Том 3. Книга XI.

ГЛАВА II.

Начало войны между Францией и Англией. – Граф Дерби высаживается в Бордо, – берет некоторые города. – Бертран, граф де л’Иль-Журден. – Он взят в плен под стенами Отероша. – Новые набеги англичан. – Осада и взятие ла Реоля. – Осада Эгийона французами.

Смерть графа де Фуа послужила на пользу графу д’Арманьяку. Но не похоже, чтобы он попытался воспользоваться затруднениями, с которыми всегда связаны изменения в правлении и, тем более, регентство. Возможно, он просто не решился на это, так как король Франции только что повторил запрет всем своим подданным вести свои частные войны и даже покидать королевство. Как бы там ни было, он воспользовался затишьем, чтобы спокойно принять оммаж от своих вассалов[1]. 14 апреля 1344 г. в замке Кастерá-Лектуруа Бертран де Фодуа признал себе его подданным, он принес ему личный оммаж за часть земель Плиё и Иль-Бузон, в которых он владел полной юрисдикцией, а так же за все, что у него было в коммуне Викмон около Лави. Некоторое время спустя, граф, узнав, что сеньор д’Аванзак захотел принести оммаж за свои земли другому сюзерену, заявил, что Аванзак всегда зависел от Ломаня, и запретил ему признавать другого сюзерена, кроме себя. Акт этого запрета подписали Раймон де Монтей, Отон де Комон, Пьер де Сен-Жери, рыцари, и Жеро де Гонто, дамуазо. Сеньор д’Аванзак, не считая себя достаточно сильным, чтобы ослушаться, признал себя вассалом Жана.

Война с каждый день казалось все более неизбежной. Считая, что основные действия развернутся в южных провинциях, Филипп направил туда своего старшего сына, герцога Нормандского. Он поручил ему верховное командование и назначил наместником королевства и, особенно, Лангедока. Этот принц вначале посетил авиньонский двор, затем проследовал через Прованс, Лангедок и все земли, соседствующие с английскими владениями. Наконец, он появился в Ажана, по пути следования набирая войска, и, главным образом, пытаясь собрать налоги с вконец обнищавшего населения. Так, в приготовлениях и ожидании, прошел 1344 год и первые месяцы следующего; но наконец настал час битвы.

«И настал[2] день Св. Георгия, на который был назначен этот праздник во дворце Виндероз, Виндзор, и пригласил туда король Англии великое число графов, баронов, дам и благородных девиц. Праздник был весьма велик и благороден, с добрым угощением и добрым турниром; и длился он две недели; и было там несколько рыцарей из-за моря, из Фландрии, Эно и Брабанта; но из Франции никого не было. Пока длился праздник, много новостей узнал король, из многих стран; и особенно от рыцарей из Гаскони, сира де л’Эспара, сира де Шомона и сира де Мюсидана, посланных другими баронам и рыцарям, что в то время держали сторону англичан, такими как сеньор де Лабрет, сеньор де Помьер, сир де Монферра, сир де Дюра, сир де Кратон, сир де Грэйли и некоторые другие; и также городами Бордо и Байонна. И были вышеупомянутые посланцы хорошо встречены и обласканы королем Англии и его советом, которым они поведали как верна ему его страна Гасконь, и как его поддерживают его добрые друзья и добрый город Бордо. И еще они попросили его соизволения послать туда такого капитана и столько воинов, чтобы они сталь сильней французов (которые уже начали войну), объединившись с теми, кого они там встретят. И выслушав их, обратился король к графу Дерби, своему кузену. И сказал король своему кузену, что бы он взял достаточно золота и серебра, и щедро раздал его рыцарям и оруженосцам, потому что он любил их и был милостив к ним».

Генри Ланкастер, граф Дерби, высадился в Байонне 6 июня, во главе многочисленного флота и значительных воинских сил. Байонна (добрый город и сильный, который всегда держался англичан), приняла его с радостью. Дерби отдыхал там семь дней. На восьмой день граф Дерби и все его люди вышли оттуда и направились в Бордо, где они были встречены с большой торжественностью. Английский военачальник пробыл там две недели, а затем, двинувшись на Перигор, решил осадить Бержерак[3]. В этой стране командовал Бертран, граф де ла Иль, как говорили тогда, или, точнее, де л’Иль-Журден, под верховным командованием герцога Нормандского. Именно его Froissart и большая часть историков превращают в графа де Лайя[4] – фантастическое имя, никогда не существовавшее на нашей родине. Он был в то время одним из самых смелых и опытных военачальников Франции, и король Филипп, в знак признания его услуг, возвел баронию л’Иль-Журден в графство[5]. К этому он добавил несколько земель в сенешальстве Тулузы.

Узнав о подходе англичан, Бертран призвал к себе большинство капитанов, действовавших в Гаскони. Здесь видим графов де Комменжа, де Перигора, де Кармена, де Валантинуа, де Миранда (или д’Астарака), де Дюрá, виконтов де Вильмюра и де Кастийона, сиров де Лабарта, де Леку или Лекена, де Пенкорнé, сеньора де Миранда (младшего из графов д’Астарак) и аббата Сен-Севера. Граф де л’Иль вместе с ними занял позицию на берегу Дордони, чтобы затруднить переправу врагу, и помешать ему, таким образом, осадить город, расположенный на противоположном берегу. Англичане вскоре появились, и после первой же атакой, несмотря на яростное сопротивление, оттеснили его к пригородам.

Граф де л’Иль вынужденный отступить, в полном порядке отошел в город, преследуемый англичанами. Вновь сражение развернулось у моста. Обе стороны проявили равную доблесть. Дрались врукопашную. Там не было ни рыцаря, ни башелье, который бы не отличился. Сир де Мони так глубоко продвинулся во вражеские ряды, что вернуться к своим ему было чрезвычайно затруднительно. Но, тем не менее, победа осталась за Англией. Французы, потеряв четырех отважных рыцарей, виконта де Рокбертена и сиров де Шатонёфа, де Кастийона и де Леку или де Лекена, оставили город и укрылись в крепости, откуда обрушили на врага град стрел, заставляя его отступить. Но те продолжали упорствовать, и только когда начало темнеть многочисленные потери и усталость вынудили их возвратиться в пригород, где они нашли достаточно провизии и запасов, чтобы, не отказывая себе ни в чем, жить по крайней мере два месяца. На следующий день, как только забрезжил рассвет, Дерби велел трубачам дать сигнал к новой атаке, которая продолжалась до трех часов; но ему не более посчастливилось, чем накануне.

Видя, что все его усилия не могут преодолеть мужество и решительность осажденных, английский военачальник велел привести из Бордо лодки, чтобы провести атаку с воды. Здесь ему сопутствовал успех. Французы были вынуждены просить о коротком перемирии. Им предоставили остаток дня и следующую ночь. Гасконские сеньоры воспользовались этим перемирием, чтобы собираться на совет. После короткого обсуждения, они собрали свои вещи, и, под прикрытием темноты, тайно бежали по направлению к Ла Реолю. На следующее утро, горожане собрались на городской площади, и, открыв свои ворота, торжественно встретили Дерби, которого проводили до большой церкви. Там они принесли ему клятву верности и признали его своим сеньором от имени короля Англии.

Сразу же по прибытию в Ла Реоль, граф де л’Иль, и гасконские бароны и рыцари[6] собрались на военный совет, где было решено, развести войска по различным крепостям, оставив под рукой небольшой отряд из пяти или шести сотен, под командованием сенешаля Тулузы. Граф де Вильмюр отправился в Оберош, Бертран Депре – в Пеллагрю, Филипп де Дион (вероятно – де Беон) в Монтагрé, сир де Монбредон – в Модюран, Арно в Ламонжуа, Робер де Малемор в Бомон, что в Ломани, и Шарль де Пуатье в Панн-д’Ажене, в то время как сам граф де л’Иль остался в Ла Реоле, в котором укрепил стены и приготовился к встрече графа Дерби; но тот, отдохнув два дня в Бержераке и известив сенешаля Бордо, беспрепятственно двинулся в Перигор и Верхнюю Гасконь. Его марш напоминал полет. Все замки, которые встречались на его пути, волей-неволей открывали ему свои ворота; нигде он не задерживался более двух дней. Таким образом он дошел, как рассказывает Froissart, до доброго и большого города, который называется Бомон в Айуа (Ломань), и который считался зависимым от графа де Лайя. Он сопротивлялся три дня; пришлось постоянно атаковать, так как там были отменно добрые латники и артиллерия, которые его защищали, покуда могли; но, наконец, он был взят и победители устроили ужасную резню, перебив всех, кто там находился.

Приняв пополнение, английский военачальник подошел, наконец, к л’Иль-Журдену, который граф де л’Иль поручил оборонять сирам Филиппу и Арно де Беонам. Он тотчас же окружил его со всех сторон и выдвинул лучников, которые обрушили на стены ливень стрел, так что осажденные не осмеливались показываться на них. В тот же день англичане захватили все внешние укрепления до ворот города; но ночью они ушли. На следующий день, еще до восхода, они возобновили атаку, одновременно в нескольких местах, так что французы, не зная, куда им бросаться, попросило обоих рыцарей начать переговоры с графом Дерби. К нему направили герольда, который получил день отсрочки, чтобы прийти к соглашению. Дерби отвел своих людей и явился на переговоры с горожанами. Вначале он потребовал, чтобы они сдались на милость победителя, но вскоре снизил требования и довольствовался тем, чтобы принять город в повиновение королю, позволив французским рыцарям и оруженосцам беспрепятственно выйти из города и уйти в Ла Реоль.

Из л’Иля Froissart, который был не лучшим географом, чем беспристрастным историком, направляет графа Дерби в Перигор, и, согласно ему, он захватил эту провинцию столь же быстро, как и ту часть Гаскони, через которую прошел. За завоеванием Перигора последовало завоевание Отероша, очень сильного замка, принадлежащего епископу Тулузы, и, наконец, города Либурна. На этом кампания была закончена, и граф Дерби возвратился в Бордо, увенчанный лаврами и нагруженный трофеями.

Пока бордоссцы праздновали его возвращение и отмечали его успехи, граф де л’Иль решил воспользоваться благоприятным моментом. Он написал графу де Комменжу и другим капитанам, которые раньше воевали под его началом, и назначил им встречу под стенами Отероша[7], который решил отвоевать. Приказы были выполнены так быстро скоростью и столь скрытно, что замок оказался окруженным со всех сторон прежде, чем кто-либо заподозрил о подходе французов. Десять или двенадцать тысяч бойцов пошли на приступ башен и вели осаду столь решительно, что сколько-нибудь длительное сопротивление казалось невозможным. Главным образом англичан беспокоили орудия. Камни, пускаемые ими, ударяли столь часто и точно, что воистину казалось, что это молнии, падавшие с неба, ударяют в стены замка. Гонец, посланный с письмами к графу Дерби, был захвачен осаждающими, помещен в катапульту, с повешенными на шею письмами, и переброшен через стену. Граф де Перигор, виконт де Кармен, сир де Дюрá и Шарль де Пуатье, ездили верхом вокруг стен, насмехаясь над осажденными с задором истинных сыновей Гаскони. Сеньоры, спросите вашего посланца, где он нашел графа Дерби. Он только этой ночью оставил вашу крепость, и уже успел вернуться.

Но захват гонца, содержание посланий, взятых у него, и почти безнадежное положение англичан, подействовали на осаждающих расслабляюще. Лазутчик, наблюдающий за ними, поспешил доложить обо всем графу Дерби, который примчался во главе 800 или 1000 копий, и неожиданно напал на палатки французских баронов. Те, вместо того, чтобы готовиться к атаке, собирались ужинать. Уже многие уселись за столы, когда раздались крики: Дерби! Граф Дерби! и в то же самое мгновенье палатки и шатры пали под ударами нападающих, и смерть обрушилась на головы осаждающих. Графы де л’Иль, де Перигор и де Валантинуа оказались в плену, а сиры де Дюрá и де Пуатье были убиты при первой же атаке. Не знали, кого слушать: все разбежались в полной растерянности.

Только граф де Комменж и сеньоры де Лабарт, де Террид и де Вельмюр, стоявшие лагерем по другую сторону замка, успели опомниться. Они развернули свои знамена и пошли в атаку. Англичане кинулись на них с воодушевлением, еще не остыв от своего первого успеха. Бой был яростным. И было там великое множество добрых подвигов, и многие были пленены и много было добычи. Гарнизон, услышав шум и узнав английские знамена, поспешил оставить стены и броситься в схватку, что и решило исход сражения. Там было пленено как графов, так и виконтов, до девяти, а баронов, рыцарей и оруженосцев столько, что не было ни одного английского латника, у коего не было бы двух или трех пленников. Если бы не опустилась ночь, никто бы не спасся. В числе самых важных пленников, помимо тех, которых мы уже перечислили, были граф де Комменж, виконты де Кармен и де Нарбонн, сенешаль Тулузы и сеньор де Клермон-Субиран, которому граф де Бурбон 17 декабря подарит две тысячи турских ливров для его выкупа. Общая сумма выкупа[8] превысила, как говорят, 50 000 фунтов стерлингов (1 250 000 турских ливров), огромные деньги в ту эпоху. Победитель возвеличил свою победу доброжелательным отношением к своим пленникам. Тем же вечером, он пригласил к своему столу графов и виконтов, и велел накормить ужином рыцарей и оруженосцев. Он даже отпустил нескольких под честное слово. Этот сражение произошло 23 октября 1344[9] г.

Возникает естественный вопрос, чем же занимался герцог Нормандский, пока английский военачальник отбирал у Франции столь важные города, и даже целые провинции. Хроника, на которой мы основываемся, ничего об этом не говорит, хотя его личное мужество никогда никем не было оспорено. Утверждают, говорит dom Vaissette[10], что он находился всего в десяти лье от Отероша, но при этом не соизволил прийти на помощь осаждающим. Следует все-таки отметить, что при первом же известии о высадке англичан, он прошел по Турени, Пуату и Лимузену, чтобы подготовить эти провинции к военным действиям. Филипп де Валуа при этой новости назначил командующим в Гаскони Пьера, герцога де Бурбона (8 августа 1345 г.), наделил его самыми широкими полномочиями. Также он направил туда новых комиссаров с поручением добиться от народа и дворянства сенешальств Лангедока предоставления денежной помощи на шесть месяцев, но в этом ему было полностью отказано. Население и так уже впало в крайнюю нужду.

Тем временем Пьер де Бурбон, более деятельный, чем принц Жан, поспешил в провинции, подвергшиеся нападению. Он обосновался в Ажане, куда вызвал графов де Фуа и д’Арманьяка, и всех людей, способных носить оружие, в возрасте от 14 до 60 лет. Позже, по приказу герцога Нормандского, он изменил место сбора и созвал ополчение в Кагоре к 8 ноября. Там собрались граф де Фуа, который служил принцу Жану за жалование от короля с тремястами конными латниками и тысячей пехотинцев, охраняя границы виконтств Марсан и Гавардан, граф д’Арманьяк, Ги де Комменж, Бертран, граф де л’Иль-Журден, освобожденный из плена, и Жан, его сын, Пьер-Роже, виконт де Кастельбон, дядя графа де Фуа, Роже де Фуа, епископ Лавора, который служил герцогу Нормандскому во главе двухсот девяносто семи сержантов, Пьер, виконт де Лотрек, и большое число дворян, среди которых следует отметить Раймона де Монтескью, сеньора де Кайавé, Пона де Тезана, Ги де Монлора.

Герцог де Бурбона не пренебрег, таким образом, ничем, чтобы остановить продвижение врага; но все его усилия были бесполезны. Взятие Бержерака, Бомона и Отероша породило уныние во всех сердцах. Да и все его войска испытывали нехватку в деньгах и самых необходимых вещах. Что ожидать от солдата, вынужденного иногда продавать свое оружие и лошадь, чтобы купить хоть немного еды.

Пока уныние и нищета разрушали силы наших солдат, граф Дерби, предоставив свей армии отдых на всю зиму, начал новую кампанию сразу же после Пасхи. Его силы не были значительными. Под его началом было только тысяча латников и две тысячи сержантов; но все они были закаленными воинами, исполненными полного доверия к своем командующему. Вначале они подступили к стенам Сен-Базейля[11]. Те, кто их защищал, видя, что все наиболее значительные гасконские сеньоры были в английском плену, и не надеясь, поэтому, ни на чью помощь, не решились оказать сопротивления и принесли клятву верности Эдуарду. Дерби тотчас же направился к Ла Реолю, и встретил на своем пути Рош-Милон, замок, имеющий достаточно людей и артиллерии. Тем не менее он велел штурмовать его; когда штурм был отбит, с большими потерями для англичан, он велел заполнить ров фашинами, что позволило пробить в стене довольно широкую брешь, в которую одновременно могли пройти десять солдат. Увидев это, некоторые жители бросились искать убежища в церкви; все остальные были перебиты, а замок разграблен. Таково было наказание за сопротивление.

Затем английская армия выдвинулась к Монсегюру. Там командовал Юг де Батифоль. Более двух недель ему удавалось свести на нет все усилия нападающих. Напрасно они осыпали стены градом камней, еще более напрасно они грозили перебить всех жителей, если крепость будет взята приступом, и наоборот, обещали обойтись с ними по-дружески, если те откроют ворота добровольно – Батифоль был непоколебим. Жители, более подверженные страху, попытались уговорить его; но отважный капитан не колеблясь ответил, что пока они еще полные хозяев своих рвов, и что если захотят, смогут продержаться более шести месяцев. Они, казалось, приняли его ответ с удовлетворением, но несколько часов спустя они напали на него, захватили и бросили в тесную камеру, обещая оставить его там навсегда, если он не даст клятву помочь им договориться с графом Дерби.

Батифоль был вынужден пообещать им это, и тем самым обрел свободу. Он мог бы отказаться от своих слов, так как они были вырваны у него силой, но истинный храбрец свято их сдержал. Взойдя на передовые укрепления, он подал знак, что хочет говорить с английским командующим. К нему вышел Готье де Мони, один из самых храбрых капитанов Эдуарда, которого мы еще не раз встретим на полях сражений. Сир де Мони, сказал ему Батифоль, вам не следует удивляться тому, что мы закрыли перед вами ворота, ибо этого требовала от нас верность королю Франции. Но, как мы видим, никто из его подданных не пытается противостоять вам. Таким образом, ничто не мешает вам развивать и далее ваши успехи. Поэтому мы просим вас о перемирии на месяц. Если в течение этого срока король или герцог Нормандии не придут сюда со значительными силами, достаточными, чтобы дать вам сражение, мы подчинимся Англии. Капитуляция была принята и осажденные предоставили в заложники двенадцать самых почетных горожан, которые были отправлены в Бордо. Англичане запасались продовольствием, предоставленным городом, и не стали в него входить; затем стремительно двинулись дальше, разгоняя всех, кто стоял перед ними, опустошая, повергая в нищету всю страну, которую они находили полной и цветущей, богатой и обильной.

Иногда их победам содействовала измена. Губернатор Эгийона не ожидал их появления. Он вышел к ним навстречу и передал им замок, порученный его охране, при условии сохранения жизни и имущества гарнизона и жителей. Вполне справедливо, что этот рыцарь немедленно понес наказание за свою трусость. С той стороны были в полном восхищении от его поступка, так как это был один из самых мощных замков на свете, и так легко им достался. Жители Тулузы, к которым он постыдно удалился, ославили его словом: измена (повесили на него табличку с надписью «измена»), и повесили его. Замок Эгийон размещался на скале, возвышающейся у слияния двух судоходных рек. Граф Дерби велел снабдить его всем необходимым и возвести несколько новых укреплений, намереваясь сделать его своей главной резиденцией; пока же он поручил его охрану английскому рыцарю. Сам он начал атаку ближайшего замка, который взял штурмом; при этом он велел перебить всех иностранных солдат, которые там были.

После этой кровавой резни, Дерби направился к Ла Реолю, и обложил его так плотно, что отныне не было никакой возможности доставлять туда продовольствие и припасы. Одновременно с этим он объявил штурм, который повторялся чуть ли не каждый день, но всякий раз безуспешно. Так прошел месяц. Жители Монсегюра, так и не получив никакой помощи, капитулировали и принесли клятву верности Англии. Что касается самого храбреца Батифоля, то он покинул принца, который первым оставил в беде своих людей, и перешел на сторону Дерби, вступив под его знамена со всем своим гарнизоном. Тем временем английский военачальник приказал построить две очень высоких осадных башни в три этажа и со стороны города были покрыты эти башни сырыми бычьими шкурами, чтобы защитить их от огня и стрел, и было на каждом этаже по сто лучников. Одновременно с этим Дерби велел засыпать рвы. Эти башни были подтянуты к самому подножью насыпей, и пока лучники, которые в них находились, разгоняли осажденных, саперы, размещенные внизу, рушили стены. Горожане, придя в ужас от бреши, потребовали сдать город.

Аго де Бо, провансальский дворянин, который руководил обороной, сделал вид, что согласился на это; но пока предложения доставлялись осаждающим, он велел собрать в замке большое количество вина и припасов, и заперся там со всем гарнизоном, уверяя что никогда не сдастся. Граф Дерби довольствовался тем, что заставил горожан поклясться своей головой, что они никоим образом не будут помогать гарнизону, и полностью покорятся его власти, и под страхом веревки не окажут ему никакого вреда. Так он вошел в город и тут же велел осадить замок и подвести к нему все его машины, которые день и ночь начали долбить его стены. Но не на много они в том преуспели, так как был он очень высок, и из крепкого камня, и построен он был в былые времена руками сарацинов[12], которые делали основание столь же мощным, сколь странным выглядело их строение, так что его не с чем теперь и сравнить. Видя столь малый успех своих орудий, он приказал подвести мину[13].

Осада длилась уже более полутора месяцев; наконец минеры продвинулись настолько, что смогли разрушить нижний двор внутри замка; но они не смогли подступиться к донжону, так как он стоял на скале, основания которой не могли найти. Тем не менее губернатор, видя, как продвигаются работы и чувствуя опасность, сообщил об этом своим соратникам, которые решили прийти к соглашению с врагом, и попросили своего капитана начать переговоры. Тогда спустился мессир Аго с высокой башни, высунулся в маленькое окно и сделал знак, что хочет говорить с кем-нибудь из нападавших.

Когда об этом узнал[14] граф Дерби, он сказал мессиру Готье де Мони и барону Стэнфорду: давайте подъедем к крепости и узнаем, что хочет сказать капитан. «Тогда они сели на коней и отправились. Когда мессир Аго увидел их, он приподнял свой капюшон и поприветствовал каждого из них; затем он произнес: сеньоры, как вам доподлинно известно, король Франции направил меня в этот город и этот замок, чтобы охранять их и защищать, покуда хватит моих сил. Вам известно, как я выполнял это поручение, и могу продолжать делать это далее, ибо нет никакой возможности пробить здесь стену. Тем не менее я бы охотно уехал отсюда, как и все мои соратники, если вам будет угодно, и мы хотели бы отправиться в другое место, но что бы нам в этом не препятствовали. Так что позвольте нам уехать, не посягая на наши жизни и имущество, и мы передадим вам крепость. Граф Дерби отвечал: мессир Аго, мессир Аго, вы никуда не уедете таким образом: нам хорошо известно, что вы обложены нами столь плотно, что вы полностью в нашей власти. Ибо мина под вашу крепость уже подведена. Вам остается просто сдать ее, и сдаться самим. Мессир Аго ответил: конечно, сир, если вам придется войти сюда, нам останется только надеяться на ваше расположение, честь и доброжелательство, которые вы проявили бы к нам только из той вежливости, которую вы хотели бы видеть со стороны короля Франции по отношению к вашим рыцарям. Но, во имя Бога, прошу не оставить вашим благородством ту толику солдат, которые остались здесь, которым очень тяжело достаются их денье, и которых я привел из Прованса, Савойи и Дофине. И знайте, что, если наименьший из нас не получит ту же милость, что и наибольший, мы постараемся очень дорого продать наши жизни. И прошу вас твердо запомнить, что мы будем драться, если на то будет ваша воля. Вот что услышали эти три рыцаря. И долго они обсуждали его слова. Наконец, видя твердость мессира Аго, и то, что он был чужестранцем, и что они так и не смогли подвести мину под главную башню замка, они сказали ему: монсеньор Аго, нам приятно оказать услугу каждому иностранному рыцарю. Пусть будет так, добрый сир, как просите вы и ваши люди, но вы унесете с собой только ваше оружие. Так и будет сделано, ответил мессир Аго. После этого он отправился к своим соратникам и рассказал им, о чем он договорился. Тогда они вооружились и оседлали своих лошадей, которых у них оставалось только шесть. Нескольких пришлось покупать у англичан, которые запросили за них очень дорого. Таким образом уехал мессир Аго де Бо из замка Ла Реоля, оставив его англичанам, которые поспешили его занять; а вышеупомянутый мессир Аго направился оттуда в город Тулузу».

Граф Дерби оставил в Ла Реоле некоего английского рыцаря, поручив ему восстановление стен города и замка, и, продолжая свой марш, подступил к Монпеза[15]. Единственными защитниками этого города были только добрые люди (люди из народа) страны, которые укрылись там со свои имуществом надеясь на его крепкие стены. И защищались они, сколько могли; но в конечном итоге замок был взят штурмом с помощью лестниц. Граф потерял там большое число своих лучников и рыцаря, который носил знамя графа Стэнфорда. Затем он появился перед Молеоном, который сразу же велел атаковать, но безрезультатно. Прибегли к хитрость. Гасконский рыцарь, о котором мы уже говорили, Александр де Комон, сказал графу: сир, сделайте вид, что вы уходите, и что направляетесь в другое место, и оставьте немного ваших людей перед городом. Те, внутри, тут же выйдут, я их хорошо знаю. Ваши люди, которые останутся здесь, сделают вид, что отступают, а мы будем в засаде под этими оливковыми деревьями. Как только они дойдут до нас, одна часть наших нападет на них, а остальные прорвутся в город. Дерби последовал этому совету. Он оставил на месте графа Кенфорда всего лишь с сотней бойцов, объяснив ему, что надо делать. Затем он уехал оттуда, забрав все грузы, тюки и поклажу, как если бы хотел снять осаду. В полу-лье, он оставил многочисленную засаду, разместив ее в ложбине, поросшей оливковыми деревьями, и в нескольких виноградниках, которые к ней прилегали, а сам отъехал несколько дальше.

Когда жители Молеона увидели, что граф ушел, и заметили как мало его людей осталось, они решили между собой: давайте, не теряя удобного момента, выйдем и разобьем эту кучку англичан, которые перед нами. Мы застанем их врасплох, и они будут полностью в наших руках. И будет нам большая честь и выгода. Все на это согласились. Они спешно вооружились и выступили, обгоняя друг друга. Граф Кенфорд и те, кем он командовал, видя, как они выходят, начали отступать. Гарнизон поспешил в погоню, и, преследуя их, он дошел до того места, где скрывалась засада. Те, кто там был, бросились на них, крича: Мони, так как Готье был их командиром. Пока одни неожиданно напали на гарнизон, другие поспешили в город, ворота которого они нашли открытыми, и завладели мостом и главными проходами, причем без особых усилий, так как те немногие солдаты, оставшиеся в городе, приняли их за своих товарищей, возвращающихся с трофеями. Гарнизон был таким образом полностью захвачен или перебит. Но граф Дерби в силу своей доброты не позволил жечь и грабить город, и передал его со всеми сеньоральными правами монсеньору Александру де Комону за совет, благодаря которому он был взят. Затем он пришел к Вильфраншу в Аженуа, который взял штурмом, как и замок. Таким образом прошел граф Дерби всю страну, от края до края. И никто не смог помешать ему, и завоевал он города и замки, и захватили его люди столько добра, что просто чудо.

Овладев Вильфраншем, английский военачальник подошел к Миремону, который сдался после трех дней осады. Тоннен и крепкий замок Дамазан, хотя там было предостаточно латников и лучниками, не оказали никакого сопротивления. Ангулем обещал открыть свои ворота, если через месяц король Франции не пришлет достаточно сильного человека, который мог бы сразиться с графом Дерби; а когда такой человек так и не появился, Ангулем принял английское подданство и получил в качестве губернатора Джона Норвича. Мортань, защищаемый только молодым Бусико, которому со временем предстояло стать славой Франции, отбил все атаки англичан, которые оставили у подножия его насыпей большое число погибших, и еще больше раненых. Дерби сорвал обиду от неудачи на нескольких соседних городах; но так как приближалась зима, он переправился через Жиронду, распустил свои войска и ушел от Бордо дожидаться весны.

Пока граф Дерби со своими победоносными войсками разгуливал по провинции, Пьер де Бурбон не покидал Кагора и его окрестностей, созывая ополчение и нанимая на службу королю всех сеньоров, которых смог привлечь. Пон де Тезан, Гер, сеньор де Кастельно и многие другие бароны встали под знамена Жана де л’Иль-Журдена, достойного сына Бертрана. Герцог Нормандский, в свою очередь, отдавал приказы о сборе многочисленной армии; а пока она собиралась, он созвал ассамблею Штатов Лангедока. Там были представлены все три сословия; третье сословие дало согласие только на сбор фуажа в размере десяти солей с огня, вносимого в три этапа, в апреле, мае и июне. Разошлись только в конце мая, прося об отмене налога на соль и некоторых других, слишком обременительных для народа. Скоро войска присоединились к принцу в Тулузе. Все не смогли жить в городе, столь велика была армия, почти сто тысяч или более[16].

Герцог во главе авангарда прошел через Монтобан и остановился в Ажане. Основная армия выступила к концу июня. Вначале она атаковала Миремон, захваченный англичанами за несколько месяцев до этого. Губернатор пытался его защищать; но он погиб, как и бóльшая часть его людей, и город был взят. Его судьба не запугала гарнизон Вильфранша, хотя капитан, который там командовал, был в это время в Бордо у графа Дерби, который вызвал его к себе. Гарнизон оказал яростное сопротивление; но в конце концов он был почти весь перебит. Город разделил судьбу гарнизона. Он был предан огню и разграблен. Остался нетронутым только замок, и принц Жан, с его непонятной беспечностью, которая принесет еще немало горьких плодов, даже не подумал его занять.

Затем он двинулся на Ангулем, и плотно его обложил. Граф Дерби, не осмеливаясь выступить против столь значительных сил, оставался в Бордо, довольствуясь лишь наблюдением за их перемещением. Узнав, что замок Вильфранша оставлен без присмотра, он тотчас же направил туда четырех рыцарей, чтобы занять его. Он дал им шестьдесят латников и триста лучников, и пообещал поспешить к ним на помощь, если на них нападут. По пути этот отряд значительно увеличился, и скоро под началом этих рыцарей было более пятнадцати сотен человек. Они беспрепятственно вошли в Вильфранш, восстановили его стены и ворота, и собрали в замке продовольствия более чем на шесть месяцев. Английский военачальник не забывал и о Эгийоне. Он направил туда Готье де Мони с самыми доблестными из своих рыцарей, и поручил ему хранить крепость, так как будет чересчур разгневан, если тот ее потеряет.

Меж тем герцог Нормандский, не в силах взять Ангулем приступом, решил начать его блокаду[17]. Столь вялая война скоро наскучила его рыцарям; они начали совершать рейды по стране, завоеванной англичанами, нанося им значительный урон, и возвращались в лагерь нагруженные трофеями, а иногда и с многочисленными пленниками. В этом особенно отличались сир де Бурбон и его братья. Они всегда были первыми в таких набегах.

Так прошло несколько дней, продовольствие в городе значительно сократилось, и не похоже было, чтобы граф Дерби хотел рискнуть своей армией, пытаясь снять осаду. Горожане готовы были перейти на сторону Франции, но пока их удерживал страх перед англичанами. Герцог Нормандский дал твердо понять, что не оставит стен, пока не получит ключи от города. Джону Норвичу пора было задуматься о своем спасении и о спасении своего гарнизона. Накануне Сретенья он пришел к амбразуре, один, не говоря никому, что он задумал; он подал своим капюшоном знак осаждающим, что хочет с кем-нибудь поговорить. Его спросили, чего он хочет. Я охотно бы поговорил, сказал он, с монсеньором герцогом Нормандским, или с одним из его маршалов. Это передали сыну короля, который явился туда в сопровождении нескольких рыцарей. Как только комендант увидел его, он снял свой капюшон и поприветствовал его. «Герцог ответил ему тем же и спросил его: Жеан, как дела! Не хотите ли вы сдаться. Я вовсе не намерен это делать, ответил английский рыцарь, но я хотел бы вас попросить, что бы из уважения ко дню Богородицы, который будет завтра, вы предоставили нам перемирие только на завтра, чтобы ни ваши, ни наши, не могли докучать друг другу, но жили в мире. И герцог ему ответил: я согласен».

На следующее утро, Джон Норвич велел открыть ворота и двинулся по направлению к форпостам, ведя весь свой отряд с оружием и багажом. Французы удивились такому выступлению. Джон выехал вперед и закричал: сеньоры! сеньоры! стойте, не причиняйте нам никакого зла. У нас перемирие на весь этот день, предоставленное монсеньором герцогом Нормандским, как вы знаете, а если вам это неизвестно, то узнайте у него самого. По условиям этого перемирия мы можем ехать, куда нам угодно. Герцог Нормандский, которому сообщили об этом, ответил, что пусть они идут, с Богом, своей дорогой. Я выполню то, что им обещал. Так Джон Норвич прошел через расположение французской армии и ушел в Эгийон.

Благодаря этому случаю и еще нескольким подобным, герцог Нормандский и получил, видимо, прозвище Добрый, которое у наших предков означало скорее недалекую простоту, чем истинную доброту. Это последнее определение, как нам кажется, слишком мало соответствовало государю твердому, жестокому, заносчивому, упрямому в своих прихотях, каковым был сын Филиппа де Валуа. По крайней мере стоит отметить, что эта доброта дорого обошлась Франции. Джон Норвич и его люди, усилив гарнизон Эгийона, надолго продлили осаду этого замка и помешали, таким образом, герцогу Нормандскому уйти на соединение со своим отцом. Если бы армия принца успела объединиться с армией Филиппа, Эдуард вряд ли бы осмелился рискнуть и войти во Францию; таким образом наша родина могла бы избежать поражения при Креси. Редко, когда политические ошибки обходятся дешево: гораздо чаще они влекут за собой очень серьезные последствия.

После ухода английского капитана, Ангулем открыл свои ворота. Жан простил горожан, принял от них оммаж и двинулся на Дамазан, где он две недели вел осаду, ежедневно производя штурм. В итоге город был взят, и все англичане и гасконцы, находящиеся внутри, были убиты. Затем герцог Нормандский пришел к Тоннену, который он нашел хорошо охраняемым англичанами и гасконцами. Они долго оборонялись, и, более удачливые, чем их собратья в Дамазане, сдали город, сохранив свое имущество и жизнь. Жан даже велел проводить их до Бордо. Пасху он встретил на берегах Гаронны. После этого он продолжил свой поход, и, следуя вдоль реки, вышел к порту Сен-Мари, который англичане хорошо укрепили и где оставили гарнизон из двухсот человек, что не помешало французам его захватить и пленить гарнизон.

Армия, увеличенная всем дворянством страны, появилась, наконец, под стенами Эгийона[18]. У англичан было достаточно времени, чтобы снабдить крепость всем необходимым, и ввести туда своих лучших воинов. Со стороны французов там было, по словам Froissart, сто тысяч бойцов, конных и пеших. Сначала там было по два-три штурма в день, а вскоре уже дрались с утра до вечера без перерыва. Армию разделили на четыре части. Первая нападала с утра до завтрака, вторая от завтрака до полудня, третья с полудня до вечера и четвертая с вечера до ночи. И так штурмовали шесть дней, но те, кто находился внутри, были столь же неутомимы, сколь отважны в обороне. Подвезли осадные машины, но и они не принесли успеха. Упорство с обоих сторон было необычайным. Казалось на карту положена национальная честь. Этот век не знал больше столь памятной осады, как по ярости атак, так и по твердости защиты стен. Принц поклялся, что не отступит ни на шаг от насыпей, пока не возьмет замок, если только приказ его отца не отзовет его. Тем не менее он направил коннетабля Франции и графа де Транкарвиля, чтобы те рассказали королю о том необычайном сопротивлении, с которым ему пришлось столкнуться. Филипп, радуясь своему решению, приказал ему оставаться там до тех пор, пока он не возьмет город измором, если не удастся захватить его силой. Этот приказ положил начало блокаде.

В конце мая, Жан, предоставив продолжение осады капитанам, командующим от его имени, возглавил Штаты Лангедока, которые он созвал на последний день этого месяца. Там было решено, что каждое сенешальство предоставит королю латника со ста огней, и выделит на его содержание по семь солей и шесть денье в день. За это король отменит налог на соль, четыре денье с ливра при продаже продуктов и многие другие налоги. Отдельно принц переговорил с духовенством архиепископств Тулузы и Оша, которые предложил помощь для содержания некоего числа войск помимо десятой части, которую они выплачивали. Это предложение было принято с радостью, и в июле было решено оговорить способы его осуществления. Но все эти жертвы оказались напрасными.