только на улицах Тулузы, но еще и в Оше. Тревога, в которую этот акт строгости поверг боязливые души, еще более возросла, когда архиепископ Буржа, хотя и недовольный тем, что один из членов его коллегии позволил себе действия, которые он считал позволительными лишь архиепископу, подтвердил его решение и велел оповестить об этом по всей епархии Оша. Верные ему люди тайно развесили его обращение на дверях всех церквей.

Аманьё не остался в долгу. Он собрал свою паству, предстал перед ней в полном облачении, и с высоты своей архиепископской кафедры отменил отлучение от церкви, наложенное на него и, в свою очередь, отлучил от церкви архиепископа Буржа и епископа Альби. Остается лишь сожалеть, что могущество религии использовалось таким образом. Духовное оружие, беспрестанно покидающее свои ножны, волей неволей должно затупиться. Разве может народ, видя как их пастыри, словно играясь, насылают друг на друга анафему, уважать их и опасаться их наказания? Bardin, который сохранил для нас эти подробности, так и не сообщает, уступил ли король, или налоги все-таки были собраны. Следует добавить, что источник, из которого мы почерпнули этот рассказ, весьма ненадежен. Все согласны с тем, что хроника президента Тулузы содержит не одну ошибку. По крайней мере архиепископ Оша раньше вел себя совершенно иначе; так в 1304 г. Филипп Красивый не смог удержаться, чтобы не восхититься великодушием, с каким архиепископ и все духовенство провинции пришли на помощь общественному бедствию и способствовали покрытию расходов на войну с Фландрией. Чтобы вознаградить их щедрость и засвидетельствовать им свое признание, 15 июня он предоставил им различные привилегии, которые Людовик Сварливый, его сын, подтвердил в 1315 г.

Пока монарх обременял свой народ новыми налогами, Климент V увеличивал свой двор. Он только что назначил новых кардиналов. На этот раз все они были чужды его семье; но пятеро из них, Арно д'О, Пьер Годен, Виталь Дюфур, Гийом Тест и Пьер Раймон, аббат Сен-Севера, были выходцами из Гаскони.

Арно д'О родился в городке Ларумьё около Кондома, в благородной и старинной семье. Новая история французских кардиналов[38] указывает его отцом Пьера д'О, рыцаря, а матерью – Жанну де Го. Таким образом, Арно был родственником папы; с уверенностью можно сказать, что из связывала дружба еще с университета в Орлеана. Он рано вступил на церковную стезю, был каноником в Кутансе, а позже перешел в Бордо, где Бертран де Го, тогда архиепископ этого города, назначил его своим главным викарием. Когда Бертран взошел на кафедру Св. Петра, он сделал его своим капелланом и камерлингом, направил его, как мы видели, ко двору Франции, а после возвращения назначил его епископом Пуатье. Новый прелат совершил свое торжественное вступление в свой епископский город 7 мая 1307 г. Перед церковью Сен-Мари-Мажёр он поднялся на кресло, которое несли четыре первых барона Пуату, Ги, граф де ла Марш, Жан, виконт де Шательро, Гийом Ларшевек, сеньор де Партене, и Морис, сеньор де Бель-Виль, и таким образом проследовал в кафедральный собор.

Вскоре после своего назначения, он принимал в своем епископском дворце своего благодетеля и Филиппа Красивого, во время их знаменательной встречи в Пуатье. Участвуя в переговорах между двумя дворами, он предстал перед именитыми гостями во всем блеске своего разума и умении вести дела. Позже Климент V направил его в помощь[39] кардиналу Новелли, поручив им трудную миссию урегулировать разногласия между Эдуардом и его баронами. Кроме того, им было поручено убедить английских сеньоров передать рыцарям Св. Иакова владения, которые раньше принадлежали тамплиерам, и которые эти сеньоры захватили. Послы потерпели полную неудачу в первой части своей миссии, и лишь наполовину выполнили вторую. Несмотря на столь незначительные результаты, Арно д'О сумел завоевать уважение и признание Эдуарда, который, в вознаграждение за его услуги, предоставил ему пенсию в пятьдесят марок серебра. Примерно в то же время папа облачил его в пурпур и назначал епископом Альбано.

Возвратившись во Францию новый кардинал принял активное участие в преследовании несчастных Братьев Храма. Папа оставил за ним управление церковью Пуатье. Арно отдал место под-регента этой церкви Гийому д'О, своему племяннику, должность декана вместе, с аббатством Нотр-Дам-Ла-Гран, Пьеру Раймону, своему второму племяннику, и добился от понтифика разрешения передать епископство Фору д'О, третьему члену своей семьи. Климент V щедро раздавал своим близким церковные владения и должности. Почему бы кардиналам и другим священнослужителям не последовать его примеру? Злоупотребления порождают злоупотребления. С кумовством приходят необузданные желания, объединение нескольких доходных мест в одних руках, новые должности, в которых нет никакой необходимости, все те уловки, порожденные жадностью, в которых так часто упрекают церковь, как будто бы она сама их первой не осуждала, и не старалась всегда исторгнуть их из своего лона.

Обогатив свою семью, кардинал выкупил у консулов и жителей Ларумьё болото или, скорее, огромная лужу, которую велел осушить, и на этом месте построил красивую церковь с одним нефом и двумя великолепными восьмиугольными башнями, одна из которых служила колокольней, а другая – ризницей. Церковь и особенно обе башни почитаются в числе красивейших памятников архитектуры, которыми гордится департамент Жер. Чтобы войти в церковь надо пересечь монастырь, который уже начинает разрушаться от времени, но который, хотя ему далеко до кафедрального монастыря Байонны или до аббатства Сен-Север де Рюстан, тем более ценен, что бóльшая часть монастырей уже исчезла. В епархии Оша другого такого нет.

Церковь была слишком просторной и красивой, чтобы в ней служило только малочисленное духовенств городка. В 1318 г. Арно д'О основал коллегиальный капитул, который, как им было задумано, должен был состоять из декана, под-декана, регента, пономаря, ouvrier[40] и восемнадцати каноников. Но после его смерти, настигшей его задолго до полного осуществления этого проекта, его наследники изменили его желание и учредили декана, десять каноников и двенадцать пребенд.

Арно д'О умер в Авиньоне; но его тело, согласно его завещанию, было перевезено в Ларумьё, где и было похоронено в могиле, выдолбленной в стене, по правую сторону от главного алтаря, рядом с могилой Фора д'О, его племянника и его преемника в Пуатье. Чуть ниже покоились останки Пьера-Раймона и Жеро д'О, его других племянников. Но эти четыре памятника были разрушены во время религиозных войн. Монтгомери, войдя в Ларумьё, по своему обычаю, разграбил церковь, разбил могилы, опустошил монастырь, сорвал украшения и отправил на костер бóльшую часть священников[41].

Пьер Годен родился в Байонне, в доме по соседству с собором, архитектура которого так долго поражала взгляды прохожих[42]. Его фигура, тщедушная и уродливая, его происхождение, низкое и темное, казалось, обрекают его на тягостную и беспросветную жизнь; но достоинства его разума и сердца искупили все недостатки природы. Его разумность проявилась чуть ли не с колыбели. Едва он достиг сознательного возраста, как почувствовал влечение к религиозной жизни. Он принял постриг по обряду Св. Доминика у якобинцев Байонны; скоро он оставил их монастырь по приказу своих начальников, которые, восхищенные его талантами, отослали его в Тулузу, а затем в Париж, для продолжения образования. Получив степень доктора, он преподавал философию и теологию. Скоро он стал провинциалом своего ордена в Аквитании, а затем в Лангедоке, откуда слава о нем не только распространилась по всей Франции, но достигла и Италии. Благодаря своим заслугам, он стал чтецом священной коллегии. Через шесть лет эта должность принесла ему кардинальский сан. Выполнив в Кастилии миссию, отмеченную разумными урегулированием щекотливых вопросов, он удалился в Авиньон, провел там остаток своих дней, и умер там 13 июня 1336 г. Его тело было перенесено в Тулузу и похоронено в великолепной церкви якобинцев, строительство которой заканчивалось на его деньги. Еще он восстановил церковь якобинцев в Байонне, там, где начиналось его послушничество, и построил, по крайней мере частично, большой свод собора. Он выделил для этого вначале три тысячи ливров; а позже, в последние свои мгновения, еще двести золотых флоринов, чтобы закончить начатую сторону и украсить ее разноцветными витражами. Особенно Пьер отличился своим милосердием. Сын народа, он особенно возлюбил народ; рожденный бедным, он помогал и опекал бедняков. Он оставил несколько трудов, которыми восхищались в его время, но которые никому неизвестны в наше.

Виталь Дюфур[43] родился в Базá, в такой же безвестной семье, как и семья Пьера Годен, но вступая на религиозное поприще, он выбрал францисканцев, соперников доминиканцев. Его таланты и достоинства также возвысили его до первых рангов его ордена. Он стал провинциалом Аквитании, когда Годен занял тот же пост в Лангедоке, и Климент V облек его в пурпур одновременно с его «двойником». Только смерть нарушила эту схожесть судеб. Дитя Св. Франциска сошел в могилу за девять лет до сына Св. Доминика и был похоронен в монастыре кордельеров Авиньона. Как и Годен, он оставил комментарии Святого Писания. Еще до своего избрания кардиналом он получил степень доктора медицины, изучение которой он совмещал с изучением теологии.

Аббат Сен-Севера[44], ставший кардиналом, практически неизвестен. Одни называют его Пьером, другие – Раймоном. Первые объявляют его аббатом Сен-Север де Рюстан, где он якобы сменил Бернара де Сомона, который, как мы видели, призывал Филиппа Красивого к разделу прав на городок, окружавший его монастырь. Другие, их гораздо больше, и их предположение, без сомнения, более вероятно, считают его аббатом Сен-Севера в Кап-де-Гасконь. Известно лишь, что какое-то время он занимал кафедру Олерона, и что он умер в Авиньоне 19 июля 1317 г. По крайней мере в этом вопросе разногласий нет.

Последнего из кардиналов, возведенных в этот достоинство Климентом V звали Гийом Тест[45]. Он родился в Кондоме, на низших ступенях социальной лестницы. Вначале он служил в доме Бертрана де Го, который, убедившись в его способностях вести запутанные дела, поручил ему в 1308 г. дипломатическую миссию в Англии. Если верить Thomas Walsingham, который во всех своих рукописях с такой страстью говорит о римском дворе, Гийом воспользовался своим положением нунция только для того, чтобы обижать церкви; его бесчинства даже вызвали протест английских лордов. Как бы то ни было, Климент V, после возвращения Гийома, облек его в пурпур. Новый кардинал захотел оставить на своей родине памятник своим богатствам и своей щедрости. Он купил у короля Англии, который являлся графом Ажене и со-сеньором Кондома несколько лачуг, населяемых в конец обездоленными людьми, от которых он тем самым, очистил страну, и на этом месте велел построить великолепную больницу в честь Св. Иакова, дал ей свое имя и щедро снабдил всем необходимым. Он предназначил ее в качестве пристанища паломников, направляющихся в Галисию. Рядом с больницей он велел выстроить великолепную церковь, которой подарил богатое убранство, и красивый дом, где поселился сам.

Кардинал еще не выполнил все задуманное, когда в 1326 г. он опасно заболел. Он составил в Авиньоне завещание, которое дошло до нас и которое мы приводим в примечаниях к этому тому[46], как яркий пример обихода сеньоральных домов той эпохи. На этот раз он поборол болезнь, и прожил еще десять лет. Он был похоронен, согласно его желанию, в церкви больницы Св. Иакова. Могила, размещенная в стене хоров, исчезла вместе с церковью, которая ее оберегала.