Том 3. Книга X.

ГЛАВА II.

Смерть Климента V, – виконта де Ломаня, его брата, – Филиппа Красивого. – Ссора графа д’Арманьяка с епископом Родеза. – Гасконские сеньоры призываются на войну с Шотландией. – Смерть Гастона I, графа де Фуа. – Новый Собор в Ногаро. – Епископы Дакса, – Базá, – Лескара, – Лектура, – Олерона, – Байонны, – Эра, – Кузерана – и Тарба. – Папа Иоанн XXII, – Учреждение им новых епископств на Юге. – Первый епископ Кондома, – Ломбеза. – Смерть архиепископа Оша, – графа д’Арманьяка, – Маты, его матери, – Маргариты де Беарн, – Гастона, виконта де Фезансаге. – Дом д’Альбре. – Пастушки. – Смерть Филиппа Длинного.

Назначение новых кардиналов было одним из последних торжественных актов папы. Его здоровье, уже давно ослабленное, ухудшалось с каждым днем. Он надеялся поправить его под небом родины и направился к Бордо; но едва он пересек Рону, как его состояние резко ухудшилось. Он был вынужден остановиться в замке Рокмор[1] где и испустил последний вздох[2] 20 апреля 1314 г., занимая кафедру Св. Петра восемь лет, десять месяцев и две недели. Из всех обвинений, которыми итальянцы продолжают чернить его память, и бóльшая часть которых опровергнута историками той эпохи, только два не вызывают никакого сомнения и, к несчастью, навсегда останутся на его совести. Он оставил Италию и перенес кафедру Св. Петра на берега Роны и Дюранса. Он расточал пурпур и церковные бенефиции своей семье, своим слугам и своей нации. Разве важно теперь, чтобы в то время Италия была охвачена пожаром внутренних распрей? что его племянники заслужили получаемый сан? что его выбор всегда останавливался на достойных? Своими поступками он опустил тиару до уровне княжеской короны, и сузил религию до границ государства. Он подготовил бурю, которая, умноженная семьюдесятью годами недовольств и злоупотреблений, могла бы окончательно погубить церковь, если бы Бог, создавая ее, не даровал бы ей бессмертие. Имя детей Гаскони не позволяет нам закрывать на это глаза. У истории нет понятия своих и чужих.

Тело Климента перевезли в Карпантра и поместили в маленькой церкви, в часовне, которая едва не сгорела от многочисленных факелов, окружающих катафалк, причем огонь несколько раз касался тела[3]. Оно оставалось в этой церкви до следующего августа. Затем, согласно завещанию папы, его перевезли в коллегиальный собор Юзеса, но оно было похоронено там только в 1359 г. Его племянник, кардинал де Ламот, велел подготовить для него великолепную гробницу из яшмы, алебастра и мрамора. Там и суждено было покоиться праху папы. 6 января 1577 г. гугеноты под предводительством Монтгомери захватили Юзес. Они изуродовали гробницу, возвышавшуюся посреди хоров, разбили гроб и растащили драгоценные камни и папские регалии, украшавшие тело. Некоторое время они восхищались его колоссальным телосложением, ибо его рост, как говорят, доходил до восьми футов; посчитав тело достаточно крепким, они попытались вынуть его, чтобы рассмотреть шрам на лице, оставшийся от былой раны; но при первом же прикосновении тело рассыпалось в прах, оставив перед их глазами только кости, которые они, с обычным своим фанатичным неистовством, кинули в огонь.

Когда религиозные войны угасли, и алтари вновь обрели мир, собрали то, что уцелело после солдат Монтгомери, и, затратив немалые средства, восстановили гробницу; но в 1793 она пала под революционным топором, и на этот раз, чтобы больше не подняться. Позже сложили то, что от нее осталось, у боковых дверей. Эта черная, изуродованная, дважды переносимая, мраморная надгробная плита, да красивые развалины Вилландро, вот и все, что напоминает в Гаскони о понтифике, которого итальянцы до сих пор именуют гасконским папой. В церкви Юзеса, с левой стороны от хоров, можно увидеть еще одну гробницу, воздвигнутую в честь кардинала де Го, племянника папы, умершего раньше своего дяди. Могила кардинала сохранилась несколько лучше, чем могила понтифика.

Арно Гарси, брат Климента, умер[4] в январе 1311 г. и был похоронен у Доминиканцев Овиллара. Он был женат на Мирамонде де Молеон, дочери Корберана де Молеона и племяннице виконта де Суля. Он оставил ей, согласно своему завещанию (май 1309 г.), ренту в сто ливров, которую назначил с дорожной пошлины в Овилларе. Он оставил многочисленное потомство; но Бертран, старший из его сыновей, сменил его не только в виконтстве Ломань, но и в бóльшей части его доменов. Бертран женился вначале на Брайде де Бланкфор, от которой у него не было детей, но которая передала ему все, чем владела в епархиях Бордо и Ажана. Оставшись вдовцом, он вновь женился на Беатриссе, виконтессе де Лотрек, от которой у него остались Режина и Брайда де Го. Земля Бланкфор, по которой носила имя его первая жена, была в руках короля Англии. Эдуард II восходя на трон (16 июня 1308 г.), дал ему взамен нее пятнадцать тысяч ливров в виде ренты; а в случае, если эта земля не смогла бы обеспечить ее, он должен был получить оставшееся с доходов Бордо. К этому он добавил (1 февраля 1312 г.) замок Пюи-Гиллем в Перигоре и бастиду Монсегюр в Базадуа.

Филипп Красивый, в качестве сюзерена, утвердил эти дарения три месяца спустя. На следующий год Эдуард вновь подтвердил их добавил к ним бастиды Дюн и Донзак. Король Франции и Карл, сын короля Сицилии, также не обошли Бернара своей щедростью; и, наконец, как бы подтверждая возвышение дома де Го, Бернар д’Арманьяк попросил у виконта де Ломаня руку Режины, его старшей дочери, для Жана, своего будущего наследника в графствах Арманьяк, Фезансак и Родез. Контракт подписали 6 июня 1311 г.; но так как оба новобрачных едва оставили колыбель, брак был заключен только двенадцать или тринадцать лет спустя.

Король Франции пережил Климента всего лишь на несколько месяцев; он умер в расцвете сил 29 ноября того же года (1314). Он правил двадцать девять лет, а прожил только сорок шесть. После его смерти титул графа де Бигорра, который он когда-то принял, перешел к Шарлю, его третьему сыну. Людовик, прозванный Сварливым (суматошный, вздорный, обидчивый, шумный), старший из трех его сыновей, уже будучи королем Наварры, добавил к этой короне корону Франции, и почти сразу же ему пришлось заниматься ссорой между домами де Фуа и д’Арманьяк. После смерти Гийеметты (29 марта 1310 г.), Филипп Красивый, выслушав доводы[5] Гастона и Маргариты приказал сенешалям Тулузы и Гаскони обязать графа д’Арманьяка отказаться от своих претензий на Гавардан; но 1 июня 1313 г., вернувшись к этому вопросу, он отменил свои собственные грамоты и поручил Рено де Муассаку ввести Мату во владение замком Гаваре и всей землей. Эти приказы наткнулись на такое сопротивление, что 15 августа того же года он приказал сенешалям Тулузы и Каркассонна отправиться в Гавардан и взять виконтство под королевскую руку, пока не будет принято окончательное решение. Скоро, изменив свое мнение (ноябрь), он велел снять арест с владений, и приказал королю Англии и своему лейтенанту в Гиени передать графу де Фуа спорные земли. Но Гастон встретил там не меньшее сопротивление, чем его соперник. Король Людовик Сварливый 23 марта 1315 г. был вынужден повторить последние распоряжения. Но его голос был услышан не лучше, чем голос его предшественника, и он скоро забыл об этих, малозначимых для него, спорах. Более важное дело занимало все его мысли. Он раздумывал о войне с Фландрией, чтобы отомстить за неудачи отца и наказать фламандцев за некоторые нарушения последнего договора.

Граф д’Арманьяк, призванный принимать участие в этом походе во главе своих вассалов, созвал[6] штаты Руэрга в замке Саль-Комто, чтобы обсудить с ними вопрос о сборе средств и людей, необходимых для этого. Дворянство и войска Арманьяка уже подошли к Салю и теперь дожидались сигнала к выступлению, когда они узнали, что старинное соперничество между властью епископа и властью графа только что вспыхнуло с новой силой в городе Родезе. Каждая из сторон уже давно оспаривала у другой право на покровительство ярмаркам, проводимых в городе, и пыталась направлять туда своих людей для поддержания порядка и наказания преступников. Жители тоже разделились. Город поддерживал прелата, а пригород стоял за графа. Последнее соглашение, подписанное за сорок лет до этого, оставляло преимущество за графом. Тем не менее, в 1315 г. генеральный викарий епископа велел занять место, предназначенное для ярмарки, и приказал своим людям защищаться, если они будут атакованы. Узнав об этом, Бернар направил туда[7] Гийома де Монтульё во главе отряда гасконцев. Жители пригорода присоединились к ним, и все вместе они напали на людей епископа, которые оказались отрезанными от своих. Они долго и мужественно защищались, но видя, как много их полегло на поле битвы, они отступили и забаррикадировались в старой башне, расположенной по соседству.

Отряд графа осадил их там, и приложил немало усилий, чтобы выбить их оттуда; но не в силах сделать этого, они подожгла башню. Несколько осажденные погибли, другие, прорвавшись через пламя, спасли свою жизнь. Насчитали тогда около двадцати погибших или раненых, число их могло быть гораздо больше, если бы верховный судья графства не поспешил бы на место резни, и не заставил бы прекратить сражение. Епископ тогда жил при авиньонском дворе; это был Пьер де Плэн-Кастен, человек высокого разума и большой ловкости, которому Климент V и Иоанн XXII неоднократно поручали важные переговоры, и который получил от них звание легата Папского престола и сан патриарха Иерусалима. Узнав о кровопролитии, он примчался в Родез и обрушил на графа, его вассалов и всех виновных все церковные кары. Эта ссора повлекла за собой и некоторые другие. Епископ и граф оспаривали друг у друга юрисдикцию, распространение полномочий и прав, которыми каждый из них пользовался в Родезе. Конфликт разрастался с каждым днем. Верховный судья и дворянство страны вмешались и вынудили епископа и графа выбирать в качестве арбитра Гийома, епископа Мандé, одного из наиболее прославленных законоведов своего века. Гийом вынес решение 3 марта 1316 г., которое, не осуждая прошлого, отныне устанавливало разделение прав между обоими соперниками. Епископ и граф поклялись соблюдать все пункты этого решения и предоставили гарантов своих обещаний. Ими были Берангьер д’Арпажон, Раймон д’Эстен, Арно де Ландорр, Жан де Морлон, рыцари, и еще шесть сеньоров.

Эта ссора помешала Бернару д’Арманьяк принять участие в войне с Фландрией, для которой он уже созвал своих вассалов, и где он должен был находиться во главе сорока латников. Что же касается Гастона де Фуа, то он побывал там. Король только что простил ему проступок, который Филипп Красивый никак бы не оставил без наказания. Гийом де Лубан[8], опасаясь гнева графа, вассалом которого он был, и которому нанес оскорбление, укрылся у Людовика. Гастон потребовал его выдачи, чтобы вершить над ним правосудие. Государь передал ему его. При этом он потребовал, что бы Гастон немедленно отослал его в тюрьму Шатле, где и следовало провести все судебные процедуры; но разгневанный сюзерена, воспользовавшись тем, что его вассал оказался в его власти, велел повесить его без всякого милосердия. Людовик закрыл глаза на оскорбление, нанесенное его короне, и принял под свои знамена графа и его вассалов. Поход длился всего лишь несколько дней. Дожди, сделавшие дороги непроходимыми, вынудили короля повернуть назад.

Его зять, Эдуард Английский был еще менее удачлив в своих походах. Шотландия никак не давалась ему в руки. Потерпев несколько поражений, он обратился к сеньорам Гаскони и потребовал их вооруженной помощи. Одновременно с этим он написал городам и судам Бордоле, Ажене, Базадуа и Ланд, настойчиво прося у них денежной помощи. Rymer сохранил для нас названия городов и монастырей, и имена прелатов и сеньоров, которые получили личные послания[9]. Суды собрались. В Ажене – Флёранс согласился предоставить пятьсот ливров, Ламонжуа – сто, Ларумьё – две, Франсескá – четыре сотни, Монреаль - три, Фурсé и Ларок – по две, Пуипти – одну сотню, Режомон – двенадцать, Лассоветá и ле Сен-Пюи – по одной сотне, Кондом – двенадцать сотен; но они соглашались выплатить их только в два этапа, половину – на Пасху, а вторую – ко дню Св. Мартина. Бароны Ажене были менее щедры. Они не хотели ничего платить из своих прямых доходов. Они только согласились, что бы с их вассалов собрали по четыре соля с огня, но при двойном условии, что бы те дали на это свое согласие, и что бы они сами собрали этот налог, без какого-либо вмешательства чиновников короля.

В Ландах, Байонна предложила предоставить четыре корабля, снаряженных и содержащихся за ее счет, или, если это будет предпочтительнее, пятьсот фунтов стерлингов. Кроме того, она предоставила еще шестьсот. Дакс предоставил сто одиннадцать турских ливров и вернул расписку на сто двадцать ливров, которые монарх брал у города взаймы. Сордé дал пятьдесят ливров, Астингé – сорок, земля Марансен – триста пятьдесят, Мимизан – шестьдесят, Эрбефав – сто. Дворяне вначале отказались что-либо платить. Они предложили только воевать за свой счет в течении одного дня, но затем они позволили себя уговорить, и последовали примеру сеньоров Ажене. Эта помощь не слишком помогла военной удаче Эдуарда, и скоро Шотландия была потеряна для него навсегда.

Гастон де Фуа, приняв участие в походе Людовика Сварливого во Фландрию, вернулся вместе с ним в Париж. Затем он последовал за ним в аббатство Мобюиссон около Понтуаза, где заболел. Чувствуя приближение смерти, он составил свое завещание[10], согласно которому он передавал графство Фуа, Беарн и почти все свои домены Гастону, своему старшему сыну. Он оставлял Роже Бернару, своему второму сыну, баронии Монкад и Кастельвьель, виконтство Кастельбон и все то, чем владел по ту сторону Пиренеев. Роберу, третьему, которого ожидало церковное поприще, выделялась только еда, одежда и тысяча турских ливров, которую его старший брат должен был ему выплачивать до достижения им пятнадцати лет. Помимо этих трех сыновей, у графа де Фуа было три дочери, старшая из которых умерла, не достигнув брачного возраста. Бланш вышла замуж за Жана де Грайи, капталя де Бюша, а Жанна стала женой Педро Арагонского, младшего сына Иакова II. Жанна, его жена, так же не была забыта. Гастон добавил ренту в тысячу ливров к ее вдовьей части и хотел, что бы она взяла на себя опеку над их детьми. Он умер несколько дней спустя (13 декабря 1315 г.). Его тело было перенесено в Париж и помещено у якобинцев; но позже его перевезли в аббатство Больбон и похоронили рядом с телами его предков.

Гастону II не было еще и семи лет. Жанна, у которой было немало причин для беспокойства, добилась издания государственного акта, который объявлял ее регентшей. Маргарита, ее свекровь, добивалась того же, и, пользуясь отсутствием невестки, она поручила Раймону де Беарну занять Беарн и графство Фуа, взяв с него клятву передать их только лично Гастону. Одновременно с этим она привела свои доводы штатам Фуа, итак уже настроенным против Жанны из-за чрезмерной власти, которую молодая вдова имела над своим мужем, и некоторую излишнюю жестокость его действий, инициатором которых, как говорили, она была. Штаты Фуа собрались в августе и поручили нескольким сеньорам отправиться во Францию и узнать, составил ли их бывший господин завещание, и кого он указал опекуном своих многочисленных детей. Тем временем они назначили их временными опекунами Жана де Леви, сеньора де Мирпуа, Бернара Журдена, сеньора де л’Иль-Журдена, Раймона де Дюрфора, Пьера Арно де Шато-Вердена и Гийома Арно дю Пона.

Маргарита, сделавшая все, что бы добиться такого решения, постаралась добиться поддержки со стороны людей короля. Она вела с ними переговоры, которые стали известны. Она предлагала, чтобы Бернар Журден де л’Иль под контролем короны Франции управлял графством Фуа от имени Гастон II до тех пор, пока тому не исполнится четырнадцати лет, и до этого времени ни Гастон, ни его братья не могут ни жениться, ни обещать вступить в брак без разрешения короля и согласия друзей дома де Фуа и Жанны, их матери. Все эти предосторожности были бесполезны. Двор Франции высказался за вдову и отверг претензии Маргариты. Жанна, любя роскошь, или, скорее, будучи расточительной и беспутной, воспользовалась властью, которая оказалась в ее руках, прежде всего для того, чтобы занять от имени сына значительную сумму у флорентийцев, которые сменили во Франции еврейских и ломбардских банкиров, и передала им в залог налог на соль в Aксе и доходы почти с пятнадцати земель. Этот неосторожный поступок сразу же взяли на вооружение ее враги. Раймон де Беарн направил обвинения в высшие инстанции. Он ставил ей в вину ее чрезмерные расходы, ее характер, резкий, жестокий и упрямый, ее постоянное отсутствие рядом с детьми и, главным образом, ее легкомысленное поведение. Она отсыпалась днем, а все ночи проводила в забавах и развлечениях (in truffis), недостойных ее положения. Некоторые из этих обвинений кажутся вполне обоснованными, хотя ненависть к ней, возможно, несколько преувеличила их; на самом деле больше всего опасались ее правления, и любой ценой хотели ее удалить. Нравы, в которых ее упрекали, были привычны для северной Франции, где она выросла, и где предпочитала жить. На этот раз все нападки врагов Жанны были пока отбиты, и она сохранила свою власть.

В то время, как Гастон умирал в Мобюиссон, архиепископ Оша собрал в Ногаро новый Собор, на котором присутствовали епископы Гарси Арно из Дакса, Тибо из Базá, Арно из Лескара, Гийом из Лектура, Гийом из Олерона и Бернар де Виль, избранный и утвержденный епископом Байонны. Епископ Эра, выполнявший важную миссию вдали от своей провинции, был представлен своим генеральным викарием. Артюр де Коараз, каноник и генеральный викарий Тарба, по доверенности представлял епископа Кузерана. Оже де Мовзен, каноник Комменжа, был делегирован туда своей церковью, кафедра которой была вакантна. В числе представителей Капитула и соборных и коллегиальных церквей, там были Гийом, аббата Пессана, Оже из Симорра, Мюнисип из Сарамона, Бернар из Фларана, Раймон из Буйá, Пьер из Сордé, Пьер де Ла Каньота, Гийом из Люка, Бернар из Сен-Севера де Рюстан, Бернар и Арно из двух монастырей Ла Реоля, N. из Таске и множество представителей других аббатов, приоров, протопопов и церковных прелатов. На Соборе было принято пять Канонов. Первый запрещал светским сеньорам завладевать церквями после смерти их настоятелей под страхом отлучения от церкви. Второй, напоминая, что духовенство провинции всегда было свободно от тальи, объявлял невозможным принуждение его к выплате подобной подати и в дальнейшем, и объявлял тех, кто будет в этом повинен, а так же их сыновей, братьев и племянников неспособными, вплоть до четвертого колена, владеть какой-либо церковной бенефицией, и все они лишались христианского погребения. Даже место, где это произошло, подвергалось интердикту. Третий заслуживает особого внимания; мы приведем его полностью. «Так как, согласно уставам, не должно лишать таинства покаяния преступников, приговоренных к смерти, когда они об этом просят, желая полностью покончить с достойными порицания нарушениями, установившимися в некоторых местах вопреки этому принципу, мы взываем к сеньорам и умоляем во имя милосердия Иисуса Христа всех чиновников правосудия не лишать этого виновных. Мы предписываем в то же время служителям данных мест не забывать сообщать нам об этом, как только они смогут, а если возникнет необходимость, то и принуждать их к этому». Четвертый грозил отлучением от церкви тем, кто нападет на слуг или окружение епископа. И, наконец, последний предписывал кюре приходов оглашать в их церквях во время свершения святых таинств папские постановления об интердиктах и отлучении от церкви.

Епископ Дакса Арно, или, скорее, Гарси Арно де Копен[11] сменил Арно де Виля, умершего 7 мая 1305 г., и похороненного в Байонне перед главным алтарем. Его отец горячо поддержал Филиппа Красивого в его борьбе с Бонифацием. После смерти понтифика пылкий рыцарь раскаялся в том, что зашел слишком далеко, и чтобы искупить свою ошибку сделал значительные пожертвования церкви Дакса. Его сын, без сомнения, не был чужд этому раскаянию и акту щедрости, последовавшему за ним. Прелат, по просьбе Маргариты де Беарн, лично передал больнице Дюрана половину десятин с Ла Бастиды и Вильфранша. У него были несколько ссор с сенешалем Гиени и с Аманьё д’Альбре по поводу юрисдикции над прокаженными, из-за чего церковь и государство постоянно ссорились. Он еще довольно долго занимал свою кафедру; мы видим, как в 1326 г. он, по договору с Капитулом, получил несколько десятин, которыми почти не успел воспользоваться, так как умер 8 января следующего года, и был похоронен в своем кафедральном соборе, по правую сторону от главного алтаря. Он оставил значительное состояние, но смерть помешала ему им распорядиться. В хартии 1333 г., когда говорятся о владениях тех, кто умирают без завещания, и о деньгах, которые должны в этом случае выплатить папе, осуждается Раймона де Дюран, сенешаль Ланд, который завладел бóльшей частью казны Гарси Арно де Копена, последнего епископа Дакса.

Теобаль де Кастийон[12] только что сменил в Базá Гийома де Ламота, брат которого, Аманьё де Ламот, был женат на Эльпиде де Го, сестре Климента V. Несколько прелатов занимали эту кафедру после Юга де Рошфора. К концу епископата Юга, Эдуард I, позавидовал, что морласская монета, отчеканенная на землях иностранного принца, имеет более широкое хождение в покорной ему части Гаскони, чем его собственная английская монета. Он запретил всем своим подданным принимать ее и расплачиваться ею. Епископ, Капитул и Коммуна Базá немедленно подали государю жалобу. Они объяснили ему[13], что запрещенная монета используется и всегда использовалась при всех сделках в Базадуа и во всей стране по эту сторону Гаронны; и что хотя она и была особой монетой Гастона и его предшественников, ни он, ни его лейтенант, не могли ни изменить ее, ни повысить или понизить ее ценность, без согласия всех прелатов, баронов и коммун провинции Ош. Они умоляли его снять запрет и позволять им пользоваться теми свободами, которые всегда принадлежали их стране. Обращение было принято, и морласские соли восторжествовали над фунтами стерлингов, пришедшими из-за Ла Манша.

Юг был сменен Гийомом де Жуфруа, который родился в епархии Перигё, и был аббатом Бель-Перша прежде, чем взошел на кафедру Базá. Если верить надписи, вырезанной на его могиле, и наполовину стершейся от времени, он умер в 1293 г.; но это ошибка, так как в 1296 г. он подтвердил включение десятин с Сен-Базейя в имущество капитула. На смену ему пришел Арно де Фулге (Arnaldus Falgueti), который умер в 1302 г. Гийом де Ламот, его преемник, занял кафедру 27 августа того же года. Он принадлежал к одной из самых богатых и самых древних семей провинции. Через несколько месяцев он сделал церковь Сен-Мишель в Ла Реоле коллегиальной, и учредил в ней двенадцать каноников, которым дал особый устав. Король Англии писал ему по поводу покушения, совершенного сеньорами д’Эстангом и де Монтульё. Климент V перевел его в Сент, а в Базá назначил Теобаля де Кастийона; но Иоанн XXII, преемник Климента, не одобрил перевода. Он вернул Гийома в Базá, где тот умер в 1318 г. Теобаль, назначенный в Сент, хотя и был еще очень молод, умер раньше дяди. Оба прелата передали детям Св. Франциска дом, которым в Базá владели тамплиеры. Дом был разрушен, а на его месте и из его обломков построили монастырь и церковь Кордельеров.

Арно д’Арбю или д’Арбу[14] сменил в 1302 г. или 1303 г. Раймона Оже, занимавшего кафедру Лескара после Арно де Морлá. Если верить некоторым спискам аббатов Сен-Севера (Ланды), Гийом де Пуйартан в 1304 г. был назначен епископом Лескара, но отказался и стал аббатом Сен-Севера, которым он управлял до 1357 г. Это наводит на мысль, что Гийом был одним из конкурентов Арно, и за отказ от претензий получил это аббатство.

Мы уже упоминали Гийома де Борда, брата кардинала этого имени. Baluse считает, что он занял кафедру Лектура только в 1311 г., но на самом деле он сменил Раймона в 1306 г. или, самое позднее, в первых числах 1307[15]. Климент V упоминает его в письме, помеченным вторым годом своего понтификата. В 1310 г. Гийом де Борд велел Виталю де Брамебаку, канонику Сен-Годана, поместить четыре тысячи турских ливров в сейф, размещенный в дортуаре доминиканцев Тулузы. Гийом упомянут также в завещании Кондоры де Соболь, вдовы Бертрана де л’Иля, сеньора де Терроба[16], которая захотела быть похороненной в могиле ее мужа перед главным алтарем монастыря Буйá. Это завещание было составлено в замке Руайалы де Фодуа, жены Эйсью де Гоалара или де Галара, потомки которого до сих пор владеют сеньорией Терроб. Полагаем, что этот прелат освятил церковь Лектура в 1325 г. Что известно совершенно точно, так это то, что он завещал своему капитулу некоторые доходов, которые приобрел в городе Сен-Клар. Смерть его датирована 26 февраля, но год неизвестен.

Гийом Арно Олеронский[17] едва известен. Он был рукоположен в 1310 г. и сменил Пьера Раймона, того аббата Сен-Севера, который, как мы видели, был возвышен до кардинальского сана, и который только несколько месяцев занимал кафедру Олерона. Сам Пьер-Раймон сменил Гайяра де Ладу, умершего в Св. Пятницу 1307 или 1308 г.

Епископ Эра[18], Гийом, принадлежал к благородной семья Корнейян, из которой вышло четыре епископа Родеза и Великий Магистр Мальтийского ордена. За год до этого он сменил Бернара. Его епископат почти так же неизвестен, как и епископат его предшественника. Мы знаем только, что он договорился с жителями Эйрé по поводу нескольких десятин. Он еще жил в 1323 г., если верить документам Сен-Мона, благодетелями которого были его предки. Видимо, он вскоре умер, так как его преемник управлял церковью Эра уже в следующем году.

Бернар де Виль, чье избрание подтвердил Собор, ничем не отметил свое пребывание на кафедре Байонны[19]. Он сменил Пьера де Маранна, происходящего, без сомнения, из семьи виконтов этого имени. Сам Пьер сменил Арно Раймона де Монтаня, де Мона или де Монта. Этот последний договорился с Отцами августинцами, которые расположились в приходе кафедрального собора без разрешения прелата и его Капитула. Монахи обязались выплачивать каноникам ренту в шестьдесят морласских солей. За это им позволили остаться там, где они самовольно обосновались, а так же построить церковь и устроить кладбище. Их монастырь располагался прямо у ворот города. В 1522 г. решили, что он находится в опасной близости к насыпям. Сеньор де Лотрек, лейтенант короля в провинции, и Сен-Боннé, губернатор города, приказали его разобрать. Франциск I, в возмещение потерь и для возведение новой обители внутри стен, 27 февраля 1527 г. предоставил монахам сумму в шесть тысяч восемьсот тридцать восемь ливров; но получив только три тысячи, они были вынуждены прекратить работы, которые продолжались нескончаемо долго.

Пьер де Виль умер вскоре после Собора. Он был сменен Пьером де Массá из старинной семьи нашей провинции. Это был доминиканец, которого Иоанн XXII возвел на кафедру Байонны в начале Филиппова поста 1316 г. До этого он представлял свой орден в капитуле Перпиньяна. При его рукоположении присутствовали два прелата его ордена, Арно Фраде и член коллегии архиепископа Оша, бедный епископ, как говорит хроника, бывший викарием богатого архиепископа. У него был процесс с доминиканцами, своими бывшими коллегами, который был вынесен на рассмотрение Иоанна XXII, его благодетеля. Кардинал Годен[20], тоже бывший доминиканец, осыпал милостями и пожалованиями монастырь, где прошло его детство и где он принял свои первые обеты. Благодаря его заботам стены монастыря подросли, была приобретена часовня по соседству, расширилось кладбище. Капитул[21], поддержанный своим епископом, воспротивилась такому увеличению. Сопротивление было бурным, но они были вынуждены уступить решению понтифика, или, скорее, угрозе отлучения от церкви, которое было против них провозглашено. Кардинал Годен, всегда щедро одаривающий орден, вскоре велел построить великолепную церковь, которую еще долго якобинцы с гордостью демонстрировали.

Епископом Кузерана, которого представлял Артюр де Коарраз, был Арно Фраде[22], тот самый доминиканец, о котором мы уже говорили по поводу рукоположения Арно де Виля[23]. Уроженец епархии Бордо, он был хорошо известен Клименту V, который выбрал его своим исповедником и капелланом и, наконец, назначил на епископство Кузеран. Новый прелат выступал против беззакония Филиппа Красивого, что, естественно, не могло понравиться королю. Любя дисциплину, он установил для своего капитула регламент, одобренный Иоанном XXII на второй год его понтификата. Фраде прожил еще несколько лет. Святая смерть увенчала его достоинства накануне Вознесения 1329 г. Он был похоронен у доминиканцев Рьё, чью обитель он отстроил. В своем завещании он распорядился выдать клобук каждому доминиканцу провинции и разные суммы всем монастырям своего ордена. Между ним и Никола, умершим в 1270 г, кафедру Св. Лизье занимали несколько прелатов. Приемником Никола был Пьер де Соболь[24] (2) брат Юга, сеньора дю Коза и д’Ардизá, представитель одной из самых старинных и многочисленных семей провинции. Двое из его племянниц вышли замуж, одна за Бертрана де л’Иль-Журдена, сеньора или, вернее, со-сеньора де Терроба, а другая – за Бертрана де Фодуа. Пьер вел переговоры от их имени по поводу прав на город Левиньяк, сеньорой которого была Реаль де Монтеш, их мать. Он был сменен Раймоном, своим братом или племянником, если только он сам не был тем самым лицом, которого обычно указывают после него; так мы встречаем в 1269 г. Пьера-Раймона де Соболя, приора Нерака, душеприказчика Юга де Соболя, своего брата, ведущего переговоры с невесткой о браке своей племянницы с сеньором де Фодуа. Этот Пьер-Раймон и был, очевидно, епископом Кузерана. Из его двойного имени сделали двух различных прелатов; наше предположение тем более вероятно, что Раймон, последний из де Соболей, умер 15 сентября 1271 г. Таким образом его предшественнику и ему отводится на двоих всего лишь пять лет.

После него кафедру занял Раймон де Рестуй, который умер через два или три года. Оже де Монфокон был избран в 1279 г. Он происходил из старинной семьи нашей провинции, к которой принадлежал и отец де Монфокон, соперник Мабийона, прославивший орден Св. Бенедикта, и даже, пожалуй, всю Францию. Оже принял уставы, которые определяли гонорары кюре при похоронах. Священник получал наилучшую из одежд покойника. Мы находим применение этого правила и некоторых других, столь же странных в весьма любопытном соглашении, заключенном между консулами Монфора в кантоне Мовзен (Жер) и кюре прихода. Мы приведем его полностью в нашем 6 томе.

Прелат украсил картинами церковь Сен-Лизье и велел заново отстроить часть хоров. По крайней мере там часто можно видеть изображение ястреба, сидящего на горе. С уверенностью можно сказать, что он умер в 1303 г. и был похоронен в соборе, где все еще можно прочитать его эпитафию. Оже сменил Бернар де Монтегю, избранный и утвержденный на Соборе в Ногаро, собравшемся после смерти его предшественника. Бернар занимал кафедру шесть лет и умер в 1309 г. В том же году, Арно д’Эспань, виконт де Кузеран, вместе со своей женой Филиппой, сестрой графа де Фуа, основал монастырь доминиканцев в Сен-Жироне,. После смерти Бернара де Монтегю, папа решил сам назначить епископа, и выбрал Арно Фраде.

Епископ Тарба не присутствовал на Соборе ни лично, ни через представителей. Тем не менее мы встречаем его при утверждении архиепископом принятых там постановлений. Вероятно эта кафедра была вакантной на момент начала работы Собора, а назначение последовало вскоре после него, а может и во время его заседаний. Юналь де Ланталь или Лантар, занявший ее, был аббатом Лезá, и только что перестроил свой монастырь. Мы его скоро встретим.

Преемник Климента V все еще не был избран. Наконец, после одного из самых длительных и наиболее печальных перерывов, которые омрачают летописи церкви, 7 августа 1316 г. кафедру Св. Петра занял Жак д’Ёз, уроженец Кагора и, как говорят, сын сапожника или кабатчика. Обычно добавляют, что избранный своими коллегами назвать имя нового понтифика, он назвал свое; но из этих двух высказываний первое маловероятно, а второе и вовсе неверно; оно полностью опровергнуто в наши дни.

Новый понтифик принял имя Иоанна; он стал двадцать вторым из тех, кто носил это имя. Едва взойдя на кафедру Св. Петра, он попытался погасить ссору, всколыхнувшую весь Юг. 21 марта 1317 г. он направил из Авиньона буллу архиепископу Оша, прося его восстановить мир между Матой и Маргаритой, и их детьми. Он направил ему в помощь Изнара де Монто, gardien[25] кордельеров Ажана; но тот подвергся нападению, следуя через Валанс в Ажене, жители которого возмутились необдуманно объявленным им отлучением от церкви, и если бы не вмешательство виконта де Ломаня и сенешаля Ажене, поспешивших ему на помощь, он вполне мог лишиться жизни. Не больше повезло ему и при обоих соперничающих домах. Все его усилия и усилия архиепископа смогли привести лишь к перемирию на шесть месяцев. У самого архиепископа были разногласия с Юналем де Лантаром по поводу нескольких десятин, которые, казалось, без всякого сомнения, должны были принадлежать епархии Оша. Юналь требовал Лартиг, Жейенав, Сен-Го, и Мимор (de homine mortuo). По соглашению они остались за Аманьё. Несколько других, рядом с Плезансом, отошли епископу Тарба. Оба прелата приняли это решение на объединенном собрании[26] своих капитулов[27].

Иоанн XXII, пытаясь восстановить мир на Юге, решил увеличить там число епископств. Было учреждено шестнадцать новых кафедр[28]: Мирпуа, Монтобан, Лавор, Рьё, Ломбез, Сен-Папуль, Алé, Сен-Пон де Томьер, Кастр, Кондом, Тюль, Сарла, Сен-Флур, Вабр, Майере и Люсон. Только две из них располагались в Гаскони, хотя никогда не входили в церковную провинцию Оша.

У нас имеются две буллы, касающиеся Кондома[29]. Первой, датированной 13 августа 1317 г., понтифик возводил аббатство в епископство, а второй, помеченной тем же днем, он отделял новую епархию от епархии Ажана, частью которой она являлась до сих пор. Он оставлял за Ажаном правый берег Гаронны, а Кондому отводил левый со всеми доходами, которые имел там прелат. Монахи аббатства составили капитул, сохранив при этом свои одежды и обеты. Они самостоятельно должны были выбрать епископа. Их выбор тотчас же остановился на Раймоне де Галаре, их аббате. Раймон принадлежал к благородной семья, имя которой носил, и за которой отныне[30] сохранилась привилегия вести иноходца прелата во время торжественного шествия по случаю его вступления в должность, и служить ему за столом. Он сменил Арно Отона де Казенёва в 1306 г.

Через несколько месяцев после того, как он возглавил руководство монастырем, он разрешил приору Нерака передать Аманьё, сиру д’Альбре, юрисдикцию и дорожный сбор, которыми приорство владело в городе, как и двенадцать денье фьефа, которые выплачивал ему ежегодно дом д’Альбре: тем самым сеньория Нерак переходила к Аманьё. При этом сир д’Альбре оставлял приорству мясные лавки и мельницу города, с освобождением от дорожной пошлины во всех владениях дома д’Альбре, и разрешением для слуг монастыря носить оружие во всей баронии Нерак. Он обязывался, кроме того, в знак вассальной зависимости давать клобук и меховую накидку при каждой смене аббата и приора.

Королю Англии не понравилось это соглашение; забыв обо всем, что сир д’Альбре сделал для его короны, он приказал Жану де Феррьеру, своему сенешалю в Ажене, завладеть Нераком под предлогом раздела, проведенного с аббатом Кондома. Аманьё пытался защищаться, и был поддержан виконтом д’Ортом и де Маранном, и Фортанером де Бацем. Одновременно с этим, он обратился за помощью к Франции и отдал себя под ее защиту; но несмотря на это сенешаль[31], сопровождаемый Одоном де Ладу, Арно де Кастельно и Гийомом Арно де Желá, вторгся во главе более чем четырех тысяч солдат в домены Аманьё и его союзников, и предал их огню и мечу. Сир д’Альбре, не имея сил противостоять такой силе, вновь обратился к Франции. Он жаловался, главным образом, на Раймона де Лаклаверье, на Гийома де Гуайона, бальи Ламбежа, Гайяра де Бернеда, Арамона де Безоля, Пьера де Белена, Бертрана де Лаланна и Америго де Гавастона. Пьер де Кастан, посланный виконтом д’Ортом, присоединил к его жалобам жалобы виконта. Их голос был услышан. Филипп, скрыто настраиваемый против Эдуарда Изабеллой, своей дочерью, которая не могла без глубокой досады видеть, как ее место законной супруги в сердце короля постоянно занято одним из подлых фаворитов, приказал немедленно прекратить любые боевые действия, и приговорил английского монарха к выплате возмещения в размере двадцати тысяч турских ливров. Он проявил себя еще строже по отношению к гасконским сеньорам. Почти все они были изгнаны из королевства.

Эдуард не ожидал такого решения; опасаясь разрастания конфликта, он поспешил назначить комиссаров для разрешения всех разногласий. Через несколько дней, надеясь, что его личное вмешательство будет иметь больший вес, он написал Аманьё письмо, полное самых добрых чувств, в котором он заявил, что хочет сам лично решить это дело. Папа обратился к монарху, рекомендуя ему найти пути к примирению; из всего этого можно предположить, что Гасконь не была более мирной, чем Англия. Ничто так не ведет к волнениям и беспорядкам, как слабое и неразумное правление. Эдуард вызвал к себе Раймона де Галара, которого обвинил в том, что именно он породил этот конфликт, и выразил ему свое недовольство.

Старые трения между городом и аббатами возобновились вновь после рукоположения нового епископа, и сенешаль Гаскони, по приказу своего хозяина, принял сторону горожан. Епископ обратился к королю Франции, обычное действие тех, кто был недоволен Англией. Ожидая результата, он наложил интердикт на город и направился в Авиньон, где присоединился к архиепископам Нарбонна и Тулузы, и епископам Лектура и Ажана, в вопросе предоставления всем паломникам, пересекающим Кондом, право приюта и пропитания в больнице, только что основанной кардиналом Тестом. Эдуард не скрывал обиды от такого двойного пренебрежения его властью. Он написал одновременно королю Франции, папе и кардиналам (12 декабря 1322 г.). Он пытался доказать Филиппу Красивому недействительность жалобы. В письме к папе он пошел еще дальше: он попросил его лишить прелата его кафедры, так как его правление не приносит никакой пользы, и умолял его снять интердикт, строго соблюдаемый вот уже более полутора лет. Наконец он просил кардиналов поддержать его обращение и уговорить святого отца перевести Пьера де Галара в другое место. Бертран де Галар, родственник прелата, попал в немилость. Эдуард обвинил его в присвоении некоторых прав в районе, имя которого он носил, в ущерб городу Франсескá. Но у английского монарха хватало забот и помимо борьбы с графом, так как сеньоры его королевства вновь восстали, недовольные той властью, которую приобрел над королем дез Спенсер и его гонором, с которыми и сравниться не могли влияние и спесь Гавестона. Через несколько месяцев король вновь обратился к понтифику и священной коллегии; но когда его попытки не принесли никакого успеха, он оставил это дело; по крайней мере мы не знаем, чем все закончилось, но Пьер де Галар остался на кафедре Кондома.

Епископство Ломбез было выделено из епархии Тулузы, так же как и Сен-Папуль, Рьё, Лавор и Мирпуа. Чтобы дать компенсацию, чье епископство он так урезал, папа возвел кафедру Тулузы в метрополию и поместил там Жана де Комменжа, которого он перевел из Магелона. Жан был сыном Бернара VIII, графа де Комменжа и Лоры де Монфор. Двое его братьев также избрали церковное поприще. Симон, один из них, был назначен в Магелон, но умер до своего рукоположения. Роже, третий из них[32], был аббатом Ломбеза. Иоанн XXII сделал его первым епископом; а так как его возраст не достиг положенного по Канонам для принятия епископского сана, папа дал ему соответствующее разрешение. Понтифик отдал кафедру Монтобана Бертрану Дюпюи, своему капеллану, который умер три месяца спустя по пути в свое епископство, и был заменен Гийомом де Кардайяком, аббатом Пессана. Наконец он призвал в Лавор Роже д’Арманьяка[33], брата Бернара VI. Роже долгое время носил титул виконта де Маньоака, но не потому, что он получил в апанаж весь Маньоак; этой страной в то время и еще несколько последующих веков владела семья де Лабарт; но Роже владел городом и землей Молеон, которые часто именовали виконтством Маньоак. Вступая на церковное поприще, он оставил баронию Бернару, своему брату, который передал ее сыну. Она, увеличившись в их руках, оставалась в доме д’Арманьяк вплоть до катастрофы в Лектуре при Людовике XI.

Аманьё, архиепископ Оша, мало прожил после рукоположения Роже, своего племянника[34]; он умер в 1318 г., но картулярий Оша и некрологи Ла Каз-Дьё и Сен-Севера расходятся при указании дня и месяца. Считается, что перед смертью он, согласно религиозным обычаям своего времени, удалился в последний из этих монастырей, чтобы присоединить свои молитвы к молитвам братии, не принимая ни пострига, ни обетов. Он носил на серебре червленого льва, герб д’Арманьяков. Отдав ему последние почести, капитул избрал ему на смену нового епископа Лавора. Папа одобрил избрание и направил ему свои буллы. Роже возглавил архиепископство в конце июня 1319 г.; но его избрание подверглось нападкам. Противодействие набрало такую силу, что Роже, любя мир, уступил буре. Он оставил Ош и возвратился в Лавор, кафедру которого занимал до своей смерти.

Нам неизвестна точная дата его ухода; но это произошла до 1321 г., так как мы знаем, что в этом году, в понедельник после дня Св. Луки, генеральные викарии, к которым, из-за незанятой кафедры, обратился король Франции, назначили провинциальный Собор в Вик-Фезансаке на понедельник после дня Св. Мартина Зимнего, чтобы выслушать королевские предложения и поставить на голосование вопрос о субсидию, в которой нуждалось государство. Письма генеральных викариев были направлены аббатам Сет-Орана, Сен-Мона, Бердуé, Сен-Доде и Пейрюсс-Грана, приорам Оза и Вопийона и декану Сен-Кристье. Мы не знаем другого подобного Собора. Кафедра все еще пустовала в следующем году, так как за доходы от архиепископства было поручено отчитываться чиновникам папы. Документы Жимона доказывают, что она оставалась вакантной и в 1323 г.

Пока решался вопрос с кафедрой Оша, умер Бернар, граф д’Арманьяк, брат Роже. Бернар стоял во главе гасконских сеньоров, которые принесли клятву верности Филиппу Длинному, брату и преемнику Людовика Сварливого. Вскоре после своей коронации король, решив лично посетить Лангедок, написал Бернару, графу д’Астараку и нескольким другим сеньорам, предписывая им явиться в Тулузу на Рождественской неделе, где он хотел обсудить с ними различные важные дела. Но эта поездка не состоялась. Продолжая конфликт своих предшественников, Филипп поторопился предпринять новый поход против Фландрии. Он призвал под свои королевские знамена все дворянство королевства. Граф д’Арманьяка не смог ответить на этот призыв; он умер в начале мая 1319 г.[35]. В 1312 г. он составил свое завещание, которое сохранилось в архивах По. В нем он назначил своим единственным наследником Жана, своего сына, а так как тому в то время было всего лишь двенадцать или тринадцать лет, он назначил его опекунами Роже, тогда еще виконта де Маньоака и Эмери де Нарбонна. Первый должен был управлять Арманьяком и Фезансаком, а второй – Руэргом. Не были забыты и обе дочери. Мата, старшая, жена сира д’Альбре, получила двадцать тысяч ливров приданного. Брак Изабеллы, второй, неизвестен; знаем лишь, что ее брат отдал ей землю Берé или Бар. У их отца был еще незаконнорожденный сын, по имени Жаном, который избрал карьеру военного, и который за свое мужество получил прозвище la Guerre (Война). Бернар был похоронен в церкви архиепископства рядом со своим отцом[36].

Узнав о его смерти, Иоанн XXII понадеялся настоять на продлении перемирия, заключенного при его содействии между домами де Фуа и д’Арманьяк, а если удастся, то и подписать на его основе окончательный мир. Он написал[37] епископу Лавора и Гастону де Фезансаге, предлагая им убедить Мату, их мать, помириться со своим племянником. Он предлагал свое посредничество и обещал отложить все многочисленные серьезные и важные дела, стоящие перед папским престолом, и заняться только урегулированием этих разногласий. Его голос был наконец услышан, и ссора утихла на несколько лет. Маргарита де Беарн, сестра Маты, только что умерла, составив свое завещание 20 мая 1319 г.[38]. Она назначила своим наследником Гастона, графа де Фуа, старшего из своих внуков, передала Роже-Бернару, брату Гастона, земли Монкад и Кастельвьель, при условии что он оставит графу де Фуа все, на что мог претендовать в виконтстве Кастельбон, назначила Роберу де Фуа, третьему брату, доходы от виконтства Гавардан до тех пор, пока он не будет иметь ренту в десять тысяч ливров с церковных бенефиций, и завещала ренты по шестьсот ливров каждой из своих трех дочерей. Она была похоронена в монастыре Бэйрие, подле своей матери.

Жанна д’Артуа постаралась завладеть Беарном, Марсаном и Гаварданом от имени своего сына. Положение Мон-де-Марсана только что изменилось. Там была учреждена мэрия, и в связи с этим были проведены некоторые урегулирования, которые дошли до нас, и которые показались нам настолько любопытными, что мы поместили их в конце тома[39]. Жанна подтвердила их 13 декабря того же года (1319), и обязалась обеспечить их подтверждение своим сыном, как только тот достигнет совершеннолетия.

Мата д’Арманьяк последовала в могилу вслед за сестрой. Уже давно (10 июня 1310 г.) она передала все свои претензии на наследство Гастона и Маты де Беарн, ее родителей, виконту де Фезансаге. Тот не на много пережил (1320 г.) мать и старшего брата. Вальпюрж де Родез, его жена, умерла довольно молодой, оставив ему двух детей: Жеро и Маскарозу. Оставшись вдовцом, Гастон в 1316 г. вторично женился[40] на Энди, дочери и наследнице Гийома де Комона, которая принесла ему сорок четыре тысячи ливров ренты с города Саматан и нескольких соседних с ним мест. От второго брака у него осталась только дочь, которая впоследствии станет женой Раймона Роже де Комменжа, виконта де Кузерана. L’Art de vérifier les dates приписывает ему второго сына, Аманьё, который был капитаном или губернатором Сен-Жюстена (Ланды), ни судьба, ни потомство которого нам неизвестны. Мы знаем лишь, что Жан, граф де Пуатье, сын Филиппа де Валуа, в 1359 г. предоставил ему тысячу золотых флоринов на укрепление и снабжение всем необходимым города, губернатором которого он был. Этот Аманьё, скорее всего, был внебрачным сыном. У его отца был еще Арно Бернар, бастард д’Арманьяк. Этот прославился своими нападками на церковь и нанес столько вреда архиепископу Оша, что прелат обратился к суду Франции и добился его осуждения в 1329 и 1330 гг. Но бастард без особого труда получил прощение. Он повернул свое оружие против врагов Государства, и отличился настолько, что получил, помимо других вознаграждений, ренту в пятьсот ливров, назначенную королем с земель Жимон и Колонь. Арно Бернар все еще пользовался ею 26 июня 1346 г.

Гастон стал родоначальником второй ветви виконтов де Фезансаге, ветви, конец которой был столь трагичным и недостойным. Он правил этим виконтством в течение тридцати семи лет, но из всех событий столь долгого срока, за исключением его конфликтов с домом де Фуа-Беарн, мы смогли узнать только один факт, да и то дошедший до нас с очевидно ошибочной датой[41].

Оже де Мирамон убил Жеро де Кастельнаве. При первом же известии об этом убийстве, Гастон велел начать следствие против Оже и его брата, и вызвал их к себе в Эньян, но виновные отказались признать его юрисдикцию, и не подумали являться. Тогда виконт объявил их врагами общества, захватил их владения и повелел их вассалам принести оммаж непосредственно себе. Потому ли, что его действия были расценены как уловка, позволяющая Оже и его брату избежать справедливого наказания, которое они заслужили, или потому, что виновные считались английскими подданными, англичане, всегда очень щепетильные, когда вопрос касался их прав, обвинили во всем случившимся самого Гастона. Люк де Танэ, сенешаль Гаскони, повелел ему предстать перед судом Сен-Севера. Когда Гастон отказался, он приказал Раймону де Мире захватить все его земли. Раймон, выполняя это решение, вошел в Ногаро, но Бертран де Брюньян, сенешаль Арманьяка, заявил от имени виконта протест, который не остался без внимания.

Тогда Люк де Танэ решил идти другим путем. Он написал жителям Виоля, Сабазана, Молишерé (Mauri Serra), Ланн-Субирана и Лартига, извещая их, что посылает Раймона с миссией взять эти города под руку короля; но Бертран де Брюньян воспротивился и этому, и Англии пришлось смириться с действиями Гастона.

Жеро, его единственный сын сменил его в виконтстве Фезансаге и в бóльшей части его земель. Маскароза, его сестра, 21 мая 1321 г. вышла за Гитара д’Альбре, виконта де Тартá. Это виконтство перешло к дому д’Альбре после смерти Арно Раймона, который, как мы видели, в 1295 г. женился на Кондорине де л’Иль-Журден на стенах осажденного Дакса, и который, овдовев, женился вторично в 1308 г. на Мате, дочери Аманьё д’Альбре. Оба этих брака оказались бездетна, и Арно Раймон продал[42] отцу своей второй жены оба виконтства, Тартá и Дакс, последним наследником которых он был. Он умер в 1312 г., а в 1314 г. его вдова отказалась от всего, на что могла претендовать во владениях своего мужа или отца за пятнадцати тысяч ливров, которые были ей переданы в качестве приданного, когда она выходила замуж за сеньора де Бражерака. Мата де Фезансаге принесла своему мужу баронии Рюдель, Пон и Кастельжалу, которые ее отец купил у Изабеллы д’Альбре, первой жены графа д’Арманьяка.

Отец Гитара Аманьё, сир д’Альбре, был женат на Розе дю Бур, которая принесла ему земли Вертёй и Вейрé, и родила ему одиннадцать детей, самыми известными из которых были Бернар Эзи, Гитар и Бернар[43]. Бернар был уже женат на Элен де Комон. Бернар Эзи, его старший брат, женился на Мате д’Арманьяк, сестре графа Жана[44], в тот же день, когда Гитар женился на Маскарозе. Гитар и Бернар отказались тогда от всех владений их отца в пользу старшего брата. Но Бернар скоро пожалел о своем великодушии; он объединился с врагами своего отца, взялся за оружие и силой захватил незащищенные земли Вейрé и Жиронд. Отец, чтобы наказать его, лишил его наследства (1324 г.), но в 1326 г., на смертном одре он отменил это решение и оставил ему обе земли, захваченные им. Бернар, потеряв свою первую жену, женился на Жероде, дочери и наследнице Арно де Жиронда, и стал родоначальником ветви сеньоров де Вертёй.

В то время, когда два брата объединялись с двумя ветвями дома д’Арманьяк, Юг вновь увидел появление пастушков. Как во времена Людовика Святого многие простые селяне посчитали себя призванными освободить Святую Землю, предмет постоянного оплакивания всего католичества. Они оставили свои хижины и свои стада и отправились через города, призывая в свои ряды людей доброй воли, которые называли себе вдохновленными, как и они, и даже преступников и разбойников, которых они освобождали из тюрем и разбивали их оковы. Они разделились на несколько отрядов и шли парами, как в религиозной процессии, под знаменем креста. Они не хотели иметь иного оружия, кроме своего пастушьего посоха, иного отличительного знака, кроме нищенской сумы, и иных сокровищ, кроме своей веры. Вначале они жили только подаяниями, но когда милосердия оказывалось недостаточно или оно заставляло себя дожидаться, они стали применять силу. В их войско вливались толпы простых людей и даже детей, которые убегали из отчего дома. Оставив Север, они пересекли Иль-де-Франс и остановились перед Пиренеями. Лангедок и Гасконь были главным театром их бесчинств. По пути они безжалостно истребляли всех евреев, которые им попадались, если они не соглашались принять христианство. Пятьсот этих несчастных, бежав от нашествия, попросили убежища у губернатора Вердена на Гаронне. Тот укрыл их в высокой башне; но их жестокие убийцы вскоре появились у подножия башни и осадили ее. Евреи долго защищались камнями и бревнами, говорит хронист, и когда они кончились, они начали кидать своих детей[45]; но ничто не могло утолить бешенства нападающих, которые обложили башню деревом и подожгли ее. Видя повсюду только неминуемую смерть, осажденные предпочли убить себя сами, чем погибнуть от рук пастушков. Они попросили самого решительного из них перерезать им горло. Оставшийся в одиночестве после своего кровавого дела, несчастный еврей явился во вражеский лагерь и попросил принять крещении вместе с несколькими детьми, которых он пожалел; но пастушки, опьяненные кровью ответили ему[46]: ты совершил столь ужасное преступление против твоего народа, и ты надеешься избежать смерти? Они тотчас же бросились на него и разорвали на куски. Пощадили только детей.

После этого подвига, пастушки двинулись к Тулузе и за день вырезали там всех евреев, причем консулы не смогли этому помешать, так как народ выступил на их стороне и одобрял их бесчинства. Папа, более смелый, первым выступил против этих жестокостей, и поручил сенешалю Бокера покончить с ними; но прежде чем тот успел выступит против них, благодаря осторожности и твердости епископа Каркассонна, поддержанного чиновниками короля, они были рассеяны. Из направленных против них воззваний мы узнаем, что сцены, подобные верденской и тулузской, повторились[47] в Оше, Жимоне и Каркассонне.

Ужасные слухи, распространяемые благодаря наивностью народа, с удивительной легкостью настроили умы против евреев. Их обвиняли в том, что они подкупили прокаженных, чтобы те отравили все источники. Послушаем Бернара де Ламота, племянника Климента V, который в своей хронике Базадуа поясняет эти обвинения. «Пастушки, – мы приводим здесь перевод его слов[48], – войдя в город Ма-д’Ажене, нашли в доме прокаженных, у которых было два бочонка, заполненных испорченным хлебом, куда они опускали змей и с жаб, чтобы портить его и пропитать его их ядом. Они намеревались сделать из него порошок, которым они намеревались отравить источники и реки, чтобы все здоровые умерли или покрылись уродливой проказой. Такое зелье имелось у них во всем королевстве Франции. В конце почти все они были схвачены, заключены в тюрьму и сожжены».

Известия о столь тяжких преступлениях повергли в ужас все королевство. Правосудие, как это указывает хроника Базадуа, обрушилось на несчастных обвиняемых. Повсюду запылали костры[49]. Те из прокаженных, которым из жалости удалось избежать преследования, были отправлены в лепрозории, без какой-либо возможности выхода оттуда, а евреи после ужасных примеров кровавого наказания, были еще раз изгнаны из королевства[50]. Филипп Длинный умер (3 января 1322 г.) среди этих мрачных сцен, и слова об отравлении, шепотом повторявшиеся у могилы его брата, были повторены вновь у его смертного одра. Он оставлял только трех дочерей: его сменил Карл VI, его брат. Семья Филиппа Красивого, столь цветущая и столь благополучная, трагично угасала, прóклятая Бонифацием.